Только… он ведь захочет как-нибудь отблагодарить. А это поведет к объяснениям с третьим секретарем. Третий секретарь посольства — политуполномоченный. В таких делах он начальник. «Пошлю бутылку в последнюю минуту перед отъездом… у парня не будет времени слать ответных подарков… в самый последний день. Третий секретарь и так начнет вынюхивать, напишет донесение, будет задавать вопросы… Пусть доносит… Это отвратительно, унизительно! Гм… Неужели влияние Эндре Лассу? Или я и раньше все это считал отвратительным? Да, конечно, но у меня для всего было оправдание: бдительность, коммунистическая бдительность, для которой причин множество».

Снова и снова он задает себе тот же вопрос, спрашивает у собственного страха: «Неужели нет другого выхода?»

По утрам он остается в бюро, хотя работы мало. Жену встречает только на обедах.

— Мы можем сбыть наши рубли без труда, — сообщает ему жена. — Я продам мебель. Госпоже Кешеру.

— Тебе виднее, дорогая.

Юный Ричард Тренд, который сидит теперь на своем обычном месте рядом с матерью, тоже думает о покупках:

— Мама, купи мне меховую шапку.

— Неплохая мысль, но давай купим каракулевую.

— Как у генералов?

— Примерно.

— Здорово!

— А ты, — обращается Илона к Банице, — что тебе нужно?

— Я думаю, ничего.

— Да, конечно, ведь ты едешь в Лондон.

Баница не отвечает. В душе он уже выговаривал себе за желание поехать в Лондон без них. Хотя так лучше для всех. Они уже там были вместе и очень неважно ладили.

— Купить простыни?

— Конечно, — рассеянно отвечает он.

Они поспешно кончают обед. Илона тут же выходит за покупками, забирает с собой Нуси.

В посольском магазине их влечет свежий запах льняного белья, только что привезенного с фабрики. Едва войдя, Нуси хватает угол отреза, мнет его, расправляет. Илона безошибочно ориентируется в путанице проходов по запахам. Пожилой продавец семенит к ним.

— Разрешите продемонстрировать, — улыбается он. Непринужденно достав из кармана спичечный коробок, зажигает одну спичку и подносит ее к выдернутой из пряжи шерстяной нитке. Неприятный запах гарантирует превосходное качество шерсти. Илона соглашается, одобрительно кивает, но не проявляет интереса.

— Мы бы хотели посмотреть постельное белье.

— Сюда, прошу вас, — указывает направление продавец.

Когда они входят в отдел белоснежного белья, продавец сильными и уверенными движениями стаскивает с полок рулоны. Тяжелый материал с глухим стуком ложится на прилавок.

— Мне готовые простыни и наволочки, — говорит Илона и добавляет, обращаясь к Нуси: — Полотно тоже стоит купить.

— Если недорого, — говорит Нуси, вынимает кошелек и начинает подсчитывать свои сбережения.

— О, порядочно тут, — улыбается Илона, заглянув в кошелек.

Илона покупает простыни целыми дюжинами, наволочки и чехлы для перин. Нуси за все деньги покупает на метры полотно.

— Ну, хорошо, — говорит Илона, — теперь пойдем к одеялам. Лучше чистого полотна не найти, — говорит она Нуси, поджидая, пока та кончит свои покупки. Илона берет еще шесть пледов из верблюжьей шерсти.

Нуси выносит тяжелый рулон полотна и огромный сверток пледов к ожидающей их машине.

Из посольского магазина они едут в комиссионный. Нуси остается в машине.

