Пьетро очистил сваренное в крутую куриное яйцо и стал его есть, закусывая черным хлебом, с уложенным на него толстым слоем вкусного коровьего масла, откусывая от большого белого гриба, засоленного в этом году. Потом он взял расстегай и съел его, запивая теплым жирным молоком. Кофе в доме Акима пока не пили, поэтому итальянец тяжело вздохнул, вспомнив его бодрящий аромат. Странно, в его родную Венецию кофе привезли из Османской империи, которая ближе территориально и даже по духу, московитам, а они не пьют этот чудесный напиток. Эх, сейчас бы чашечку кофе, - подумал Пьетро, но выдохнул и сделал глоток молока.
- Как спалось? – в комнату вошел Аким, как всегда бодрый, жизнерадостный и улыбающийся. – Не болит голова? Проголодался? Я вот тоже!
- Садись рядом, все очень вкусно, - Пьетро пригласил хозяина присоединиться к его трапезе и составить ему компанию, а дворовый мальчишка уже отодвинул стул.
Аким опустился на стул рядом, протянув руку взял большой кусок мяса, бросил его на ломоть черного хлеба, откусил, стал жевать и потом посмотрел с хитрецой на итальянца.
- На днях приезжал ко мне в дом сын воеводы, - проговорил он медленно с расстановкой, внимательно изучая мимику гостя. Тот не дрогнул. – Хотел встретиться с тобой, об чем-то поговорить… Паула тебе сказывала?
Итальянец был невозмутим и ждал продолжения. Прошло два дня с того вечера, как он разговаривал с Паулой о молодом Морозове. Он обещал ей наутро дать знать боярину о своей готовности к встрече, но ни на следующий день, ни через день, Пьетро так и не попросил хозяина дома об отправке человека к Морозовым. Наоборот, он попросил того не спешить с этим делом. И вот его русский компаньон сам вновь поднял вопрос, коий не покидал ум итальянца. Аким знал, что Пьетро наверняка догадывается, о чем он хочет с ним говорить, но от реакции итальянца хотел понять насколько быть откровенным.
- Помнишь этого молодого боярина? Тезку твоего… - итальянец молча пережевывал пряник и запивал его молоком. – У них еще с Паулой большая дружба…
- Помню, - кивнул головой Пьетро.
- Так вот, искал он встречи с тобой. Я дал слово, что извещу его, как ты вернешься. Прошло несколько дней, а я так и не заслал человека к нему. Вот и спрашаю тебя, извещать, али нет?
Пьетро задумался, поэтому, как обычно в такие минуты замер. Его челюсти перестали пережевывать пряник, а глаза уставились в одну точку, находящуюся где-то над головой Акима. Дочь ему уже не раз говорила о своих чувствах к молодому московиту, но он надеялся, что московский дворянин высшего ранга не захочет серьезно связывать свою жизнь с купеческим сословием, хоть и венецианским. Поэтому пропускал мимо ушей все рассказы дочери о ее юноше, о том, какой он славный и благородный, умный и красивый, культурный и образованный, как настоящий европеец. Но, видимо, ошибался он, и напрасно гнал от себя все мысли о будущем дочери, о ее замужестве с московским вельможей, а стоило бы раньше задуматься и внимательно взглянуть на их отношения, как оказалось в итоге очень даже серьезные, поскольку не стал бы сын головы огромного уезда добиваться встречи с простым купцом. А может у того какие-нибудь торговые вопросы? Может хочет заказать какой товар? Нет. Не может такого быть. Выходит, именно о своих чувствах к Пауле и желает юный Морозов поговорить. Тогда надо решать, как быть, готов ли он соединить две жизни, такие разные, разные во всем, в привычках, воспитании, вкусах? Хотя о вкусах судить пока рано, а воспитан юный боярин европейскими учителями и науки учил с помощью европейцев и воспитание от них же. Может тогда подумать о расчете, о браке по расчету? Хм… Выгода от брака дочери сомнительна. Неизвестно, как к такому замужеству отнесется сам воевода, наверняка он пророчит сыну в жены какую-нибудь знатную особу, из старинного и влиятельного русского дворянского рода, что и к царю поближе и богатства не меньше, чем у него. А тут сын преподнесет отцу такую неожиданность и расстройство явное! Что должен будет сделать отец? Конечно помешать женитьбе. И в этом деле много способов! Столько, сколько звезд на небе. Можно действовать и через отца невесты, а вот он-то самый уязвимый в способах отговорить молодых от женитьбы. Можно просто немного начать мешать торговле. И прощай не только торговля, хотя, впрочем, и сама жизнь может оказаться под угрозой. Московиты славятся своими жестокими нравами, даже своих дворян легко сажают на кол, что уж говорить об иноверцах! Знал об этом Пьетро не понаслышке, сам видал казни на площадях, видел, как ноздри рвали и буйные головы рубили, на дыбе подвешивали и в петле душили. Боялся итальянец за свою жизнь, а еще больше за жизнь дочери своей. Но боязнь за дочь была следствием его огромной любви к ней. Любил свою дочь Пьетро. Не мог он огорчить ее, тем более если она влюбилась по-настоящему, так, как он влюбился в свое время в ее мать. Да какой уж тут расчет! И такая борьба продолжалось уже несколько дней внутри Пьетро. Утром он решался, а к обеду уже менял свое решение на противоположное. И вот нонче взвесив все, Пьетро, наконец, решил все-таки встретиться с молодым Морозовым, выслушать его, а уж потом принимать какое-то решение. Опосля он и с дочерью поговорит.
