Тот обиженно насупился и обжёг Малфоя колючим взглядом из-под очков:
— Сегодня ночью – у тебя. Если не впустишь... — он прищурился и деловито поправил на носу оправу, — то пожалеешь, так и знай! «О, Мерлин, сколько же проблем с этой любовью!» — Покачал Драко головой, провожая озадаченным взглядом спину Гарри, независимо и гордо удалявшегося по коридору.
====== 4-3 ======
Это было так странно: находиться по собственной воле в этом опасном доме. Сидеть, скукожившись, под лестницей и ждать неизвестно чего.
Это было так странно: осознавать, что ты так много можешь. Бесстрашно выйти на смерть или попытаться сохранить жизнь, любимого и свою. Трусливо таиться в затхлой каморке и ловить малейшие признаки живой магии аманта или по-гриффиндорски героически погибнуть в неравном бою, а скорее, даже без всякого боя, вмиг нашпигованным непростительными. Вспоминать, как любил его, а он — тебя, или изъедать себя муками совести и опасностью лишиться бессмертной души.
Это было так странно: носить на руке Тёмную метку, знак погибели, летящей на кровавых крыльях впереди тебя в чужие дома и сердца, дарованную тебе, молодому мальчишке, могущественным повелителем — и сражаться с тёмной магией за жизнь того самого Поттера, который, один во всём свете, смог его уничтожить.
Это было так странно: не чувствовать рук, ног, тела. Не понимать, где верх и низ, а ориентироваться во времени и пространстве только на свой самый, как казалось раньше, слабый и никчёмный орган — на расколотое сердце, сейчас медленно, стежок за стежком, зашивавшее себя колдовскими нитками, заклеивавшее себя прозрачной раскалённой слюдой слёз, втягивавшее в себя неспешно, но упорно, капля за каплей, чародейскую силу, разлитую в воздухе магического города, в светлых мечтах, в чужом человеческом мирном дыхании. В любви...
Это было так странно: не бояться смерти. Впервые в жизни решиться громко, с привычной надменной улыбкой сказать ей «нет» и выставить в противовес её легендарной косе, заточенной бурями небес и огнём ада, обычную волшебную палочку, тонкий кусочек полированного боярышника с волосом единорога внутри, и свою дикую любовь к растрёпанному черноволосому зеленоглазому парню в очках и со шрамом на лбу в виде молнии.
Это было так странно: думать о любимом, не как о своём удовольствии, о своей собственности, а как о части себя, части большей, самой важной и самой ценной.
Это было так странно...
*
Это было так странно: лежать в своей детской школьной постели, закрывшись от сопевших и ворочавшихся бывших одногруппников и друзей балдахином с гербами факультета — и ждать Гарри Поттера... Своего Гарри, любовника, бестолкового охламона, которого все считают великим героем, и который, слава Мерлину, не разучился в этом сомневаться. Иначе, поверь самонадеянно Поттер в собственную исключительность и абсолютную правоту, в своё право вершить судьбы мира и отдельных людей — и у влюблённого Малфоя уж точно не было бы ни малейшего шанса хоть что-то ему доказать, объяснить. Ему и самому себе...
Часы в слизеринской гостиной уже давно пробили «час ведьм», а Драко только сообразил, что его ожидание в принципе бессмысленно: за год жизни вне школьных стен и порядков он невероятным образом забыл про традицию факультетских паролей! Вот дурак, а ещё гнобит Поттера! Чуть не свалившись с кровати, он в одних трусах кинулся в гостиную.
В коридоре, конечно же, никого не было. Ну не абсолютный ведь кретин Поттер, чтобы торчать под замком Слизерина до самого утра. Драко выругался вполголоса и пнул дверной косяк голой ногой.
— Я уже хотел брать вашу крепость штурмом, — раздался за спиной сонный раздражённый голос, — но решил, что отчисление из школы накануне выпускных экзаменов не добавит мне сексуальности. — Гарри снял с головы мантию-невидимку и тяжело вздохнул. Драко, на ощупь поймав его руку, рывком втолкнул Поттера в слизеринскую гостиную.
Передвигались они быстро и только нервно перешёптывались: Гарри ворчал, Драко непривычно оправдывался и извинялся.
