Пир не заканчивается ещё долго, но, как только появляется такая возможность, княгиня покидает зал и выходит в коридор. Плутать коридорами теперь на Вайвиди не приходится — она довольно хорошо знает этот замок. Княгиня чувствует такую усталость, что едва может держаться на ногах. Она срывает с головы покрывало и отбрасывает его на сундук со своей одеждой, и длинные косы ударяют её по спине. Без покрывала Ветта чувствует себя куда лучше. Свободнее. И пусть даже на Леафарнаре замужней женщине стоило носить такое, княгиня без него чувствует себя куда лучше — пусть матушка и говорила, что с покрытой головой женщина чувствует себя куда защищённее (якобы это могло спасти от воздействия дурной магии), княгиня никогда не любила головные уборы.
Ветта выходит на балкон замка. Ей дурно — слишком кружится голова. От благовоний и от этих наигранно скорбных лиц. На балконе, впрочем, вряд ли намного лучше — он выходит во внутренний двор замка. Княгине бы хотелось видеть лес — пусть и совсем не такой, как на Леафарнаре. На Альджамале лесов не было вовсе и, наверное, именно поэтому Ветта чувствовала себя там ужасно, отец как-то говорил ей, что существо настоящего Певна — бескрайний зелёный шумящий лес. На Вайвиди всё было далеко не так плохо. Во всяком случае, до этой недели, до того самого дня, как Трифон заболел алхертской чумой и был обречён умереть — именно так сказал ученик того лекаря.
Тысячи звёзд смотрели на неё, ни на секунду не отводя своего взора. Или она на них. Впрочем, не так важно. Княгине нравилось небо на Вайвиди. Впрочем, до некоторых пор ей вообще нравился этот уровень. Возможно, когда война закончится, когда пройдёт не одна тысяча лет, Ветта сможет не чувствовать боли, только сейчас ей хочется поскорее уехать отсюда. Тысячи звёзд… Княгине нравятся звёзды. Всегда нравились. Почти так же сильно, как и леса Леафарнара — леса, в которых она выросла, по тропинкам которых бегала босиком, ягоды в котором срывала и сразу ела. И княгиня готова чувствовать себя той маленькой девочкой, которая всегда чувствовала себя так хорошо, что… Когда-то давно Ветта не могла и подумать, что ей придётся покинуть Леафарнар, а теперь оказалось, что она смогла прожить вдали от родного дома двадцать семь тысяч лет, что она смогла не только выжить, но и чувствовать себя куда лучше, чем ей казалось первые сто лет в Дараре. Княгиня хотела бы думать, что она не сможет жить вне Леафарнара — так жить было куда проще. Так она смогла бы верить ещё во что-то. А верить во что-то просто необходимо. Иначе жить становится так трудно, что лучше даже не думать. И сейчас Ветта старается верить, что позиция Изидор совершенно неправильная. Что самое лучшее для неё сейчас — поддержать притязания Киндеирна. Киндеирн Астарн, во всяком случае, имеет хотя бы малейшие представления о чести. И пусть он куда беспринципнее Актеона — Ветта уверена, что у её мужа на самом деле множество принципов, в которые он закован с головы до ног.
Она опирается локтями на ограду. И ей всё кажется, что ещё чуть-чуть — и она как-нибудь упадёт. Упадёт и разобьётся, потому что крылья у неё уже давно перестали быть хоть в чём-то полезны. Впрочем, наверное, это был бы самый хороший для неё вариант — так не будет больше боли. Не будет больше страданий. И мыслей о том, что нет больше ни Трифона, ни Дорис — смерть отца она пережила куда лучше. И смерть Олега — она узнала о ней тысяч десять назад, хотя погиб он гораздо раньше — тоже.
Война — всегда плохо, говорит она себе. Ведь война — это люди. Живые люди со своими страстями, недостатками и достоинствами, благородные, подлые, лживые и слишком честные в одно время. Олег был хорошим. Во всех смыслах хорошим. Не таким вспыльчивым, как Яромей, но и не таким занудой, как Милвен. С Олегом вряд ли можно было поговорить обо всех мыслях, что приходили ей в голову. И далеко не все затеи сестры он поддерживал, но… Он был близок с ней, когда Ветта ещё жила на Леафарнаре. И он был её братом. И Олег погиб на этой войне, сражаясь, очевидно, вовсе не за те идеалы, в которые верил сам.
