Да и Альджамал стал совсем другим. Совершенно не тем, который Актеону был так дорог.
Когда-то на Альджамале процветали торговля, науки и искусство. Теперь же вряд ли можно было увидеть что-нибудь кроме подготовки к грядущим сражениям. Теперь не до того, насколько может быть красивой та или иная картина. Теперь не до того, сколько стоит та или иная ткань. Теперь всё сознание тех, кто живёт на этом уровне, занимает война. Одна сплошная война, которой нет конца, которая с каждым годом становится всё кровопролитней, всё дороже. С каждым днём, когда кто-то умирает, Актеону думается, что стоило перед началом активных действий завоевательного характера куда больше внимания уделять тому, какая техника производится в крепостях Альджамала, куда больше внимания уделять оборудованию, оружию, магическим свиткам… Тогда всё пошло бы куда лучше. Тогда многих жертв можно было бы избежать.
Война — это, в первую очередь, оружие. Актеон уже давно привык так считать. Это лишь сухие цифры — сколько чего было произведено, сколько пушек было выплавлено и сколько мечей выковано, какие свитки магии удалось создать, какие проклятья будут наиболее действенными… Война, по мнению Актеона, есть чистая математика. И если у Киндеирна Астарна пушек, крепостей и людей куда больше — победит он. А если больше оружия, укреплений и солдат будет у Изидор — победят они. Ничего больше. Лишь чистые подсчёты. И стоит просто потрудиться побольше, чтобы выиграть очередное сражение. Киндеирн отступал, Киндеирн отходил вглубь Ибере, уводил своих людей, скрываясь и прячась от армии Изидор, он петлял, словно потерял всяческие ориентиры — это было совершенно непохоже на поведение опытного воителя. Это было похоже на обычное трусливое бегство.
Сибилла день ото дня становится всё более обеспокоенной, почти… ревнивой?.. Раньше Актеон и подумать не мог, что эта женщина может быть ревнивой. Она словно нервничает из-за чего-то. И Актеон никак не может понять, в чём именно дело. Он привык видеть её сильной и непогрешимой — такой, какой и должна быть великая княжна. Он привык видеть её насмешливой, игривой и похожей на большую хищную кошку, опасную и ласковую одновременно.
Всё дело в том, что идёт война, день за днём старается убедить себя наследный князь. Всё дело в том, что никто не может чувствовать себя хорошо, когда стреляют пушки и доносится противный свист от использования магических свитков. Конечно, в такой обстановке никто не чувствовал бы себя достаточно уверенно, убеждает себя Актеон. А Сибилла… Сибилла просто устала. Ей стоит отдохнуть, отлежаться, забыть на мгновение о сражениях и потерях, стать хотя бы на час снова той беззаботной изидорской княжной, которой на всё наплевать…
Сибилла кажется уставшей, старается думать наследный князь. Она нисколько не скучает в его обществе и не считает его обузой или помехой. Ведь все знают, что от помехи или обузы хочется лишь поскорее избавиться. Актеону совершенно не хочется оказаться выброшенной игрушкой. Наследный князь не хочет и вспоминать, как он сам поступил с Веттой, не дав ей даже шанса понравиться ему. Он сделал это ради своей связи с Сибиллой и теперь… Теперь могло оказаться, что великой княжне он никогда не был особенно нужен — Нарцисс всегда слишком странно усмехался, когда видел их вместе. Теперь могло оказаться, что и самому Актеону место лишь на свалке, что великой княжне совершенно плевать, что именно с ним станет. Наследному князю совершенно не хочется думать, что он останется совершенно одинок на Альджамале.
Они говорят о войне, о поставках оружия и грядущих сражениях, которые просто нельзя проиграть. Сибиллу больше не интересует музыка, она больше не хочет танцевать, и платья её стали алыми, а не жёлтыми, как было прежде. Актеон всё не может привыкнуть к красному цвету её нарядов, хотя золотые платья канули в прошлое уже много тысяч лет назад… Почти сразу с того момента, как началась война, Сибилла стала одеваться темнее, жёлтый — её любимый цвет — стал исчезать из её гардероба.
Наследный князь, в последствии, не может даже понять, как именно разговор заходит о Ветте. Обычно о своей супруге он старается лишний раз даже не говорить. С певнской княжной у него сложились не самые хорошие отношения с самой первой их встречи, когда она попыталась сбежать, так что, должно быть, не следовало даже надеяться на то, что когда-нибудь они смогут поладить.
