Маршрутки, ставшие его личным эксклюзивным транспортом, всегда приходили на остановку переполненные.

— Судьба, сучка, — усмехнулся Алекс, вновь заталкивая себя в полную машину.

Ни разу он еще не сидел! Обязательно какая-нибудь бабка ткнет его зонтом или жирный мужик наступит на ногу. Еще часто заходят беременные и закатывают истерики о том, что им никто не уступает место. Хочешь познать жизнь? Десять минут езды в автобусе стоя поведает о ней больше, чем десятилетия — на собственной машине.

Больница, в которой лежала Римма, оказалась местом, куда попасть трудно. Ему пришлось долго общаться с врачом, чтобы позволили просто постоять у ее палаты и поглядеть в окошко.

— Черти что. Она же не в концлагере! — рявкнул Алекс, желая перегрызть трубку телефона, пусть у него и был мобильный. — Почему нельзя с ней поговорить?!

— А как еще бы вы назвали психиатрическое отделение? — поинтересовался врач, и сказав еще раз, что все просмотры только через стенку и в его присутствии, отключился.

Психиатрическое отделение. У него из головы не шли его слова. Да быть такого не может, чтобы Туманов запихнул ее в дурку. Подумаешь, измена. Все изменяют, все предают, у каждого за пазухой имеется персональный перочинный ножик для спины своего ближнего. Это же не повод заточать ее в психушке…

Лужи забирались своими ручищами с водяными волдырями в его ботинки, резиновая подошва которых почти расклеилась. Внутри волдыри лопались, промачивая насквозь носки. Ветер гнал капли дождя прямо в лицо, и они без зазрения совести кусали глаза и оставляли свои холодные поцелуи на щеках. Самая «приятная» погода за весь год.

Медсестра вызвала врача, и тот проводил Алекса на нужный этаж и к нужной палате. Может, он себя просто накрутил всеми этими мыслями о психушке? Как бы там ни было, а идти по этажу психиатрического отделения ему было не себе. Словно оказался в собственной голове. Внутри своей же больной черепной коробки, которая ломилась от складируемых там отходов его жизнедеятельности: злости, ненависти, боли, сожаления.

— Здесь находится девушка, которую вы ищете, — мужчина остановился возле палаты и кивнул.

На кровати сидела Римма, сгорбившись над чем-то, что он не мог разглядеть. Ее темные волосы — водопады спускались по плечам тусклыми потоками, в худенькие плечи — покатые склоны гор равномерно поднимались и опускались.

— Что она делает? — спросил Алекс.

— Вышивает.

Он поморщился. Вышивает? Все это напоминало театр абсурда. Римма, которую он когда-то знал живой и яркой, немного стервозной, но в то же время забитой паскудным характером Туманова, сидела на койке в психушке и вышивала!

— Почему я не могу поговорить с ней?

— Вы имеете какое-то отношение к произошедшей с ней трагедией?

Вопрос врача обескуражил Алекса. Легко сказать нет и тем самым обелить себя. Но как он может обелить себя, если весь покрылся черной копотью?

— Да. Но сначала вы расскажите мне, что собственно произошло.

— Ее доставили в больницу в тяжелом состоянии после избиения. Многочисленные травмы оказались несовместимы с жизнью ребенка, и она его потеряла. Вслед за этим нагрянула депрессия, бессонница, анорексия, булемия… Она нашла для себя отдушину в виде вышивания.

Ясно все. Если она увидит его, у нее сорвет тормоза. Алекс покачал головой, пытаясь схватить за уши прыткие мысли, что убегали от него, как зайцы от лисы. Римма потеряла ребенка и загремела в психушку с расстройством души. Мог ли он себе такое вообразить, нарисовать хотя бы эскиз подобного ужаса в голове раньше?

— Вы удовлетворены? У меня нет времени весь день тут стоять, — в его размышления смерчем ворвался голос врача, расшвыривая пойманную добычу по сторонам.

— Я не могу остаться здесь один? Я ничего не сделаю.

