Надо сказать ему. Но она пока не может. Прежде нужно выяснить, что он здесь делает и каковы его планы. Она больше не юная наивная девочка. Едва ли удастся забыть год, прожитый в одиночестве, с разбитым сердцем и беспрестанными осуждающими пересудами. Боже, как осложнилась ее жизнь!

Минута прошла в напряженном молчании, после чего Байрон отпустил ее руку, отступил на шаг. Лишь тогда Леона открыла глаза. Он стоял на некотором расстоянии и смотрел на нее жестче, расчетливее. Она запаниковала. Возможно ли, что ему уже известно о Перси? Или просто злится, что она не припала к его ногам в порыве благодарности?

– Мне нужен дизайнер, – негромко произнес он. В его голосе не было злобы, что шло вразрез с выражением глаз. – Я собираюсь открыть новый ресторан.

– Здесь?

– Здесь. Предстоит много работы, и я хотел убедиться, что ты по-прежнему интересуешься подобными вещами.

– Ты собираешься остаться в Денвере? – с надрывом воскликнула Леона. Ей нужно знать. Если Байрон останется в Денвере, то…

Нужно сообщить ему о Перси, обсудить, в какие часы он сможет видеться с ребенком, какую поддержку оказывать и…

Никаких отношений. Между ними все кончено. Эту страницу своей жизни она перелистнула.

Она лихорадочно анализировала факты. Он открывает собственный ресторан, значит, ее отец неизбежно узнает о его возвращении домой и выйдет на тропу войны, чтобы отравлять им жизнь. Отец найдет способ снова вмешаться, несмотря на ее отчаянные попытки обособиться от родителей, сделает все возможное, чтобы уничтожить Байрона. Снова. И в очередной раз наказать ее. Заодно.

– Да, я вернулся домой.

Байрон вошел в помещение, которому со временем суждено стать рестораном.

– Добро пожаловать в темницу. Ты работаешь в таком направлении?

– Нет.

Байрон спрашивал себя, какого черта он творит. Касается ее лица, целует руку. Он вовсе не собирался делать ничего подобного. Его план прост: нанять ее оформить интерьер ресторана и, встав на ноги, вышвырнуть из своей жизни. На этот раз на собственных условиях. Она в нем не нуждается, он же – только в ее дизайнерском мастерстве.

В теории все просто, но не на практике. Едва увидев Леону снова и убедившись, что она не носит обручального кольца, он тут же потерял голову. Она являла собой загадку, о чем в очередной раз напомнила, когда закрыла глаза, отказываясь даже смотреть на него.

– Как жаль, – вздохнула она. – Здесь ничего не стоило бы менять.

Байрон усмехнулся против воли. Леону всегда обуревал дух противоречия. На людях спокойная женщина, избегавшая столкновений, она, стоило остаться с ним наедине, обнажала истинную сущность – вспыльчивая, саркастичная, наблюдательная, острая на язычок. Заставляла смеяться его, закоренелого циника, который считал, что давно не способен на проявление каких-либо эмоций. А с ней хохотал от души. С ней – для нее – переживал целую гамму чувств.

Он любил ее. Или думал, что любит. Или притворялся, чтобы расставить ловушку Харперам. Она ведь сказала, кем на самом деле является, правда слишком поздно.

– Как я понимаю, камеру пыток ты здесь устраивать не собираешься. Каковы же тогда твои соображения?

– Что угодно сгодится.

– Веди себя серьезно, Байрон.

Если бы он не смотрел на нее, не заметил бы, как она притопывает ногой, поднимая облачка пыли.

– Я серьезен, как никогда. Можешь дать волю фантазии и сделать из этого помещения все, что захочешь. А я буду выбирать меню по своему усмотрению. Единственное ограничение – нужно предлагать посетителям наше пиво. В остальном ресторану предоставляется полная свобода действий.

Прижимая к груди планшет, Леона наградила его долгим взглядом, значения которого он уловить не сумел.

– Должно же у тебя быть хоть какое-то представление о том, что ты хочешь в итоге получить.

– О да, имеется. Я всегда знаю, чего хочу. Но не привык получать желаемое.

