Сын проснулся и, улыбаясь посмотрел на обеспокоенную мать. Его улыбка вернула Пелагею к ее повседневным делам и заботам, на время оторвав от тревоги за мужа. Заботливая мать взяла ребеночка на руки и приложила к молочной груди. Васька стал жадно есть, теребя ручкой материнскую толстую косу, переброшенную через плечо.

Ванька же тем временем добежал до приказной избы. Там уже собралась вся его десятка, ждали только его и десятника Котова Захара, уже немолодого мужчину, сорока с лишним лет от роду.

- Что случилось? – запыхавшись спросил Ванька у своего дружка Носова Осипа.

- Говорят, что охранная десятка заметила нескольких татей, бегущих со стороны федоровских складов. Они бросились за ними, но почти сразу заметили всполохи. То загорелись склады…

- Татей поймали?

- Не знаю.

- А кто-нибудь из десятки Савельевской здесь?

- Не! Только наша!

- А кто тушит? Или никто?

- Так там уже три десятки!

- Странно, - произнес свои думки вслух Ванька, - а мы отчего не идем? Чего ждем? Верно нам предписывают что-то другое…

- Ага! Видать за татями устроить погоню!

Буквально сразу появился и их десятник Котов. Он тоже был взволнован и, видно, знал несколько больше, чем его десятка. Ванька понял это по тому, что Котов не нес с собой ни ведра, ни топора, ни багра. В то время, как все остальные принесли с собой эти необходимые при пожарах предметы. Десятник поздоровался со всеми и, сняв шапку, вошел в приказную избу. А его десятка осталась толпиться возле избы, изнывая от нетерпения и неизвестности.

- Что думаешь, куда нас? – спросил Осип, устраиваясь поудобнее на завалинке соседней избы.

- Думаю, не на пожар эт точно! – ответил Ванька. Он мог только догадываться, о чем идет речь в приказной избе, и кто там заседает. Вся десятка разбрелась по двору, ворота во двор так и остались открыты, несмотря на поздний час и опустившуюся ночь. Чернобров подумал о жене и сыне. Как там они? Волнуется Пелагия поди, не знает, что с ним, томиться в неизвестности, спать не ложится. А сообщить ей он пока не может. Ну, ничё, как только всё прояснится, он найдет способ известить жену.

Через какое-то время во двор влетел десятник Фролов Степан, чья десятка была в дозоре и тепереча преследовала татей. Чернобров его хорошо знал еще по юношеским играм. Они были одногодки. Степан совсем недавно был выбран десятником и пока не возгордился своим положением, общался запросто со старым приятелем.

- Постой, Степан! – окликнул торопящегося в избу десятника Ванька. Тот на мгновение остановился и всмотрелся в темноту, в сторону откуда его окликнули. Различив в темноте старого знакомого, он махнул рукой, дескать «некогда» и было опять устремился к приказной избе. – Что происходит? – тогда поспешил спросить его Ванька.

- Ой! Сам не понимаю! Посля!

- А где твоя десятка?

- Ждет за валом…

- А ты ж что ж убежал от них? – пошутил Осип, но понял, что зря и сразу же осекся. Но Степан то ли не услышал, то ли не обратил свое внимание на его слова. Он быстро отворил дверь в дом и исчез внутри его чрева. Во дворе опять воцарилось тягостное ожидание.

Ночь окончательно опустилась над городом, над старым кремлем, над сотнями домов и улицами, покрытыми кое-где деревянным настилом, а кое-где даже и булыжником, но мощеные места сразу заканчивались возле кремля в нескольких десятков саженей от него. Стрельцы сидели и тихо ожидали своей участи. Кое-где тишину ночи нарушал вой собак, ноющих в своих подворотнях. Странно, но шума пожара и соответственно шума, издаваемого людьми, тушащими его, слышно не было. Серые повседневные кафтаны стрельцов сливались с чернотой ночи и только лица, напряженные, взволнованные, совсем не улыбающиеся, выхватывались тусклым светом окошек приказной избы да яркой луной. Холодало и это говорило о том, что скоро придет зима, а с ней какой-никакой передых от хозяйских дел.