Ветта чувствует, как злость в который раз поднимается в её душе. Она покрепче сжимает в руке снятую с сына золотую пектораль — пожалуй, это всё, что ей позволено было взять. Украшение должно было быть похоронено вместе с телом Трифона, но, к счастью, княгиня успела убедить мужа позволить ей забрать пектораль. Когда-то Олег любил подобные украшения. Когда-то ему нравилось золото, и Ветта всегда могла найти множество браслетов, колец и застёжек в его комнате.
Порой Ветте очень стыдно, но очень часто она ночами благодарит богов, что погиб именно Олег, а не Яромей. Последнего она любила слишком сильно, чтобы даже думать о том, что он мог когда-нибудь погибнуть. А к Олегу она относилась куда холоднее, пусть и куда лучше, чем к Милвену. Война могла отобрать у неё всех. Даже тех, кто был жизненно необходим. И каждый день может оказаться последним. Ветта каждый день проклинает эту войну. И надеется, что когда-нибудь Ибере снова станет мирным. Надеется, что когда-нибудь всё закончится…
Теперь же у княгини остались лишь воспоминания о Леафарнаре и жажда мести. И это было всё, что заставляло её жить.
Вайвиди они спешно покидают где-то через месяц после похорон Трифона. Ветта больше не может там оставаться. Её характер день ото дня становится всё хуже, терпение всё чаще покидает её, и Актеон, видимо, понимая её горе, решает, что лучше переехать куда-то в другое место — туда, где каждое дерево, каждый камень не будут напоминать его жене об умерших детях.
Возможно, он даже прав, и княгине не стоит оставаться на Вайвиди. Трифон и Дорис были её детьми. Долгожданными и любимыми… Ветта ужасно чувствовала себя на Альджамале. Тот уровень просто ненавидел её и словно намеренно уничтожал её здоровье, разрушая её крылья и устраивая выкидыши один за одним. На Вайвиди же было куда проще. И в первый момент, когда её супруг собирается покинуть цитадель, княгиня пугается, не решил ли он отвезти её обратно в Дарар — тогда план мести пришлось бы выполнить куда быстрее. И неизвестно, смогла бы Ветта выполнить его настолько хорошо, как ей хотелось бы.
Впрочем, Актеон не поступает так жестоко — возможно, просто не может. Возможно, они тогда перебрались на Вайвиди, потому что Сибилла не захотела его больше видеть — впрочем, тогда Ветта не задавала вопросов. Тогда она думала лишь о том, что ей будет намного проще жить не в Дараре. Тогда её не интересовали подобные мелочи — было хорошо уже то, что ей не придётся видеть Сибиллу каждое утро, прислушиваться к каждому её слову и делать вид, что она ничего не знает об отношениях между собственным супругом и его тётей, которая была великой княжной и, пожалуй, самой значимой фигурой в роду Изидор.
Наследный князь привозит жену на Грейминд — уровень, рядом с которым ведутся военные действия. И сначала Ветте кажется, что всё будет хорошо. Что она сумеет здесь освоиться, чтобы не думать о бледном лице Трифона, который лежит в гробу. Что она забудет о Леафарнаре, о собственных детях и о том, что ей пришлось пережить в этом чёртовом Дараре.
Но на Грейминде слишком тоскливо, чтобы Ветта могла не скучать по давным-давно покинутому дому. На Грейминде слишком тоскливо, чтобы можно было о чём-то забыть, просто ни о чём не думая. Если бы там было хоть что-нибудь, чем княгиня могла бы заняться, она чувствовала бы себя лучше. Но на Грейминде Ветта может только читать — и только то, что ей удалось забрать с Вайвиди. Книг у неё не слишком много. А других развлечений нет вовсе. И остаётся только думать. Думать целыми днями.
Война идёт уже очень давно. И, должно быть, Ветте стоило почувствовать себя Изидор — хотя бы бояться поражения так же, как боятся такого финала представители этого княжеского рода. Только вот Ветта так и не почувствовала себя здесь своей. Она так и осталась чужачкой. Певнской княжной, которой не место на Альджамале, не место подле наследного князя.
Когда-то давно, когда ещё был жив Светозар Певн, жизнь казалась сказкой, прекрасной сказкой, сотканной из легенд, рассказов, охот и смеха, и не было ни войны, ни крови. Не было боли и противного Актеона. Не было несчастий, не было десятка выкидышей за плечами и двоих мёртвых детей. И были живы все братья Ветты, и Эшер ещё не сбежал, и Лукерья не пропала без вести… А для самой Ветты существовал только Леафарнар, княжной которого она и была — княжной, царевной, принцессой, всё сразу…
