Элина удивилась таким откровениям. Может, ей бесплатно валерьянки дать? Или сразу что-нибудь запрещенное? Теперь понятно, что все эти колкости — лишь остаточные патроны некогда грозного оружия. Катя по привычке решила унизить ее, но бревно в своем глазу слишком уж давит на зрачок.
— Пациент жив?
— Жив, но остался инвалидом. Поэтому-то я не в кутузке.
Стрельцова еле стояла. Ее шатало и штормило. Элина хотела предложить ей сесть, чтобы потом не соскребать с пола остатки когда-то горделивой и самовлюбленной женщины, но мысль о том, что она увидит ее живот остановила девушку. Не нужен ей сглаз от этой ведьмы.
— Кать, мы скоро закрываемся… Что ты хотела купить?
— Вот. — Протянула ей рецепт.
Слава богу, эти лекарства тут, рядом. Стрелка остановила свое маленькое тельце возле восьми, и рабочий день закончился. Побыстрее пробить лекарства — и домой, к любимому пледу на диване и еще более любимому Сашке под бок.
— Девчонки, как ваш день прошел? — Решив, что посетителей уже нет, Алекс решил помочь Элине закрыться. — Элюся… Привет. — Наткнулся на карикатуру Стрельцовой.
— Привет. — Ее удивление было непомерно выше его. — Ты что тут делаешь? Каких девчонок ищешь?
— Саш, ты уже тут. Минутку. — Элина опустила глаза к кассовому аппарату и просканировала лекарства.
— Заехал к своей жене помочь закрыть нашу аптеку, — ответил мужчина так, чтобы все вопросы у бывшей пантеры отпали сразу.
Рассчитывались они со Стрельцовой молча. Их аптеку… К жене… В глазах у Катерины помутнело. То ли зависть охватила ее душу, то ли жар подскочил…
— Ты Саша? Так вы вместе? Все серьезно?
Элина вздохнула. Ну почему все считают, что в их жизни что-то несерьезно? Они что, похожи на кукол? И жизнь их пластмассовая? Она навела порядок на рабочем месте и, вдохнув поглубже, вышла из-за стойки. Глаза Стрельцовой повисли на волокнах и коснулись пола, когда она увидела живот Элины.
— Серьезней быть не может. — Алекс забрал у Элины сумку и показал взглядом Катерине на дверь. — Мы уже закрыты.
— Так и вторая аптека тоже твоя? — не сдавалась та; зависть к бывшей подруге рвала поджилки.
— Не моя. Наша с Элей.
Он сжал крепче ладошку Элины, чувствуя, как ей необходима ее поддержка. Как стремительно развилась их история: из трагедии в любовный роман со счастливым концом. Когда-то он печалился из-за того, что такая роковая женщина, как Стрельцова, ему не по зубам, но сейчас он рад, что не стал и пытаться откусить от этой дешевки, а сберег ротовую полость для такого ангела, как его Эля. Все-таки есть нечто большее в этой жизни, чем внешность. Мы не выбираем, с каким лицом родиться, но вот красотой или уродством души точно заправляем только мы сами. Алекс поцеловал Элину в макушку. Он выбрал красоту.
Катерина убежала, схватив сумочку. Запах подгоревшего самолюбия осел на стенах аптеки. Алекс поставил помещение на сигнализацию и направился к такси. Скоро он сможет купить свою первую машину.
— Ты назвал меня своей женой, — произнесла Элина. — Ошибка по Фрейду?
— По любви, дорогая, по любви.
Мужчина поднял взгляд к ночному небу, которое подмигивало ему сотнями звезд. Действуй, парень! Эта женщина — единственная, кто достоин твоей фамилии.
«Нет, еще моя дочь», — подумал Алекс, садясь в машину.
Он купит скоро, но не машину. Его глаза нашли безымянный палец Элины во мраке автомобиля. Не машину…
Глава тридцать седьмая
Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.
Эрих Мария Ремарк «Три товарища»
Март жалобно стонал холодными лужами, что зажурчали по мерзлому после прошедшей зимы асфальту. Природа только начала сбрасывать шерстяные шарфы и стягивать шапки-ушанки, скидывать толстенные пуховики и избавляться от валенок. Местами блеклая растительность блестела инеем, что когда-то был красавцем-снегом, пушистым ковром покрывавшим землю. Элина дыхнула на запотевшее окно и провела по нему ладонью.
