— Что ты имеешь в виду?
— Ты точно хочешь знать? – спокойно спросил Люциус.
— Такое уже бывало?
— Да, в шестнадцатом веке.Не осталось ни эфирного слепка, ни магического отражения – абсолютное Ничто. Его сжёг хранитель – Адамант.
— Он не возродится? — Северуса передернуло.
— Ни единого шанса, даже полевой формы не осталось.
— Остальные вопросы отпадают. Когда обед?
*
В маленьком дворике лондонского предместья земля под чахлой пихтой внезапно зашевелилась, будто тронутая мириадами невидимых насекомых, затряслась просеянной крупкой, заблестела крошечными камушками. Завёрнутый в прозрачный пластик, зарытый на приличную глубину круглый серебряный медальон с витиеватой «S» на украшенной алмазами крышке лопнул, словно стеклянный, и развалился на несколько остроконечных осколков.
В увлажнившемся чавкающем грунте наклюнулась большая почка, быстро разошлась крупными плоскими мечеобразными листьями. Сочный тёмно-зелёный ирис выпустил длинную упругую стрелку – огромный чёрный цветок распустился, шевеля на ветру бахромчатыми бородками…
На одном из сундуков в личном банковском хранилище миссис Лестрейндж большая золотая чаша задрожала, загудела, словно от тяжёлой поступи великана. Её полированное светлое чрево вдруг начало наполняться чем-то тёмно-алым и густым. Кровь тонкой струйкой перелилась через край, украшенный жёлтой шпинелью, обтекла нефритовую ручку, натолкнулась на янтарный глаз чеканного барсука, разбежалась по чернёным шишечкам колосков. Нырнула к тонкой ножке, закапала на пол. От чаши пошёл пар, сначала лишь лёгкое марево, через несколько минут он уже плотной желтоватой мглой завис над грудами сокровищ и стопками слитков. Кровь в драгоценном сосуде вскипела, пошла большими пузырями, светлой пеной. Ножка чаши подломилась, расплавленное золото разлилось огненной сияющей лужицей по крышке сундука…
Если бы какому-то ученику Хогвартса сейчас потребовалась помощь и надёжное место для хранилища секретного предмета, то трижды пройдя по коридору восьмого этажа, он точно смог бы открыть вход в Выручай-комнату. И там, в огромном зале, до потолка заваленном пыльной рухлядью, приглядевшись как следует, наверняка заметил бы ржавую, всю в бурых пятнах и вспухших корочках диадему, растрескавшуюся тонкой сероватой паутинкой. Облупившуюся и местами почти истлевшую. Только крупный синий сапфир в обрамлении бронзовых орлиных перьев мерцал спокойной сочной глубиной. Но через какое-то время и он расколется, словно засахаренный орех или дешёвая стекляшка, и от венца Кандиды Когтевран останется лишь тонкий витой покорёженный обруч…
*
Гамак провисал почти до самой земли, но вылезти из него Поттер уже не мог: только присел на краешек шёлковой сетки, натянутой под старой липой, и Драко, притворявшийся расстроенным и испуганным, утянул его к себе, завалил, прижал бедром, закинул на него ногу. Обе ноги. Артист! Пожалеть его — у юного наследника слабые нервы и расшатанная психика? Сказал бы Гарри, что у Малфоя расшатанное, но употреблять такие слова в отношении любовника – это одно (стимулирует, заводит, рождает правильный боевой настрой), а в отношении будущего супруга – не комильфо… Супруг… Слово-то какое странное. Гарри даже применительно к девчонкам не думал о себе в подобном ключе, а тут нате вам! Выпили зелье, поспали, Тёмного Лорда кокнули, причём, не взяв на душу тяжесть убийства…
— Не приняв на душу, — растерянно подумал вслух Гарри, поглаживая руки Драко, елозящие у него за поясницей. – Ой, нет, это в другом случае говорят. Короче, никого не грохнув и не взяв на себя убийство… Нет, это копы так в боевиках о бандитах говорят. Драко, я совсем думать не могу, когда ты так, — взмолился он, — а додумать-то мысль надо… или пусть уж… короче, совесть чиста, пора браться за политику.
