Уставшим взглядом княжна посмотрела на дверь. Как в тумане, она припомнила события дня: обед, известия про охотников, тренировку Хеддрика и неприятную встречу с Ксеоном. Вспомнила, как он назвал ее... Как поблагодарил за свечи, когда она выбегала из комнаты. Воспоминания на полу затмили все, и ей стало казаться, что ничего этого не было, что ей просто стало дурно, и она потеряла сознание здесь, возле гостевых покоев, и Князь не приезжал погостить, а комната пустует. Она даже потянулась к двери, чтобы войти и убедиться, но остановилась. Нет, что бы там ни было, а с ума она не сходит. Ксеон там, внутри, он читает про Объединение, а может быть, просто смеется над ней, и если она войдет, она не получит ничего, кроме новой порции унижений.

В отчаяньи княжна подумала, что ее никто даже не может защитить, потому что она никому не признается, что приходила к Ксеону ночью. Чтобы подавить стон, она укусила себя за палец в перчатке. Нужно уходить. Уходить к себе в комнату и держаться подальше от этой двери, от Ксеона, от Хеддрика, от всей этой ледяной процессии. Хоть бы они все уехали в Леса и никогда больше не возвращались, как те тринадцать охотников, о которых они так пекутся.

Сдерживая слезы, Сангуэла направилась к лестнице. Ей показалось, что она слышала едва уловимые шаги за дверью, но останавливаться не стала. Она всей душой ненавидела того, кто в эту секунду располагался в лучшей спальне для гостей.

***

Прейсс открыл глаза и вслушался в тишину замка. Чаще всего он просыпался первым, уверенный, что важные дела лучше делать утром, но сейчас было слишком рано даже для него. Он повернул голову к окну. Ставни были закрыты, но он и так знал, что снаружи царит непроглядная тьма. Светать начнет лишь через несколько часов, когда обитатели замка позавтракают и разойдутся по делам. И это было идеально. У Князя было много планов.

Но думать о делах было сложно, когда Прейсс чувствовал рядом с собой дыхание жены. Он приподнялся на локте и заглянул в ее лицо. Глаза, по его глубокому убеждению, были самой прекрасной ее частью, но даже с прикрытыми веками она оставалась неотразимой. Он вспомнил, как ему пришлось покинуть ее вчера, чтобы отдать Ксеону книгу, и как он застал ее уже спящей, когда вернулся в комнату. Ему хотелось искупить свою вину.

Он медленно провел рукой под одеялом, чтобы найти ее теплое, хрупкое тело, укутанное в ночную рубашку. Нальмера была не такой теплолюбивой, как ее супруг, да и покрывала в их постели отлично защищали от холода, поэтому ее ночные одежды всегда были легкими, едва уловимыми. Прейсс даже был не до конца уверен, что она одета, скользя рукой по ее бедру. От тела спящей женщины исходил жар, отчего ему захотелось прижаться к ней полностью, но он нарочито медленно вел руку выше, чтобы продлить волнующую игру.

Князь и Княгиня ночевали в общей постели уже больше трех милий, но он по-прежнему не мог сдержать юношеского волнения, когда вот так украдкой начинал ласкать ее под меховыми одеялами. Он не видел ее тела, но ощущал его, вспоминал его изящную бледность, каждую ее частичку, неоднократно покрытую его поцелуями. Пальцы Прейсса переместились на живот Нальмеры, и он услышал, как ее дыхание участилось. Не отрывая взгляда от ее лица, он заметил, как приоткрылись пухлые губы, и задумался в который раз, видит ли она сны в такие моменты. Да и вообще, спит ли она? Может быть, она просыпается одновременно с ним, а потом просто лежит и наслаждается, не подавая виду?.. От этой мысли он улыбнулся с шутливым укором.

Наконец его рука добралась до груди, к которой он не успел вчера прикоснуться. Нальмера открыла глаза.