— Нет, исключено. Проведена огромная работа по лечению и реабилитации девушки. Мы не можем рисковать всем только ради того, что вы хотите с ней пообщаться. О чем с ней сейчас говорить? Ее эмоциональное состояние подавлено таблетками, а душа измучена беседами с психотерапевтом.

— Я понял вас.

И этого достаточно. Больше Римма о нем не услышит, если только прошлое не включит свою телепередачу в ее голове. Тогда он будет транслироваться по всем каналам.

— Пора перебираться из Питера… — пробормотал Алекс, выходя из больницы.

Телефон завибрировал короткими гудками. Смс.

— Что за…

От банка. На его счет вернулось четыреста тысяч рублей от клиники. Мужчина тут же набрал представителя клиники, убежденный, что их бухгалтер ошибся не в свою пользу.

— Что это значит? Как операция отменена?!

— Приносим извинения за задержку денег. Возникли трудности с банком. Вы должны были получить четыреста тысяч рублей, остальная сумма является неустойкой за отмену операции.

— Почему операцию не провели? — Терпение Алекса уже кипело и свистело, точно чайник на плите. Вот-вот взорвется и ошпарит все вокруг. — Соедините с главврачом! Немедленно! — Гудок, и ему уже отвечает спокойный женский голос. — Почему Стриженова Элина не прооперирована? Что за чертовщина?

— Успокойтесь, молодой человек.

— Что вы ей сказали? Отговорили, чтобы не работать и получить неустойку?

— Александр…

— Я требую четкого ответа, в чем причина отказа от операции!

— Эта информация является конфиденциальной.

— За мои бабки информация конфиденциальная для меня же?! Вы ничего не перепутали, мадам? — вспомнил, что в нем живет немного гопник, Алекс. Злость убивала аристократическую кровь, уступая место дворовому воспитанию.

— Не смейте со мной так разговаривать! Всего хорошего.

— Что… Чтоб тебя, старая клюшка перекроенная! — выплюнул он; от его негодования тучи становились темнее.

Что такого должно было произойти, чтобы Элина отказалась от своей мечты? Что эта врачиха ей сказала или сделала, что она так легко отбросила возможность исполнить заветное желание?

Вот и повод перебраться из Питера в… Москву.

***

... не бывает прохладного местечка на жаровне.

Оноре де Бальзак «Невольный грех»

Москва мало чем отличалась от Питера в начале сентября. Все те же лужи по колено, летящая во все стороны грязь и хлюпающие разношенные ботинки.

— Ну и жизнь, — брякнул Алекс, перескакивая очередной потоп в уменьшенном масштабе в виде лужи на тротуаре. Ноги были все мокрые.

Даже на дорогие ботинки нет денег. Вот бы купить, как раньше, в бутике туфли из крокодиловой кожи… Рыночные башмаки не для осенней погоды. Они вообще не для чего не годятся, только для урны. Четыреста тысяч вернулись на его счет, но рука не поднималась купить ботинки на все эти деньги. Больше не поднималась.

Унылое здание клиники словно оплакивало красоту своего фасада, теперь залитое дождем и находящееся под постоянными ударами порывистого ветра. Алекс направлялся туда быстрым шагом, готовый свернуть шею любому, кто посмел обидеть Элину. А потом… потом, может, хватит духу разыскать и ее саму.

— Девушка, я не собираюсь с вами говорить! Звоните главврачу этой шараги!

Он намеревался устроить скандал, каких это заведение не видывало, если они действительно причинили вред Элине.

— Молодой человек, — пискнула мышка — медсестра, чем вызвала еще большее недовольство с его стороны.

— Звоните, черт бы вас побрал! — Хлопнул ладонью по столу Алекс.

— Проходите в двадцатый кабинет на втором этаже, — голос девушки окончательно потерял звонкость, пасуя перед упорством воинственно настроенного незнакомца.

— Благодарю.

Алексу не нравилось быть таким огрызающимся комком нервов, но он не мог совладать с собой. Тревога за женщину, которая стала ему дороже жизни, не отпускала. И будь он проклят, если отправил ее в ненадежную клинику!

— Александр Антонович, как понимать ваше буйство? — жесткий тон Софии Артуровны не дал ему и рта раскрыть. — Вы понимаете, где находитесь?