Илона покупает громадный письменный стол и полный гарнитур к нему. По сторонам она не смотрит, она давно уже точила зуб на эту ампирную мебель кавказского красного дерева. Бронзовая оковка, львиные когти на темно-красном, поблескивающем дереве. Истинное сокровище — сделано полторы сотни лет назад, а продержится еще несколько веков. Это делали крепостные каких-то князей или графов, по указаниям, которые их господа привозили из Парижа. Стулья и стол гораздо больше парижских моделей. В этих русских дворцах такой простор, много дерева, и мастера были частью недвижимостей. Да, настоящая мебель, словно для гигантов — гигантов, которые могли писать великие произведения литературы или составлять и подписывать самые важные документы империи. Стол как новый, ни одной царапинки. Гораздо красивее того стола, за которым Лев Толстой писал свои толстенные книги — Илона видела стол Толстого, когда они были с экскурсией от посольства в Ясной Поляне. Но дипломатам столы нужны самые большие, такой обычай. Так было во всех посольствах. В Будапеште большие письменные столы так и называют: дипломатические. Только там никто и не видывал таких огромных. Красное дерево, и какая работа! Почти невозможно заметить стыки — крепостные делали, им спешить было некуда.

Она платит за мебель. Еще остались деньги. Она покупает позолоченные, с лепными украшениями, каминные часы. С именем парижского мастера на эмалированном циферблате. И два подсвечника, они очень подходят к часам. От денег за проданную госпоже Кешеру мебель еще немного остается. Она выбирает пять восточных ковров — молитвенных, сотканных сотни лет назад в Бухаре и Таджикистане. Но потом она начинает сомневаться насчет ковров. Об этом еще нужно подумать. Пусть сначала привезут мебель и часы с подсвечниками.

Ковров не надо. В Будапеште такие можно купить, хотя там они дороже и не такие красивые. Потом в задней комнате магазина Илона смотрит старые иконы. Очень красиво… Библиотека Ричарда Тренда, музеи, которые они вместе посещали, Равенна, Венеция, ее собственный инстинкт и унаследованный от отца вкус — все это придает Илоне уверенность в вопросах искусства. Она быстро подсчитывает, сколько она сможет выгадать, купив иконы. Они очень дешевые, русские икон не покупают. Мысленно она уже видит новую пятикомнатную квартиру. В большой передней висят волшебные, темные с огненными бликами картины. Эта итальянка понимает толк в вещах. Но Баница не захочет в своей квартире икон. В передней все бы их видели, потому-то они и должны бы там висеть. В конце концов, святой образ для православных — это произведение искусства для нас, жителей Будапешта. Серьезно, Баница должен купить. Как будет хорошо в передней, никто и не подумает, что мы их прячем…

Илона нюхает иконы. Дерево пахнет мышами: запах красок и лака улетучился за долгие столетия.

Она сердито оставляет иконы. «Я его уговорю… а вернее, и о себе надо подумать, хотя бы раз. Ведь это тоже важно».

Она снова едет в посольский магазин и покупает еще девять пледов из верблюжьей шерсти, все, что осталось.

— Не сможете ли вы зайти после первого? — говорит продавец на очень вежливом немецком языке: — Мы ждем новую партию.

— Гут.

Они приезжают домой. Илона ждет, пока Нуси и шофер разгружают машину. Потом входит в квартиру и стучит в дверь Баницы.

— Я все это продала, — описывает она круг руками.

— Ладно.

— Сейчас будут выносить к Кешеру.

— Хорошо.

— Вынь, пожалуйста, твои вещи из ящиков.

— Не сейчас.

— Они приносят новую мебель.

— Какую мебель?

— Я купила. Восхитительную. И почти даром.

— Пусть вносят.

— А куда они ее поставят, если можно спросить? Тут же все заставлено.

— Меня это не касается.

Илона поворачивается на каблуке и хлопает дверью. Нуси ждет ее в передней, придерживая свертки с покупками.

— Отнесем к мальчику.

Ричард Тренд-младший слышит шум в коридоре, когда вносят покупки. Сейчас он сидит за своим столом, уткнув нос в книгу, — воплощенное прилежание. Он сердито смотрит, как Нуси открывает локтем дверь и протискивается в нее вместе с огромными рулонами. Что они, не могут оставить его в покое? Пледы из верблюжьей шерсти в двух тюках нужно проталкивать силой в широко распахнутую дверь. Дешевая оберточная бумага рвется. Мальчик с отвращением смотрит на тюки, один из которых занимает весь диван, а второй — половину пола. Он встает, тычет в мягкие рулоны, заглядывает под коричневую бумагу, и пускается в пляс по комнате, еще не занятой пледами.

Верблюды одногорбые,

Двугорбые,