— Нет… не надо… — мне казалось, что я кричу, но выходил какой-то хрип, — пожалуйста…

Снова смех, и кто-то что-то говорит мне, но я не могу разобрать слов, крики моих жертв разрывают мне мозг. Кровавые образы стали заполнять все. Я видел вокруг себя кровавые реки и изуродованные трупы, которые тянули ко мне свои скрюченные пальцы, рвали кожу, хотели утопить в этой крови, утянув на самое дно вместе с собой.

Меня словно ударили чем-то тяжелым по голове, перед глазами на время прояснилось, и мне казалось, что эта тварь, сшитая из кусков вампирских тел, сейчас залезет мне в голову своими руками. Она смотрела мне в глаза с наслаждением, словно видела все тоже, что вижу я и упивалась моим ужасом.

— Много… много секретов спрятано в твоей голове… — прошипела тварь и коснулась меня своей отвратительной рукой, я захлебывался от собственного крика, когда сознание снова стало разрывать от страшных видений, еще более ужасающих. Много, как много моей крови и чужой. Хозяин издевался надо мной, пытал, ломал меня, поил своей кровью. Зачем? Он терзал меня бесчисленное количество раз, снова и снова повторяя одни и те же слова: «Каждая клеточка твоего тела должна запомнить, что ты принадлежишь только мне!» Боль, унижение, снова боль. Зал, кровь на полу, на диване лежит девушка, я видел ее, я знаю ее. Картинка меняется, я вижу ее живой, она улыбается мне и шепчет: «Я люблю тебя, очень…» Я знаю ее имя, я помню, как пахли ее волосы, какая ее кожа наощупь.

— Эмили… — вырывается крик из горла. Мне больно, ужасно больно. Я чувствую вину, огромную, давящую, душащую. Я пил ее кровь, я помню, что сделал с ней, помню, что сделал Эдвард.

Снова страшная боль вернула меня из моих видений в реальность. У меня захрустел позвоночник, кто-то словно вынимал мои позвонки по одному и вставлял обратно. Сколько еще они будут издеваться надо мной? Для чего? Чего этим можно от меня добиться? Если они хотели что-то узнать, то я сейчас даже имени своего вспомнить не могу. Кто меня мучает так? За что?

Отвратительный звук, словно сверлят череп, дрожь во всем теле. Я не могу уже даже кричать, мне кажется, что я больше уже ничего не могу. От беспомощности и полного отчаяния слезы покатились по лицу. Боль, невыносимая, нестерпимая настолько, что хочется уже самому вырвать собственное сердце и сжать в кулаке, чтобы прекратить мучения, но тело не слушается.

— Больно… — шипящий голос разрывает гул в голове… — Как больно…

Знаю, черт тебя дери, знаю…

Когда пытка прекратилась? Когда все исчезло? Сознание едва прояснилось. Я снова находился в камере, меня жутко тошнило. Во рту ощущался привкус каких-то лекарств и крови. Я не чувствовал тела, все онемело.

— Я сделал все что мог, но он, похоже, ничего не знает… — знакомый хрипучий голос, приглушенный, сдавленный.

— Завтра попробуешь снова, — грубый бас, приказной тон.

— Боюсь я, что он уже все равно ничего не скажет. Если вообще сможет говорить.

— Что ты сделал, сумасшедший ты старикан?!

— Ничего я не делал. Он уже был таким. Похоже, что его уже сломали до меня.

— Едрить твою налево… — смачный плевок, пинок по решетке. — Что мне сказать епископу? Он же раздерет наc всех как лягушек!

— Так и скажите, что он уже был сумасшедшим! Что я мог поделать? Стоило тронуть немного и его скрытые воспоминания сами одно за другим вырвались наружу!

— Это все твоя проклятая тварь. Видеть это богомерзкое создание невозможно! Ладно, забирай ее и вещи свои. Уматывай! Я сам решу, что сказать епископу.

— После ритуала тело только не повредите. Блейк обещал мне его отдать! — профессор закашлялся и пошел, шаркая ногами по каменному полу.

До меня кто-то дотронулся, потянул, перевернул на спину. Я видел только какие-то темные силуэты перед собой, лиц не разобрать, только какие-то уродливые гримасы, словно маски из фильма ужаса: красные глаза, клыкастые пасти.

