Вечером первым пришел Григорий.

- Как? - спросил он. - Здоровеешь душой и телом?

- Не по дням, а по часам. Здесь харчей натащили, ешь.

- Это можно. Да... Лейтенант завтра приезжает. Участковый. Будет разбираться.

- Разбираться-то уже не в чем, - не глядя на Григория, проговорил Андрей и подумал: "Ну, сейчас начнется".

- Как не в чем? - удивился Григорий.

- Видишь ли, какое дело... Как бы тебе объяснить... В общем, - Андрей мялся, с трудом выдавливая из себя каждое слово, и наконец, отчаявшись, выпалил скороговоркой: - Я их простил. И пообещал уладить дело с милицией.

- Трах-тарабах-тах-тах-тахтах! - рассмеялся Григорий. - Ничего не пойму.

- Я их простил. Понимаешь? Простил. И обещал уладить дело с милицией. Теперь ясно?

- Теперь, кажется, ясно, - медленно произнес Григорий и, отойдя к окну, забарабанил пальцами по стеклу. - Струсил? - спросил он.

- Да при чем тут струсил? - страдальчески сморщился Андрей. - Чего их бояться! Ты уж плети, да меру знай. Что здесь, мафия...

- Мафия не мафия, - исподлобья взглянул Григорий. - Просто, видимо, ты испугался, как бы ненароком не посчитал тебя кто-нибудь мстительным человеком. А вдруг кто-то прошепчет за углом: "Ну, подрались... ну, побили морду... Всякое бывает, не ангелы! Что ж, обязательно надо милицию впутывать, губить человека. Так можно всех пересажать". Наверное, этого шепотка ты и перепугался. Да заодно появилась возможность трусость спрятать за очень красивой ширмой доброты.

Замолчав, Григорий сел на кровать против Андрея, обхватил себя руками за плечи, покачивая круглой, аккуратно причесанной головой.

Честно говоря, Григорий в чем-то был прав. Но во всем ли?

- Послушай, кому нужно было меня бить? Зачем я Ивану нужен? Виноват во всем Китыч.

- Кто-кто? - недоуменно спросил Григорий.

- Китыч, Валерий Никитич. - И он рассказал Григорию то, о чем говорила ему раньше Наташа. - Что ж, теперь Ивана и тех двоих - по голове, в тюрьму, а Китыч будет спокойно жить. Разве это правильно? - закончил он.

- Разберутся. Дело нехитрое. Что в милиции умных людей нет?

- Да-а, разберутся... Для нас он - Иван. Для них - бывший заключенный.

- Что ж, от этого никуда не денешься.

- Значит, справедливо наказать его, прибавив чужую вину?

- Пусть хоть за свою ответит. Ладно. Посмотрим. Поговорим с Лихарем, с участковым, с другими людьми в поселке.

Он поднял голову и, прочитав в глазах Андрея вопрос, пожал плечами.

- Мы приехали, а они жили здесь. Мы уедем, а им жить. Вот так.

Больше Григорий об этом не говорил. Зато Володя, узнав, взбеленился:

- Нашел кого жалеть! Завтра они напьются в связи с благополучным исходом дела и, если ты им на дороге попадешься, снова-здорово. Но хорошо, если ты - черт с тобой, за свое и получишь, - а если кто другой? Я бы таких жалельщиков вроде тебя судил как соучастников будущих преступлений. Тоже мне доброхоты... Разговаривать с тобой, дураком, не хочу...

- Знаешь, Володя. Я, может быть, и сам на твоем месте то же говорил. А вот понимаешь...

В голове Андрея вдруг на мгновение встали два Ивана: первый тот, недавний, жалкий, мокрогубый урод, с собачьей преданностью в глазах; и второй Иван, тот, что пел в этой комнате памятным дождливым вечером.

- Что понимать-то? - спросил Володя.

- Если бы я знал, что делать! - вздохнул Андрей, бороздя пятерней лицо. - Знаешь, Володя, знаете, парни, вы в чем угодно меня можете обвинять, но только не в трусости... Вот, ей-богу, я не струсил. Подумал я, и жалко мне его стало. Понимаете, жа-а-алко, - последнее слово он произнес длинно и страдальщически морщась, а потом почти крикнул: - Ну, жалко! Ну, вдруг он что-нибудь поймет или, черт с ним, не поймет, так хоть не влезет больше ни в какую историю и проживет свою жизнь по-человечески. Ну, может такое быть?

