И при этом ни словом не обмолвился о том, что на переводческую стезю его направил сам Иосиф Бродский (другой на его месте козырял бы этим фактом на каждом углу). Как и тем обстоятельством, что на известном судебном процессе по делу «тунеядца» Бродского защитником молодого поэта выступила мама будущего переводчика, известный питерский адвокат Зоя Николаевна Топорова (1909—1997). Поэт Бродский навсегда сохранил благодарность к этой женщине и до самых последних дней жизни, при каждом удобном случае передавал ей приветы из своего «прекрасного нью-йоркского далека».
Не хвастал Виктор Леонидович и тем, что состоял в близком родстве, по материнской линии, с известным поэтом-символистом Юрием Борисовичем Кричевским. А вообще-то, почти все его родственники, как со стороны матери, так и со стороны отца, были юристами. Дед даже какое-то время работал председателем городского арбитражного суда. А потому неудивительно, что в семье совершенно искренне полагали, что юный отпрыск пойдет по стопам родителей, дедов и прадедов и в положенный срок на свет вылупится еще один адвокат, защитник сирых и оскорбленных. Но не тут-то было! Строптивость, заложенная в характере ребенка, видно, с самого рождения, дала знать о себе слишком рано. К тому же, как не без иронии заметил сын знаменитых адвокатов много позже, его способности явно не лежали в плоскости защиты. С пеленок его тянуло именно к сфере обвинения. Недаром впоследствии на вопрос одного из досужих журналистов, почему все рецензии у него ругательные, Виктор Леонидович ответил, не задумываясь: «Видимо, я ругаю значительно талантливее, чем хвалю».
Всегда настроенный воинственно, неизменно насмешливый, Топоров на протяжении всей своей жизни говорил и писал только то, что думал. Всегда! Редкое качество, не правда ли? Почти не встречающееся в современной жизни.
Впрочем, страсть к розыгрышам и эпатажу у него тоже была с детства. Еще совсем маленьким мальчиком Витя практически обессмертил свою родную тетю Сару, библиотекаря по профессии, подрабатывавшую исполнением русских народных сказок в районном Дворце пионеров, тем, что придумал ей кличку: Сарина Родионовна. В школе однажды накропал такое возмутительное сочинение, что учительница, с легкой душой влепившая ему «кол», сделала весьма примечательную приписку: «Витя! С таким содержанием никакая грамотность не поможет».
«Мне внезапно разонравилось вписываться в систему — в какую бы то ни было систему, во всяком случае, вписываться в нее на долгое время», — признавался впоследствии сам Топоров, как всегда не кривя душой и не лукавя понапрасну. Но при этом никогда, даже в самые тяжелые периоды своей жизни, у него и близко не возникало мысли об эмиграции на «историческую родину» или еще куда-нибудь, но подальше от России. Россия — моя Родина и мой дом: этот сознательный выбор Топоров сделал еще в ранней юности и остался верен ему до конца.
Полулидер-полушут — вот та маска, которую сознательно примерил на себя Виктор Топоров еще в школьные годы, и эта маска с годами буквально приросла к его лицу, и современники, в первую очередь, коллеги по литературному цеху, все те обиженные и оскорбленные, которым он с бесшабашностью клоуна на манеже раздавал оплеухи направо и налево, не сильно задумываясь о последствиях, лишь возмущенно разводили руками, призывая широкую писательскую общественность поставить-таки обидчика, наконец, на место.
Его часто называли в прессе «санитаром леса», но Топоров лишь отшучивался в ответ: «Я санитар джунглей. Литературный мир России напоминает скорее джунгли, чем лес».
А уж названия, которые он придумывал для своих многочисленных эссе, появлявшихся в самых разных изданиях, в которых он откликался на все наиболее значимые или просто одиозные события как в культурной, так и в политической жизни России, так вот, эти названия — ну просто шедевры! Иначе и не скажешь... Обхохочешься, еще не успев приступить к чтению опуса. Судите сами!