Оказавшись на малфоевской постели и плотно занавесив балдахин, зажгли волшебной палочкой слабенький свет и напряжённо уставились друг на друга.
— Ты соображаешь, что творишь? — прошептал Драко одними губами и нервно облизнулся.
— Ты меня впустил? — Гарри склонил голову набок и навесил над кроватью слабенькое Заглушающее.
— Утром экзамен. Это очень серьёзно. Третий год учиться на седьмом курсе нам не позволят. — Драко убрал чёлку с глаз.
— Ты меня впустил. — Гарри скинул ботинки и забрался на постель с ногами.
— Нам надо выспаться. Ты меня сегодня чуть не взял силой. Ты ещё не расстался со своей девушкой. Я тебе не верю. Ты трус и обманщик. Ты — Поттер, а я — Малфой! — Драко чеканил фразы на выдохе и с каждым словом всё ближе придвигался к Гарри.
— Ты меня впустил! — Тот склонил голову, словно упрямый бычок, и стащил через голову джемпер, отбросил его на пол. — Ты меня впустил! — Казалось, восторгу Гарри не было предела.
Драко проследил взглядом за его полосатым гриффиндорским свитером, медленно соскальзывающим за занавес, и закрыл глаза: что-то сейчас будет!
Грегори Гойл заворочался на своей кровати, проснулся и обалдело уставился на спальное место Малфоя: через плотную ткань балдахина, ходившую в абсолютной тишине спящей спальни шуршащими волнами, пробивался едва заметный свет. Освещение казалось призрачным и нереальным, но вполне достаточным, чтобы заметить на постели Драко две сплетённые тени...
То, что происходило между ними, казалось Драко наваждением или очередной болезненной грёзой. Они двигались, словно пьяные, околдованные любовным напитком, страстно и совершенно бесшумно. Только тихо постанывали, путаясь в дыхании друг друга. Какие приворотные чары умудрился наложить Гарри на Драко и на самого себя, чтобы в их головах, телах и душах не осталось места никаким другим чувствам, кроме нежности и трепетной покорности? Но так ненасытно и одновременно упоительно-ласково юные любовники никогда раньше не целовались, не обнимались, не переплетались руками, ногами, не впускали так далеко друг в друга свою магию.
Драко потерял счёт времени, заблудился в пространстве и вообще выбился из реальности. Вспомнить о том, что он — живой человек, молодой мужчина, его заставил лёгкий, словно поднимавший на облака наслаждения, оргазм, заполнивший всё тело тёплыми мягкими всполохами. Впервые в жизни Драко, да, как оказалось, и Гарри тоже, кончал так долго, легко, воздушно. Без рук, без губ, без языка, без проникновения. «От любви», — пришла в голову, затуманенную счастьем и изумрудным плывущим взглядом, глупая смешная мысль, которой он улыбнулся и сильнее прижался к любимому...
*
— Почему ты не разрешил мне сейчас объясниться с Джинни? — шептал Гарри чуть слышно в коридоре перед самым рассветом.
«Потому, что ты не сделал этого сам, а спросил у меня разрешения», — подумал Драко, а вслух произнёс:
— Пусть у нас будет нормальный выпускной. У нас у всех. — Он опустил взгляд, но быстро махнул чёлкой и усмехнулся. — Не со мной же ты, гриффиндорец, будешь танцевать вальс выпускников. Боюсь, что бальное платье не будет мне к лицу.
*
Такой красивой пары Драко не видел никогда в жизни. Танец Гарри Поттера и мисс Джинни Уизли заворожил весь зал. Парни восторженно качали головами, девушки томно вздыхали, преподаватели одобрительно кивали, директор МакГонагалл аплодировала, Пивз выделывал над головами танцующих замысловатые кренделя ногами и лихо присвистывал. К внешности Поттера Драко не мог относиться объективно и просто жмурился от его непривычной торжественной элегантности и мужественной привлекательности. Но и мисс Джиневра произвела на Драко странно-приятное и пугающе-волнительное впечатление. Эта юная рыжеволосая волшебница была сегодня более чем обворожительна и держалась так уверенно, грациозно и подчёркнуто сексуально, словно танцевала не на выпускном балу, а на собственной свадьбе.