— Ну здравствуй, март, — произнесла она и отпила горячего чая. — Вот и тебе, моя лапочка, осталось всего два месяца ждать. — Рука переместилась на плюшевую толстовку, в которую Элина облачилась сразу же после подъема. Мартовские пробуждения даже в такой дорогой квартире и в объятиях такого любимого человека были прохладными. А она еще и мерзла за двоих. — Как же я тебя жду, моя девочка.
Жизнь забурлила волшебным зельем в ведьмовском котле. Пары с утра пораньше, стайки грустных, не выспавшихся студентов, толстые книжки с терминологией на латыни, практические занятия, лекции и семинары… Наконец-то, она стала человеком полезным, человеком, о котором скажут: «Незаменимые есть!» Некоторые студенты уже так прониклись к ней симпатией, что просились руководить их дипломами в будущем.
— Вспомнить бы самой, какой там шрифт хотя бы используется, — усмехнулась девушка.
Судьба сделала крутое сальто, вдоволь поиздевавшись над ней в этом тренировочном зале, где готовят бойцов элитного спецназа — тех, кто никогда не сдается на милость поражению. В аптеке была просто феноменальная проходимость, огромная выручка, разные ЧП и ошибки, но ведь она только училась быть фармацевтом и продавцом. Нелегкая работа успокаивать очередь из бабушек или торопящихся подростков, которым мама приказала купить что-нибудь от желудка. Девушка улыбнулась тихой улыбкой, которая трубила во все горло где-то глубоко в ее душе. Что за люди такие… Вечно им что-то от головы, от живота, от нервов. Она и сама такой была. Принимала что-то от хорошей жизни — постоянно загоняла себя в угол своими комплексами, глотала эти горькие пилюли от любви — расстелила свою жизнь дешевым линолеумом под ногами недостойного человека, давилась этой суспензией от уважения к себе — пресмыкалась перед всякими дочками больших боссов.
— Да мы же сами себе врачи. Сами выписываем лекарства, а потом боремся с побочными эффектами и виним во всем «этих поганых аптекарей, что продают всякую гадость», — процитировала она недавнее возмущение женщины, заработавшей аллергию от самолечения. — Сами себе лекари. Боль от неудавшегося брака глушим еще большей извращенной привязанностью к человеку. Латаем любовные раны и заново их вспарываем все той же грязной иголкой. Идиоты.
— С кем это ты там болтаешь? — подозрительно спросил Алекс, сонно проходя в кухню. — И вообще, который час?
— Ты слишком рано, Сашка. Еще только шесть.
Элина поставила кружку и обвила шею Алекса руками. Ее живот, ставший довольно большим, уже по позволял прижиматься к любимому так близко, чтобы слышать пульс сонной артерии, вдыхать аромат его сладкого сна. Их разделяла их дочурка, их маленькая кроха, которая все видела и слышала, все знала и понимала.
— Ну и зачем ты так рано встаешь? Чтобы вести беседы с чашкой чая? Что интересного она тебе нашептала?
Губы мужчины лаской прикоснулись ко лбу Элины и плавно спустились к ее шраму нежными поцелуями. Как же он любит ее. Свою Элю. Бесконечно красивую и серьезную Элину. Задорную и сногсшибательную Эльку. Ранимую и во всем сомневающуюся Элечку. Каждый мужчина должен встретить ту самую женщину, которая будет его всем: его штормом и штилем, его кипятком и льдом, его счастьем и тоской. И ему не нужно крутить головой влево и право, выискивать лучшую партию. Он заключил пари с судьбой и обыграл эту стерву на чужом поле. Она пыталась втюхать ему брак в виде Алиски или Марьянки, а он выбрал самое лучшее, что только может предложить человеческая жизнь — он выбрал свою Элю.
— Я все-таки хочу убрать этот шрам, — поделилась она.
— Шрамы куют нашу душу, как молот — железо. Пусть будет. Он мне не мешает, если ты волнуешься за это, — успокоил ее Алекс и поцеловал ключицу, опускаясь на колени, чтобы быть один на один с крохотной Лисичкой, его маленькой красавицей Мелиссой, Лиссой, или как он полюбил ее называть — Kисичка. Однажды его малышка вырастет и станет красивейшей, гордой, по-женски хитрой лисой, что съест на завтрак не одно мужское сердце. Вот и его сердце она уже прибрала к своим ручкам. — Я люблю тебя, Эля. И тебя, Лисичка.