— Эй ты, понимаешь, что я тебе говорю? — мужчина помахал рукой перед глазами, я понял, но не отреагировал, мне было все равно. Что бы они со мной уже ни сделали…

— Все, спекся… — выдохнул кто-то еще.

— Еще нет!

Звон цепочки, ошейник обжег горло, стало трудно дышать, но я больше и не дышал, ничего больше, только глаза закрыл. Боль нарастала, чертова железка сжимала горло все сильнее, казалось, сейчас захрустит гортань. Может и голова тогда отвалится, наконец…

— Да все уже, хватит! Без толку. Видишь? Даже не реагирует.

— Бесполезный кусок мяса!

Тяжелый вздох, пинок под ребра. Дышать стало легче. Сквозь ресницы я увидел, что темные фигуры ушли. Щелкнул железный замок. Были слышны только отдаляющиеся шаги.

====== Глава 18 ======

Молодые монашки наблюдали за тем, как Рэй прошел через двор монастыря, направляясь к церкви. Его красивое лицо было серьезным, ветер развевал длинные черные волосы, и колыхал черный плащ с нашивками. Девушки перекрестились и отвернулись, пряча свои лица, стараясь не показать своего смущенного интереса и вызванного им страха, сжимая в ладонях распятья.

— Господи, не введи во искушение, — прошептала одна из них и перекрестилась.

Охотник резко распахнул дверь церкви, проследовал по залу к исповедальне и вошел внутрь. Наклонившись ближе к решетке, он прошептал:

— Говорят, ваши псы держат где-то вампира для своих темных ритуалов. Я получил приказ от Гильдии убить его. Ты ведь знаешь, где его держат.

Человек, сидевший с другой стороны перегородки, откашлялся и прошептал:

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, Рэй. Тебе вообще не следовало сюда приходить, я же предупреждал Гильдию, что больше не сотрудничаю с ними.

— Я теперь и исповедаться не имею права, или в церкви меня видеть не рады, потому что я дьявол во плоти? — съязвил Адамс, щелкнув костяшками пальцев и покосившись на решетку.

— Мы всего лишь мелкие пешки, в подробности нас не посвящали, слишком велика вероятность утечки информации, сам понимаешь.

— Все ясно, значит, береженого бог бережет, так?

— Все верно, и прошу тебя, не приходи сюда больше.

Охотник скривил губы и хмыкнул. Конечно, он знал, почему его все так боялись и даже ненавидели — люди всегда боятся того, чего не понимают. Слышать такие слова от бывшего соратника было неприятно, но пути господни неисповедимы, и потому Он один только знает, видимо, почему в мире творится вся эта несправедливость.

— Ты боишься, что я совращу, словно дьявол-искуситель, твоих милых невинных овечек? — спросил Рэй с сарказмом в голосе. Холодный прием сделал его раздражительным.

— Едва ли, я знаю, что ты на такое не способен. Просто могут возникнуть ненужные сплетни о том, что я продолжаю сотрудничать с Гильдией, могут посчитать шпионом и предателем.

— А разве это не так? — удивленно спросил Адамс, приподнимая брови и наклоняя голову к решетке.

— Я здесь, потому что мне захотелось быть свободным от вас всех, я не сотрудничаю ни с Гильдией, ни с Орденом, хотя иметь дело с последними мне приходится часто. Рэй, я слишком устал убивать, я хочу искупить все свои грехи сполна… — совсем тихо закончил свою фразу человек с другой стороны решетки, потом послышался скрип двери и священник ушел, оставив Адамса одного.

— Вы всего лишь жалкие слабаки, прикрывающиеся тупой верой, — прошептал себе под нос охотник.

Адамс долго задерживаться не стал, вышел во внутренний дворик и присел на лавочку в тени деревьев. Этот монастырь был когда-то поистине красивым и спокойным местом. Теперь — нет. Вокруг никого не было, словно весь монастырь вымер, как только монахини его заметили. Неудивительно, что они так реагировали на него. Рэй всмотрелся в собственное отражение в клинке своего меча. Оно был растянутым и расплывчатым, но даже так можно было увидеть его острые и холодные черты лица, даже когда он пытался улыбаться, получался скорее оскал, чем улыбка, а в глазах только опасный отблеск металла. За всю свою жизнь охотник встретил только нескольких людей, которые могли спокойно смотреть ему в глаза. Нечеловеческая сила охотника делала его чудовищем, и за свою силу он расплачивался дорогими ему людьми.