— Бери Хелен за руку и иди прямо. Как мы и шли. Старайтесь идти как можно быстрее, но не бежать. Возможно, выберетесь за пределы владений этой твари, — даёт указания Танатос, стараясь говорить как можно более внятно и спокойно — благо голос у него не дрожит — в надежде на то, что хотя бы его хладнокровие несколько успокоит этих двоих.
Выдержка — вот чему ещё можно было научиться, находясь у Эрментрауда. И умение красиво, складно, и, главное, правдоподобно врать. Умения врать обычно являлось приоритетным. Правда, с вендиго этот номер не пройдёт… Разговаривать с ним, что ли, Толидо будет? Йохан кивает и сжимает руку Хелен крепче, а потом осторожно делает несколько шагов в сторону, а девчонка доверчиво льнёт к барду. Тан всей душой надеется, что это не последнее, что они трое делают в жизни.
У него практически нет шансов выжить.
Осознание этого не слишком приятного факта накатывается лишь тогда, когда Танатос подходит к чудовищу ближе. Куда ближе, чем ему казалось в первый момент. Вендиго поворачивает свою уродливую голову к бывшему послушнику, и мальчику кажется, что в глазах чудовища он видит свою смерть.
Если считать, что это — всего лишь игра, всё станет намного проще. Да. Всего лишь развлечение. Опасное, смертельно опасное, но от того ещё более манящее. Конечно, будет ужасно жаль, если он победит, но при этом умрёт. Вендиго надвигается на него — ленивой походкой, но всё же гораздо быстрее, чем Толидо себе это представлял.
Танатос думает, что нужно попробовать ударить вендиго топором. Это, судя по всему, будет непросто, но — хоть какой-то шанс на победу. Хорошо, всё-таки, что в Тивии он забрал топор, которым колол дрова. Вот… Шаг, ещё один — вендиго находится в такой близости от него, что можно протянуть руку. Пора. Толидо со всей силы бьёт чудовище топором в то место, где у человека обычно находится желудок.
Вендиго издаёт столь пронзительный вопль, что Танатос от неожиданности едва не теряет равновесие, чудом оставаясь на ногах, а чудовище в это время почти что подлетает к бывшему послушнику и тянется своей костлявой когтистой рукой к его щеке, а потом, шипя, надавливает сильнее, оседая прямо у его ног.
Что происходит далее Толидо едва ли может понять — вендиго ещё шипит, воет у него в ногах, а щёки, шея и грудь горят огнём боли. Силы покидают мальчика, хотя разум упорно твердит ему, что нельзя сдаваться — раненный зверь порой куда хуже сильного и здорового. Ноги послушника уже не держат.
Танатос чувствует лишь, что теряет сознание, медленно проваливаясь в такую долгожданную темноту.
***
Санне скучно. Ей неинтересно сидеть и читать истории, над которыми хочется плакать, неинтересно шить для кукол… И учить эльфийские языки девочке совершенно не хочется. Поэтому Санна с недовольным видом сидит на кровати Деи и болтает ногами, ничего не слушая из тех сказок и легенд, которые ей говорят. Конечно, можно построить снежный замок, но… Вряд ли Санну отпустят гулять — мать отпустила её к Дее ещё едва оправившуюся после болезни. И их в сад никто не выпустит — тётя Вигдис приказала садовнику и дворецкому следить за тем, чтобы никто из девочек не покидал дом через парадную дверь. А выходить через чёрный ход кажется Деифилии не слишком хорошей идеей, хотя Санна уже полчаса пыталась подбить её на этот шаг.
Деифилия любит строить замки. Делать их похожими на настоящие — из серого и чёрного камня. Она даже придумала способ делать в замках почти что самые настоящие стёкла. Получается очень даже красиво. Лепить, правда, приходится очень долго — Санне иногда это не слишком нравится. Она любит подвижные игры, любит тайны и секреты — чтобы что-то было не таким, как всегда. Чтобы сердце сжималось от страха, что возникает в преддверии чего-то замечательного.
Стежки у Санны не слишком ровные — впрочем, возможно, так кажется на фоне Деифилии. И она не слишком любит шить для кукол. Зато Санне нравится вязать для них шапочки, шарфы и свитера. А ещё — Санне нравится танцевать. Она не слишком хорошо умеет это делать, но Зигварду порой даже нравится, как кружится Сюзанна. Впрочем, он сам до сих пор не может выучить всех движений.