— Моя жена — просто женщина, — отвечает на какой-то из вопросов Актеон. — Ветта ничем не сможет мне помешать.
Великая княжна Изидор тут же приподнимается на локтях. Лицо Сибиллы меняется мгновенно. С ленивого выражения, которое присуще ей обычно во время их встреч, на то злое, что обычно не покидало её лица в те моменты, когда ей приходилось общаться с врагами. Врагов у княжны было немало — этому способствовал её характер. Актеон не может сразу понять, что именно могло так сильно разозлить её. Её глаза смотрят с таким гневом, что, если бы он не был наследным князем, ему обязательно пришло бы в голову выбежать из её покоев, сбежать, скрыться из виду. Однако он старается держать себя в руках, сохранять спокойствие. Ему совершенно не хочется показаться слабым перед ней, не хочется выглядеть обыкновенным трусом.
Актеон не может понять, что именно могло так разозлить Сибиллу — впрочем, она всегда легко впадала в ярость. Нарцисс часто говорил, что это один из её недостатков. Обычно наследный князь мало внимания обращал на слова дяди — пусть говорит, что угодно, лишь бы не трогал лишний раз. Пожалуй, иногда это было слишком глупо с его стороны — Нарцисс был достаточно умён, чтобы давать весьма неплохие советы, во всяком случае, на счёт собственных родственников. Представителей княжеского рода Изидор он знал довольно хорошо. Впрочем, других дворян тоже — сейчас Нарцисс был единственным представителем их рода, которого ещё приглашали на приёмы и балы.
Актеон старается заметить хоть одну подсказку в выражении лица Сибиллы. Хочет понять, что именно могло рассердить её. И никак не может этого сделать. Любоваться её гневом он мог со стороны, но теперь, когда всё было так близко, когда её ярость была направлена именно на него, наследному князю совершенно не хочется находиться настолько рядом.
— Ты, кажется, забыл, что я — тоже женщина, — шипит она.
В её голосе, в её глазах, в её повадках сейчас столько презрения, столько неизвестно откуда появившейся ненависти, что Актеон не знает, что ему стоит сейчас делать. Возможно — подняться и уйти, возможно — подойти к ней и обнять, покрепче, стараясь сдержать попытки сопротивления… Наследный князь не знает, как среагирует Сибилла на то или иное действие и потому просто молчит — он не Нарцисс, который умеет предугадывать любую мысль, которая возникнет в голове одной из княжон — даже если одна из них его родная сестра.
В этот момент она похожа на змею даже больше, чем обычно. На ту кобру, что изображена на гербе. И её глаза, кажется, буквально светятся от злости. И Актеону Изидор хочется немедленно уйти, вырваться из этих её покоев и никогда больше сюда не приходить — пусть ещё несколько минут назад он молил лишь о том, чтобы Сибилла никогда не прогоняла его.
— А ещё только благодаря мне — «всего лишь женщине» — ты сейчас наследный князь!..
Сибилла поднимается. Когда она стоит, она куда больше походит на великую княжну, коей и является. Актеон видит её побледневшее лицо, недовольно поджатые губы. Актеону думается, что, наверное, этого мгновения он ждал и боялся всю свою жизнь у Изидор — он никогда не мог осмелиться намеренно вывести из себя свою тётку, однако порой ему очень хотелось, чтобы она на него разозлилась, увидела человека за вечной маской благопристойности при людях и вечной маской достаточно благородного поведения, которое пристало бы князю.
Наследный князь мог порой мечтать о том, что когда-нибудь эта женщина будет относиться к нему с большем жаром, не так, как она относится к большинству своих любовников, каждого из которых она вышвыривает прочь, как только наиграется вдоволь. Однако ему никогда не хотелось, чтобы на него обрушилась вся лавина этого гнева. Актеон как-то видел лавину на одном из захваченных уровней. Он видел — издалека — как громадная масса снега с огромной скоростью спускалась с горы. И это зрелище не показалось ему таким уж красивым и захватывающим, как рассказывал Грамент, один из «мальчиков Сибиллы», как называли подобных молодых людей в Дараре. Актеон не слишком-то их любил.