- Прейсс, - прошептала она и сжала его ладонь своей. Он забрался к ней под одеяло и медленно проник между ее бедер.

***

Этажом ниже Дорисса проводила пальцами по своей постели, но, в отличие от Прейсса и Нальмеры, находила там лишь прохладную простынь. Ей спалось очень плохо этой ночью, она несколько раз просыпалась и снова засыпала, и думала, насколько было бы легче, если бы Ксеон был рядом. Она повернулась набок и посмотрела на пустующее место рядом с собой. Если бы в мире была справедливость, ее нечеловеческого желания хватило бы, чтобы муж просто материализовался рядом, опустив светлую голову на свободную подушку. Но, видимо, справедливости не было.

Прикрыв глаза, Княгиня вспоминала те ночи, когда он был рядом. С тех пор прошло достаточно много времени, и это стало привычным ежеутренним ритуалом. Она сама толком не понимала смысл этих истязающих воспоминаний - то ли ей действительно они были по-своему приятны, то ли она боялась, что они могут исчезнуть из памяти навсегда, если их не ворошить время от времени. Дорисса отчаянным жестом сжала подушку.

Сразу после свадьбы они с Ксеоном провели вместе несколько - четыре? пять? она уже не помнила - прекрасных ночей. Вернее, прекрасными они казались ей сейчас, много времени спустя. Тогда они повергали ее в смятение. Они ложились в постель, Ксеон сжимал ее в объятиях и покрывал ее лицо поцелуями. Потом он приближался к ее губам, и на этом месте все рушилось. Она начинала метаться, потом плакать. Заливая его грудь слезами, она дожидалась, пока он уснет, и всю оставшуюся ночь корила себя за неразумное поведение. Она любила его с самого юного возраста - возможно, она была даже младше, чем дочери Прейсса и Нальмеры, когда осознала, что рядом с ним весь остальной мир перестает для нее существовать. И вот он был рядом, полностью ее, а она обливалась слезами. И ей не казалось, что это были слезы счастья...

Все это просто казалось каким-то неправильным. Слишком много предубеждений стояло между ними, слишком много косых взглядов взирали на их брак. Эти взгляды и пересуды искалечили ее, уничтожили какую-то важную часть, и ее самое важное желание - одарить этого белокурого юношу своей лаской - было неосуществимо. Зато она могла лежать и любоваться им до самого утра, время от времени проводя пальцами по его щеке. И она была уверена, что рано или поздно она возьмет себя в руки и отдастся ему. Но спустя несколько ночей он вовсе не пришел в их общую спальню.

По щеке Дориссы незаметно скатилась слеза. Она прикрыла глаза и отвернулась. Достаточно воспоминаний на сегодня... ***

За завтраком Прейсс волевым решением хозяина разделил присутствующих. Он посчитал, что ему, Ксеону и двум военачальникам стоит обсудить необходимость предстоящего похода в узком мужском кругу. Раз уж Брольдан отстранился от этого вопроса, посчитав, что Фотер должен советовать Князю, как быть, - пусть будет так. Значит, советовать будет Фотер. Старый вояка, правда, выглядел неважно после вчерашних посиделок с Ксеоном в трактире, но Прейсса это не волновало. В конце концов, от командира войска не требовалось быть чистым, свежим и румяным. От него нужна была военная смекалка и многолетняя мудрость, а уж это сложно растерять за парой кружек эля.

Завтракали в тишине. Прейсс наконец взял под контроль все происходящее, а он считал, что жевать и говорить о важных делах одновременно - неверный путь. Он в последний раз обдумывал все вопросы, которые он планировал задать.

Наконец трапеза кончилась. Прейсс сцепил руки в замок на краю стола и собрался с мыслями. Он знал, что нельзя позволить Ксеону заговорить первым и перехватить инициативу, но хотел начать правильно. С самого важного. Показать, что предмет обсуждения - не игра и не шутка.