А вообще маятник. От «очень хорошо, ах, какие мышки под полом бегают, какие у них глазки чёрные» до полного оцепенения и бессилия, когда от тебя требуют бумажку тутжесейчаснемедленно, а ты ни ухом, ни рылом.

Вот и сейчас. «…Всё общество – свеча. Но тень ещё глядит из-за плеча, и…»

Умирающая бабочка, приплавившись к парафину, лупит крылом пламя. В соседней палатке кого-то давно и сильно бьют в грудь. Шушукаются дневальные, и топят печь.

Завтра смоюсь в город.

Другая жизнь. Пока дошёл до Турского – весь серый. Навстречу – техника, техника, техника. Артиллерия 58-й армии. Немного БТРов. Самоходные артиллерийские установки. Шилки, Ураганы – только я в них не разбираюсь. Что угодно на шасси ЗИЛа, ГАЗа, Урала. Заряжающие машины с дровами в ячейках манипуляторов.

Страшновато. Очень много и очень грозно. …А потом от Турского до Спутника в автобусе. Другой шок: столько техники не доехало. Вдоль обочины стоят, подохшие на полдороги. Десятки машин. Тренировка перед Грузией.

Женщин и стариков здесь уважают. Во всяком случае, в автобусе место уступают мгновенно. Чужая речь. Парусиновые и плетёные шляпы из далекого прошлого. Кепки-аэродромы. Холодные арбузы в бочках с водой вдоль дорог. Имена и фамилии владельцев на табличках «улица-дом».

Купил новую портупею, запасные звёзды и петлички. Пошёл в гости, искупался. Забрал фотографии на воинское удостоверение. Книгу какую-нибудь себе купить не смог: нет здесь приличной литературы в книжных. Да и книжных больших нету. Буду искать. Познакомился поближе с лейтенантом из отдела кадров дивизии. Обменялись телефонами. Польза, может, и не польза, а человек приличный. Неглупый. Сижу в любимом интернет-клубе, за окном дождь. Вспоминается «Дождь» Покровского и его же «Бес». Первое про настроение, второе – про общение с начальством.

Иду по улице и читаю в голос:

Великолепная иллюстрация ко всему сразу. К теме о том, что такое армия. К вопросу о том, хороши ли местные методы воспитания. К вопросу о выходе на площадь.

В палатке двадцать четыре рядовых и два лейтенанта. Идёт «прокачка». За утерю гаечного ключа пятерых молодых заставляют приседать и отжиматься, а потом бьют. Бьют сравнительно безопасно, без серьёзных травм. Это воспитание по-армейски.

Качают Большакова («Большой», «Старый») – выпускника ВУЗа, специальность – социальная педагогика. Внешне похож на Драуга. Отжимания. Удар ногой по ребрам, Большаков падает. «Что за х. йня?» – «Моисей… в такт… попал…» – «Чтоооо, бл. ть?!» Бьют. Дальше анализируйте сами:

а) Ключи тут почти ни при чём. Деды развлекаются.

б) Но воспитательный момент всё же присутствует: бойцов отучают косячить и дают им силу и выносливость. И, может быть, даже иммунитет к издевательствам.

в) Лейтенанты ничего не делают, чтобы прекратить прокачку и избиение, хотя физически способны.

г) Способны, но ставят себя под удар, рискнув вмешаться.

д) Командир батареи такого бы не допустил. При нём никто никого не качает и не бьёт. Он авторитет.

е) Потому что сам всех качает и бьёт.

ж) Он одобряет работу сержантов.

з) Вообще-то, по местным меркам это норма, просто мне не очень нравится.

Так вот, можно ставить фигурную скобку, как в школе. Это Система. Можно бить бьющих. Это будет выход на площадь отчасти. Если ты выдержишь ответный удар, то в рамках одной роты воцарится временное благополучие. И вскоре начнётся бардак и вседозволенность. Пьянки, неподчинение. И надо будет бить пьющих и прочих. Тех, кого ты пытался защитить. Единственное, что может стать лучше, – это то, что моя власть будет соответствовать количеству моих звёздочек.

Как ни крути, попадаешь в этот круг.

Пока есть Андрей, можно стать Бокононом, носителем лживого успокоения, «добрым дядей». Лишняя шестерёнка в этом механизме. Мерзкая роль, всеми презираемая и никчемная, по сути. Вот и всё.

Кешисян с Магазином ходили к «контрабасам» (контрактникам) в 502-й или 203-й воровать. Спалились. Но контрабасы для них – реальный заработок. Им же по 6 тысяч платят! А 502-й по 15–20 получает – в Ингушетии стоит. У них есть мобилы и фотоаппараты.

Обещают «БэТэр» – бельевую тлю и «дизель» – дизентерию. Плохо.

Очень тяжело пишутся письма. В письмах надо писать о хорошем или высоком, а тут всё мерзкое и грязное. О таком проще в журнал – познавательно, должно быть.

Воруют. Все и везде. Командир батареи вынужден сливать и списывать бензин, чтобы купить запчасти для машин. Запчасти для машин воруют друг у друга механики. В столовой порой 7 банок тушёнки – в офицерский котёл (40 человек) и 2 банки – в солдатский (250 человек). Командиры полков и замы воруют из зарплат сотнями тысяч и отдают половину взятками, чтобы скрыть тот факт, что ВСЕ ВОРУЮТ.

Захожу в столовую с двумя «пиджаками» из Краснодара. На одном из столов лежат три свечки. Офицер берёт свечу и прячет под китель. И подмигивает мне. Занавес.

Солдаты называют офицеров «шакалами». Кешисян делает это громогласно. Рассуждает (сильно облагорожено): «Нет, бл. ть, это не акустика! Акустика – это когда одна волна и другая волна, и они, бл. ть, сталкиваются, и получается третья волна, и если ты в неё попал, это за. бись, отвечаю, пацаны. Я, бл. ть, х. й знаю, как это называется. Где этот, бл. ть, годичник? Умный, бл. ть. У нас тут дох. я умных. Одни вот псами пошли, этот на год. А меня, бл. ть, в школе только план научили курить. Как я умел свечу включить до школы, так и после школы, вот отвечаю. Слышь, Моисей… уходить будем, давай рессоры п. зданём, продадим? И бензин сольём весь…» Этот сольёт, точно.

Поют песню на мотив «Мории» (вернее, «Гогии», если соблюдать хронологию): «Это Северный Кавказ». В лезгиночной аранжировке.

Здесь мята по пояс высотой в полях. Зверобой. Душица. Пить и пить бы чай. Но кипятить трудно – только в кружке на печке. Долго и только ночью.

На столе механические часы Дениса.

Иногда смотришь на часы секунду и успеваешь понять, что часы стоят. Но потом стрелка всё-таки сдвигается.