«Проверка на Швыдкость»
«На золотом тельце сидели»
«Непоротое телевидение»
«Бремя серых»
«Альтернативная история: «Ельцин в Форосе»
«Пломбированный вагон оранжевой революции»
«Не пей вина, Гертруда! После водки...»
«Бей своих — спасай Россию»
«Провиденциальные анекдоты»
«Я спросил у Тополя, что за люди в Ясенево»
Кстати, в этой последней рецензии Виктор Леонидович разделал, как говорится, «под орех» двух известных беллетристов начала девяностых годов — Эдуарда Тополя и Фридриха Незнанского, чья графоманская продукция в те годы буквально заполонила книжный рынок.
«Любите ли вы Путина, как люблю его я?» — издевательски вопрошал он в одном из своих очерков, обращаясь к политическим оппонентам и комментируя текущие политические события в России. Ах, не любите? Тем хуже для вас, родимые!
В другом своем эссе под названием «Тень Баркова», датированном 2004 годом, Топоров весьма иронично откликнулся на издание пресловутой поэмы, известной своей запредельной нецензурщиной. «Цензуру отменили, Баркова напечатали, и мир не перевернулся», — меланхолично замечает он. И далее: «Время, пожалуй, учредить Барковскую премию и для начала присудить ее Кахе Бендукидзе и Филиппу Киркорову. И — за заслуги лет и по совокупности — Черномырдину».
Весьма забавны те исключения, которые Виктор Леонидович все же делает для табуированной лексики. Известный матерщинник в быту (да и не только!), он резонно полагает, что первое «исключение — это русский мат, про который сказано: мы им не ругаемся, мы на нем разговариваем. Исключение — российская жизнь, при которой и про которую разговаривать хочется только матом».
Что ж, трудно возразить маститому литератору. Разве что вспомнить к месту известные строки Евгения Лукина.
Нам демократия дала
свободу матерного слова.
Да и не надобно другого,
чтобы воспеть ее дела.
Как трудно не согласиться с еще одним его умозаключением о том, что со временем «стилистические разногласия неизменно перерастают в политические. И, разумеется, наоборот».
Вот это уж верно на все сто двадцать процентов! Разве не так? Когда задумываешься о событиях последней четверти века, то невольно спрашиваешь себя: а не началась ли разруха в головах нашего народонаселения, и в первую очередь, государственных мужей, повлекшая за собой кардинальный слом всей предшествующей системы, с того, что мы в свое время совсем не удивились и легко согласились с тем, что на карте мира появился Кыргызстан вместо привычной Киргизии, или Башкортостан вместо Башкирии, или Алматы и прочее, и это вопреки всем нормам русскоязычного произношения. В самом деле! Не называем же мы столицу Великобритании «Ландан», как это принято у них, а говорим традиционное «Лондон». И Рим не величаем Ромой, и французская столица для нас — это Париж, а не какой-то там Пари. Зато у себя дома охотно приняли все, что нам предложили. Начисто позабыв о том, что подавляющее большинство всех географических названий в русском языке сохраняют свое традиционное (часто сложившееся исторически) произношение и правописание. Ну так и по боку все эти дурацкие традиции! И что нам эта никому не нужная стилистика? Вот и начудили всласть. Одно «в Украине» чего стоит! Вместо классически правильного «на Украине», то есть всего лишь на окраине территории и ничего более. Однако вернемся к теме.
Стилистические разногласия Топоров всегда чувствовал очень остро и бурно реагировал на любые неточности в переводах. Недаром многие величали его не иначе как «воинственным переводчиком». Побольше бы таких, особенно сегодня, когда переводчиков, как говорится, пруд пруди. А вот хороших — раз, два и обчелся. О катастрофическом состоянии дел в области перевода Топоров с горечью, хотя и с присущим ему юмором, написал в своем эссе «Репертуар Карузо». Позволю себе привести пространную цитату из этого эссе, ибо каждое слово в нем — в самую точку.
