Вот и он сам вышел на уже опустевший луг и вздохнул всей грудью. Легче не стало, радостней тоже. Пошевелил босой ступней мокрую от росы траву… Пожалуй, стало спокойней… Вздор! Наконец он подошел, Северус почувствовал это… Стоит за спиной.
— Партию?
— Конечно, Джеймс, когда это я тебе отказывал?
— Когда заведомо знал, что проиграешь.
— Поттер, ты не такой уж хороший игрок!
— Поэтому ты и любишь со мной играть… Расставляй фигуры. — Они сели под вязом, в тени, на старой садовой скамейке. — Какой-то идиллический пейзаж, добавь немного диссонанса.
— Капризный, как всегда.
— О, нет, я стал сговорчивей, как умер.
— Терпеть не могу, когда ты так говоришь, Поттер! — (Смеется. А правда ли, он был красивым?) — Сними очки, пожалуйста.
— Зачем?
— Хочу вспомнить, какие у тебя глаза.
— О, белые, белые!
Северус пугается. Джеймс достает из-за спины две зажатые в ладонях шахматные пешки.
— Я снова победил — ты играешь черными!
— Я всегда за черных.
— Волдеморт тебе не надоел?
— Мне и ты надоел, вот я тебя и предал.
— Северус, ты же сам знаешь, что это не так! Твой ход, не отвлекай меня, не выйдет…
*
«О чем этот сон? О смерти? — продолжая идти выбранной длинной дорогой, думал Снейп. — Господи! Разве я много просил? Посмотри на меня! Только его — друга, только её — любимую, а ты посмеялся надо мной! Я помню детство, нет, правда, помню! Там было хорошо. Пусть бедно, пусть тяжело. И этот мой профиль, как у хищной птицы, и чуть неуклюжая походка, и бледная кожа… Но там было все: и автобусы, пробегавшие прямо рядом с домом, и обычная школа, и вечно пьяный отец, и пыльное окно в мансарде, выходившее в садик соседнего дома, где жили две девочки. Обе худенькие… Это было настоящим. А потом — ложная гордость от тайны, что не такой как все, соблазны силы, бесцельность волшебства и тюрьма-а-а-а… Душный, скудный мир, закрытый загон — Великое Царство Магов! Обман. Декорация. Фарс».
Двадцатый век подходил к концу, а старцы в остроконечных колпаках все играли и заставляли играть других в свои шарлатанские игры, устраивали войны и оболванивали новые поколения ущербных, наделенных неспокойным даром…
А после того , как их не стало… он не позволял себе ничего, ни одной радости, ни одной личной вещи… К чему? Жизнь осталась уже после того, как душа замерла, перестала чувствовать… Время проходило сквозь него, как туман сквозь деревья. Ничто не менялось: обычаи , традиции… Узкий мирок, душно… Боялся ли он? Да, плотью, телесно… Никогда умом.
Не раздумывая больше, Северус достал из кармана фиал и, сорвав сургуч, залпом выпил искрящуюся жидкость.
Мир померк и вспыхнул вновь…
Аппарировав к вычурным воротам малфоевского поместья, Северус Снейп сильно потер ладонями закрытые глаза…
Акт 2
Сейф, где, оказывается, хранилось зелье, стал для Малфоя неприятным сюрпризом:
— Вот и все! Придется теперь Лорда иначе как-нибудь доставать… А славно так задумано было, да? — он повернулся к Гарри, который стоял, задумчиво кусая нижнюю губу, и постукивал носком ботинка по полу:
— А? Что?
— Шифр, говорю. Нам теперь зелья не достать, — вздохнул Драко.
— А, шифр… Это просто.
— Ты знаешь комбинацию, Гарри? Предупреждаю, у Северуса «просто» не может быть. Мы пропали!
— Погоди, сколько цифр?
— Должно шесть и буквы.
Поттер кивнул, легонько отодвинув Малфоя плечом, покрутил что-то на панели и… открыл дверцу сейфа.
— Как это?! – искренне, но шепотом изумился слизеринец.
— День рожднения мамы и ее имя.
— Ты знал что ли?
— Неа, в голову сразу как-то стукнуло. Вот, держи! — передал граненый флакон Драко, предварительно отхлебнув половину. И крепко взял своего блондина за руку.
*
Драко долго не мог вынырнуть из чернильной темноты, в которой весёлыми такими маячками горели два ярких глаза, то и дело меняя зелёный цвет надежды и любви на алый, тревожный, отталкивающий липким страхом. Он во что бы то ни стало решил прогнать это безобразное видение и вдруг обнаружил, что они с Гарри, держась за ручки как идиоты («А приятная ладонь у шрамогол… любимого, однако!» — шепнуло подсознание), находятся в каком-то темном и вонючем подвале. Поттер узнаваемым, но прокуренным и низким голосом вдруг говорит:
— Что, Брук, принёс?
И Малфой различает в клубах сизого дыма чью-то мерзкую ухмыляющуюся рожу:
— А как же, Ломакс, тебе не принесешь, так и без глаза останешься.
— Поговори мне еще, гнида, — слышится ответ Гарри, так по-блатному с ленцой. — Давай сюда! — и он забирает из лап низенького типа завернутый в тряпку увесистый предмет, чуть больше записной книжки.
— С тебя пять косых, — гнусавит Брук. Гарри вынимает из кармана стянутые резинкой в тугую катышку незнакомые банкноты…
Только на верхней площадке лестницы Драко проморгался и увидел, что одет в узкие черные джинсы и коротенькую пижонскую кожаную жилетку на голое тело. Но особенно Малфоя поразил собственный проколотый пупок с продетой в колечко тонкой серебряной цепочкой. Куда она спускалась, Драко боялся догадываться… «Потом отомщу, Поттенька, не обрадуешься, походишь у меня в корсете и кружевных трусиках!» — подумал он. И так глубоко задумался (черт, от недосыпу, видно), что чуть не пропустил момента — Гарри ему что-то говорил:
— Ну же, Драко, проведи нас!
— Heres ex asse sum. Orante me atque obsecrante — pеrtum!(1) — на автомате выпалил Малфой, не успев удивиться, как они оказались рядом с его домом. Мантикора, сидящая на каменном столбе ворот ожила, махнула раздвоенным хвостом, и створки отворились. Пробежав за кустами бугенвиллеи к окну, парни влезли в холодильный покой, где на крюках висели туши овец, телят, всякая дичь и птица. Драко рванул дверь поварской, раскидав на бегу склонившихся в поклоне кухонных эльфов. Обернулся и приложил палец к губам: «Тш-ш-ш». Слуги понимающе закивали плешивыми головешками.
— Не выдадут? — выдохнул Гарри в шею замешкавшемуся на выходе Малфою, тот улыбнулся ободряюще:
— Да ни за что! Их же сразу кондратий приберет. Я — сердце дома. Меня здесь каждый камень защищать будет.
— Как это?
— В прямом смысле — родовые чары. Потом объясню. В этот тоннель, за мной! — и нырнул за печную заслонку.