- Шли человека. Разве гоже заставлять ждать такого высокого синьора! – вздохнул немного облегченно Пьетро.
- Ты догадываешься об чем он хочет молвить? – Аким искоса посмотрел на товарища
- О чем бы не хотел говорить, негоже противиться беседе…
- Добро, нынче же отошлю человека, - Аким встал из-за стола и недоев свой пирог, щедро начиненный грибами, ушел, оставив Пьетро одного.
Тот еще маленько посидел за столом, жуя в задумчивости всякую снедь, с избытком имевшуюся в доме московита, а потом отправился в свою комнату, чтоб подвести окончательные расчеты и понять сколько на этот раз он заработал. В комнате, любезно предоставленной только для него, у Паулы была своя светелка, Пьетро достал амбарные книги и стал вести подсчет проданным товарам и купленным совсем недавно. Работа для кого-то скучная и монотонная, но только не для негоцианта из Венеции. Пьетро любил считать, особенно свои прибыли. Конечно, убытки иногда случались, но без них никуда – таково уж торговое дело. За сведением расходов и доходов быстро пролетел день и приезд молодого боярина застал итальянца врасплох, он совсем забыл о разговоре с Акимом.
В дверь постучались и тоненький девичий голосок пропел:
- Барин, мой господин просит тебя спуститься. Пожаловал боярин Морозов! Тебя оба дожидаются.
Пьетро поднял голову от книги и недовольно покачал головой, словно говоря, что не вовремя его прерывают от очень важного труда. Но все-таки он захлопнул толстую книгу и встал. Переодеваться в какие-то особые платья он не стал, а так, в чем был, в московитской одежде, направился на встречу с молодым человеком, который тотчас прискакал, как только в ворота отцовского дома постучался человек от купца Акима.
Раньше Пьетро не встречался с Петром Ивановичем Морозовым. Он слышал о нем от дочери и от Акима, но не видел того и уж точно ни разу не разговаривал. При появлении итальянца в комнате, Петр Иванович встал, хотя мог и не делать этого, так как был на много выше рангом какого-то заморского купца. Но сделал он этот жест от уважения к отцу своей любимой и так требовали правила хорошего тона, которому его учили заморские учителя. Это вежливо, - говаривали они, - и к тому же сводит простых людей с ума, поражая их необъяснимостью.
Пьетро поклонился и молодой человек ответил ему тем же. Аким тоже стоял, понимая, что в присутствии боярского сына ему не пристало сидеть.
- Здоровья тебе, господин Пьетро! – тихо, но с чувством собственного достоинства произнес молодой Морозов.
- И тебе здравия, господин Морозов. Аким поведал, что искал ты встречи со мной? Sto ascoltando voi, - Пьетро перешел на родной язык. Он, конечно, мог продолжать разговаривать на плохом русском, но сделал это по двум причинам. Во-первых, так ему было понятнее и проще изъясняться, а во-вторых, он хотел проверить знание итальянского языка этим благородным московитом, о котором все говорили с восхищением, о его каком-то сказочном европейском образовании.