Еще через какое-то время во двор ввалилась десятка Савельева. От расслабленных и понурых стрельцов сильно разило дымом. Лица их были испачканы сажей, серые кафтаны насквозь пропахли потом, каким-то едким дымом и были не менее испачканы чем лица пожарников. В руках они несли свои орудия борьбы с огнем: деревянные ведра, багры, топоры. На многих головах отсутствовали шапки и кудри, черные рыжие, светлые, мокрые то ли от пота, то ли от воды прилипли ко лбам, шеям и вискам. Все стрельцы были уставшие, но довольные – видимо пожар был затушен.

- Здорово, братцы! – звонким окриком приветствовал вновь появившихся сослуживцев молодой стрелец только что поступивший на службу. Звали его Андрейка, он был сыном дьякона и многие задавались вопросом отчего тот не пошел по пути отца, а пошел на государеву службу. – Что там со складами? Не все сгорели? Осталось немного Федоровской семейке?

- Осталось… - неохотно пробурчал кто-то из прибывших.

- А что ж вы по домам не расходитесь?! Помыться бы вам! Приказали б женам баньки топить! – не унимался Андрейка.

- Я посмотрю, когда ты сам вернешься домой! – отозвался пожилой стрелец Михалков. Его лицо даже в темноте пылало красным ожогом.

- Да что ж такое сегодня происходит?! – не унимался Андрей. – Что за ночка! Одни возвращаются с пожара, но не идут домой. Другие ждут и их не посылают ни на пожар, ни в дозор, ни в погоню! Братцы, часом не брань ли назревает?!

- Типун тебе на язык, балаболка! – громко выругался старый стрелец из десятка Черноброва. – Помолчи, бисов сын!

Старик хоть и отмахнулся от слов Андрея, но все другие задумались. Ситуация действительно была необычной. Напряжение, нависшее над двором приказной избы, словно бездомная собака стала перебегать от одного стрельца к другому, выпрашивая у них ласки и сочувствия.

Наконец дверь избы отворилась и на крыльце появился десятник Захар Котов. Он натянул на себя высокую шапку, подбитую мехом, и огляделся по сторонам, пытаясь обозреть всю свою десятку. Стрельцы, увидев своего главу, сразу поднялись со своих мест и подошли к крыльцу. Котов подождал пока все подойдут и потом заговорил тихим, немного уставшим голосом.

- Друзья! Ведаю, что все вы томитесь в неизвестности! Скажу вам то, что сам знаю, но то, что говорить не велено, не скажу…

- Не томи, Захар! – громко за всех сказал старик, что отругал Андрея. Его звали Никонор Дыбин. Ему уже не долго оставалось служить, так как в будущем году он собирался выставить за себя подрастающего сына. – Сказывай, что стряслось!

- Щас, Никонор… дай мыслями собраться! – неуверенно отозвался десятник, он вновь помолчал, накаляя напряжение, но, наконец, продолжил. – В городе видать крамола… Все мы думали, что это тати пожар устроили, но это не так… Разбойный приказ прислал из Москвы особого обыщика, а человек воеводы сейчас сидит в избе и ждет его. Он щас уже у воеводы нашего. Наша десятка передается в распоряжение этого обыщика, есть на то письменный наказ воеводы…

- Да кто эти душегубы, что сотворили бесчиние?! – заговорили стрельцы. Их не взволновали слова десятника о том, что им придется столкнуться с разбойниками. Они привыкли исполнять все приказы и слушаться своего десятника. Их больше волновал вопрос кто такие эти люди, что пошли супротив установленного порядка. – И что произошло?!

- Разбойников с десяток, васнь два… они запалили склады и хотели поднять смуту в городе среди посадского люда. Меж них есть беглые, но во главе у них шляхтичи и украинцы. Несколько весей они сожгли, а пришли со стороны Смоленска…

- А что с дозором? – крикнул Ванька Чернобров, беспокоясь за своего приятеля.

- Дозор столкнулся с ними. Но те, пуляя из самопалов, гоньзнули, ушли из города в гай. Нашей сотне велено выловить всех супостатов. Но мы переходим в распоряжение обыщика, а что он прикажет мне покамест не ведомо. Так что, братцы, получайте порох и свинец и ступайте по домам за бердышами своими, саблями и пищалями! Инда прощайтесь с домочадцами своими, поскольку не знаю долго ль будем служить обыщику, и какие тяжкие испытания нас подстерегают. Таче приходите скоро сюда!