Деифилия перебирает все настольные игры, какие только знает, но её подруга лишь фыркает в ответ на каждое её предложение. Ей не хочется играть ни в хнефатафл, ни в тавлею, ни в сенет, ни даже в нарды. Должно быть, Санна устала играть в них за время своей болезни — скорее всего только в это ей и оставалось играть со своими сёстрами, когда жар немного спал, но лекарь ещё не дозволял вставать с постели.
Были бы у Деифилии карты — можно было бы заняться строительством карточного домика. Только тётушка Вигдис считала их не слишком хорошим развлечением для юной девушки. Впрочем, только в последние несколько дней установилась хорошая погода — до этого была метель, и самой Дее до невозможности надоел хнефатафл и всё остальное. Но не говорить же об этом Санне!
— Давай убежим и посмотрим, как старшие охотятся? — спрашивает Сюзанна, усаживаясь поудобнее на кровати юной ландграфини.
По лицу подруги девочка понимает — та не шутит. По горящим глазам, по положению рук и чуть-чуть дрожащим от возбуждения губам. И если сейчас проигнорировать это, Санна обязательно скажет «я с тобой больше не дружу» и убежит к себе. Конечно, через несколько дней от ссоры не останется и следа, но Деифилии вовсе не хочется ссориться с подругой.
Сюзанне в голову всегда приходили самые нелепые идеи, которые невозможно было осуществить, не навлекая на себя чей-то гнев. И она нисколько не стыдилась этих идей, тогда как щёки Деифилии были готовы пылать от стыда и смущения. А Санна хихикала в сторону и придумывала что-нибудь новое. И на все замечания взрослых, что сыпались на неё из-за этих дурацких выходок, Сюзанна всегда отвечала чуть приглушёнными кивками и невинными взглядами.
— Это безумие! — возражает Деифилия, прекрасно осознавая, что Сюзанну Айвентг теперь ничто не убедит отказаться от её глупой затеи. — Ты только представь, что может произойти! Нас могут принять за…
Идея, по правде говоря, кажется девочке ужасно привлекательной. Подумать только — такая возможность! Увидеть своими собственными глазами то, что она, скорее всего, никогда в жизни не увидит. А по восхищённому шёпоту мальчишек, Сири и Леды, которых готовят к участи охотников, Деифилия Ярвинен знает — в охоте есть нечто столь привлекательное, столь невероятное и чудесное, что стоит увидеть хотя бы раз в жизни. По восторженному голосу Вегарда можно было представить, что это что-то настолько немыслимое и прекрасное, что Дее кажется, что она никогда не сможет простить себе, если струсит сейчас.
Ей самой никогда — увы — не стать охотницей. И было бы здорово хоть одним глазком взглянуть — что такое эта самая охота. Возможно, Деифилии это зрелище не понравится, и тогда она и вовсе не будет жалеть о том, что она умеет превращаться всего лишь в двух существ. Да и те — столь бесполезные и ничтожные, что об охоте говорить не приходится… Деифилия умеет обращаться лишь синицей и куницей. О, если бы она только могла превращаться в сокола или в рысь! Это решило бы все её проблемы. Тогда можно было бы упросить дядю Вигге как-нибудь взять её на охоту — он бы не отказал. В конце концов, это было несправедливо — Асбьёрну было всего семь, он был на пять лет её младше, а уже мог обращаться и медведем, и волком, да и всех оборотничьих форм у него было не меньше восьми. В то время как Деифилия в свои двенадцать могла только мечтать о третьей, в то время, как Маргрит и Ромунта довольствовались всего лишь одной. И зачем только Асбьёрну столько, если он никогда и ни о чём не думает достаточно серьёзно?
— Твой дядя Роальд — хороший охотник, — беззаботно замечает Санна Айвентг, спрыгивая с кровати и в пару шагов подскакивая к окну. — Я уверена, что он не примет нас за свою добычу.
Её слова кажутся Деифилии аргументом для того, чтобы всерьёз задуматься над идеей подруги. Что им грозит в самом худшем случае? Дядя Роальд поймает их и будет отчитывать перед всем родом, расскажет матери Деи, расскажет тёте Вигдис и дяде Иверу. И Деифилию Ярвинен снова загрузят учёбой, чтобы на детские глупости оставалось как можно меньше времени. Не самое лучшее, что может произойти в жизни — над ней потом будут смеяться и кузены, и кузины. Но и далеко не самое худшее. Вполне достойная цена для того, чтобы увидеть то, чего Деифилия ни разу в жизни не увидит больше… Вполне достойная — потому что девочка никогда себе не простит, если пропустит это зрелище.