Только вот… Волдеморта кокнули, благословение на брак получили… И оба супруги? Оба? Прям муж и муж? У Гарри что-то нехорошо зашевелилось под рёбрами. Прочь эти глупости! Мой Драко – вот и всё объяснение. Мой! А как это называть, пусть лолофиги головы ломают. Или кто там? Хотя, вопрос супружества не укладывался в голове так уж однозначно… Мистер Малфой дал согласие. В чём подвох?..
От трудных непривычных мыслей (он ещё и в смерть Волдеморта толком не успел поверить, а тут на носу свадьба…) Поттера отвлёк настойчивый голос Драко и его весьма выразительная поза наездника. Будущий супруг решил поиграть в ковбоя и, старательно ворочаясь в шатком гамаке, уселся на Гарри сверху. Но его ноги провалились сквозь сетку, и без надёжной опоры никак не получалось расстегнуть ни поттеровские штаны, ни свои.
— Гарь, а я не понял, — плюнул Драко на внешнюю эстетику, поджался, ссутулился и начал тереться о бугорок Гарри выставленным из ширинки сокровищем, сжал пальцы на внутренней поверхности его бёдер. «Зачем придумали эти дурацкие брюки? Лейне, килт – кое-что наши предки понимали!» — То есть мы не случайно рецепт зелья Исполнения сновидений у Снейпа в лаборатории прикарманили?
— Не прикарманили, а изъяли, — сказал весомо будущий политик. А что, способности налицо!
— И на хрена он нам?
— Власть!
— Поттер, какая власть?
— Ну, шантаж, подхалимаж…
— Ага, винтаж, декупаж, бандаж и высший пилотаж, — закончил Драко, — короче, ты сам еще не придумал, а уже спёр.
— Драко, любимый… — Малфою так нравился голос Гарри, произносившего это незатейливое слово. «Любимый… Эк у него естественно получается, будто всю жизнь тренировался! Даже мне с моими частными уроками ораторского искусства что-то подобное даётся с трудом». – Драко, любимый, нам надо место под убогим магическим солнышком себе завоевать. Я, конечно, герой или теперь не знаю кто. Но отныне нас двое. И не всё так просто. Растолкать старичьё не получится, придётся интриговать. А я в этом не очень… И ты прав, Дамблдора… надо… — тембр голоса Поттера ушёл в пике, Драко так стиснул его член через ткань брюк, что только шёпот смог вырваться сквозь выразительное «м-м-м-м».
— Великого светлого мага? – подсказал Драко, послушно переворачиваясь набок. — В отставку с компроматом! Больно он кровожадный.
— Да и законы надо менять, — Гарри лизнул Драко в губы, быстро коснувшись языком зубов и жарко выдохнув прямо в рот, поднял ему джемпер, высвободил край рубашки из брюк, оголил кусочек живота (чай, не лето: любовь любовью, а к нудистским закидонам прохлада весеннего вечера не располагала) и запустил кончик языка в малфоевский пупок. Драко не удержал высокого стона и смутился. Что за чёрт, уже и попробовали друг друга, а такие ласки рождали в его сердце наивную тоску, какой-то детский стыд и унизительное, совершенно не малфоевское желание подчиняться и предано заглядывать в глаза. Был бы хвостик, завилял бы сейчас и подставился под ладонь – гладь, чеши, щекочи, делай что хочешь, только будь рядом… Гарри, между тем, устойчиво упёрся ногой и справился с пряжкой малфоевского ремня. Быстро склонился и, словно стесняясь, неуклюже ткнувшись носом, поцеловал Драко в самый кончик набухшей головки. Его пальцы гладили упругий член Драко, старательно обводили основание, а сам он, поперхнувшись и закашлявшись, завозился и попытался перевернуться в гамаке. – Законы говорю. Э-э-э, надо менять законы. Министерство уже давно не способно…