Леона ахнула, Байрон невозмутимо прошагал в будущую кухню. Нельзя снова пустить ее к себе в душу. Не следовало ему приглашать ее сюда. И вообще, в Испании дышалось куда свободнее, там Леона была всего лишь воспоминанием, а не женщиной из плоти и крови, от одного взгляда которой Байрон терял самообладание.

Умнее всего было бы держаться от Харперов подальше. Однако Байрон, сам того не ведая, не пересек черту. Так должно быть и впредь.

Он раскрыл двери в кухню и включил все освещение.

– Здесь придется все основательно переделать.

Ему не по силам исправить величайшую ошибку, но он может хотя бы не повторить ее. Всего-то и нужно – сосредоточиться на работе. Ему необходимо научиться быть Байроном Бомонтом в городе, где эта фамилия известна всем и каждому, показать Леоне Харпер, что она больше не властна над ним. Она показала несколько фотографий на экране планшета.

– Вижу. А меню ты уже разработал?

– Нет. Я только вчера дал согласие, а до этого считал, что сегодня буду уже на пути в Мадрид.

– Мадрид? Так вот куда ты отправился?

Конечно, она не знала. Не потрудилась поискать его. Было в ее голосе что-то такое, что заставило его повернуться к ней. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, даже не пытаясь скрыть изумления. И недоверия? Ей явно было больно. Что ж, ему тоже.

– Да. Первые полгода провел во Франции, потом уехал в Испанию.

Леона быстро посмотрела на его безымянный палец:

– Ты…

– Нет. Я работал.

– Ах, – выдохнула она. – А где ты работал?

– Помнишь Джорджа?

– Это шеф-повар твоего отца?

То, что она помнит Джорджа, заставило Байрона расслабиться. Значит, воспоминания о нем не стерлись из ее памяти. Не полностью, по крайней мере.

– Да. Так вот, один из его старых друзей из «Искусной кухарки» взял меня на работу в Париже, а потом я узнал об открытии «Эль Галлио» в Мадриде и перебрался туда.

– Ты работал в «Эль Галлио»? Это же трехзвездный ресторан!

Байрон вздохнул с облегчением. Она ничего не забыла. Даже если ее реакция всего лишь уловка, призванная расшатать устои семьи Бомонт, ему все равно стало легче дышать.

Многие месяцы они с Леоной говорили о ресторанах, мечтая колесить по свету и ужинать в самых роскошных заведениях, а по возвращении домой открыть собственное дело. Она занялась бы декором, он приготовлением пищи. Куда лучше работать на себя, чем на эгоистичного ублюдка Рори Макмакена! Голос Леоны вывел его из задумчивости:

– Ты намерен оставить «Эль Галлио» ради открытия своего ресторана здесь?

– Сущее безумие, правда? – Он осмотрелся по сторонам. – Не пойми меня превратно. Европа мне нравится, потому что там никому нет дела, Бомонт я или нет. Никто даже не знает этого имени. Там я просто Байрон, шеф-повар. Это было… Освобождением.

Он освободился от семьи и от давней вражды между Бомонтами и Харперами.

– Потрясающе, должно быть, – мечтательно протянула Леона.

Байрон удивленно повернулся к ней:

– Да. Не уверен, что хочу возвращаться к прежней жизни, но возможность открыть собственный ресторан упускать нельзя. Так я смогу влиться в семейное дело на своих условиях.

– Понимаю. Значит, решил остаться Бомонтом. – Голос звучал спокойно и напряженно, будто подтвердились ее худшие опасения.

Байрон не мог позволить ей уйти, навязав ему чувство вины. В чем она может его обвинить? Из них двоих именно он пострадавшая сторона. Это она держала его в неведении почти год. А потом отказалась от него по первому требованию своего отца. Насколько Байрон понимал, таков был их план с самого начала. После того как он уехал, Леон Харпер исхитрился продать «Пивоварню Бомонт» под носом у владельцев. Возможно, он велел дочери деморализовать одного из них. Как гласит пословица, разделяй и властвуй.

Если кто и должен чувствовать себя виноватым, то только Леона. Он-то никогда не скрывал свою фамилию и ничего не обещал. Слава богу, он не сделал ей предложение до того, как она предала его.