- Ой, Андрюша, - поднялась Зоя. - Я не знаю, прав ты или нет... Но ты молодец, честное слово, - и выбежала из комнаты.

- Те-те-те, - значительно проговорил Володя. - А не втюрился ли наш Заяц случайно? А? Вот это будет номер.

Никто ему не ответил.

С утра Прокопов пошел по студенческим бригадам. Леночку он посадил на плечо. Болтун весело бежал впереди.

На домах пробыл недолго. Походил, поглядел, к "лесам" придирался, особо на разговоры не поддавался. А на лесоповале задержался. Может быть, в этом был виноват Славик.

Когда Прокопов Леночку побегать отпустил, Славик тут же с ней в игру ввязался. Поманил ее пальцем, сам за кучу веток спрятался, хриплым замогильным голосом начал:

Я ищу в лесу колоду,

Я хочу отведать меду!

И рыкнул раскатисто. Леночка ойкнула.

- Или спелого овса!

Где найти его, лиса?!

рявкнул он и вперевалочку, косолапо выбрался из-под кучи веток. Волосы его были всклокочены, глаза дико шарили по сторонам.

Леночка взвизгнула с веселым ужасом и бросилась к Болтуну. Тот, для порядка, лениво гавкнул на Славика: не очень, мол. Но Леночка его остановила:

- Молчать, Болтуша, - и закричала Славику: - Еще, еще!

И снова Славик прорычал страшную медвежью песенку. И снова Леночка в сладком ужасе побежала прятаться к Болтуну. Но тот уже не лаял, лишь глаз едва приоткрыл: не пойму я, мол, никак, что тебе надобно.

- Еще, еще! - кричала Леночка.

И Славик, войдя в роль, рычал все страшнее и страшнее. А может, просто он охрип. Устав, он предложил Леночке: "Теперь ты меня пугай".

И игра началась сызнова.

Они бесились, а ребята с Прокоповым разговаривали. Он не торопился, все наболевшее выслушал.

Но уходить, в конце концов, было нужно, и он забрал хнычущую дочку, а Славику сказал:

- У тебя получается.

- Стараюсь, - ответил Славик и доверительно прибавил: - Охмурить дочку начальника - это гарантия успеха в работе.

- А-а-а, вон чего, - усмехнулся Прокопов.

Степан поглядел ему вслед, сожалеючи головой покачал:

- Какой мужик... а вот не нашов бабы краще, чем эта Клавуня мозглявая.

Стоявший рядом Славик вопросительно поглядел на него. Но Степан лишь безнадежно рукой махнул и пошел к трелевщику.

* * *

Прокопов побывал уже во всех бригадах и возвращался в контору. Проходя мимо недостроенного медпункта, он остановился. Из дома несся ребячий гвалт и веселая, дятловая разноголосица молотков. Недолго постояв в недоумении, он вошел в дом.

Орава поселковых мальчишек планковала стены. Прокопова заметили не сразу. А заметив, перестали стучать. Кто-то крикнул:

- Командир! К тебе пришли!

Из глубины дома выбежал Колька. И, увидев Прокопова, степенно подошел к нему.

- Работайте, работайте, - скомандовал он. - Людей не видали?

- Ну и как, индейцы? - спросил Прокопов.

- Никакие не индейцы, - ответил Колька.

- А кто же?

- Вспомогательный пионерский отряд "Разведчик".

- Кому вспомогательный?

- Студентам. Вы же им работы навалили. А людей не хватает. Они нас позвали, - и, не выдержав серьезного тона, похвастал шепотом: - У нас форма будет.

- Ну-у, - удивился Прокопов. - Форма?

- Ага. Рубашки и пилотки.

- Да-а... Живете вы хорошо, - пошел он вдоль стен комнаты. - А претензии какие есть ко мне, жалобы?

- Есть, - снова посуровел Колька. - Я вот на планерке скажу. Тетя Варя ругается. Гвозди не хочет давать. Говорит: раскидаете. Приходится Гришу звать. Вроде мы маленькие.

- Та-ак... Разберемся с тетей Варей. Послушай, - спросил Прокопов, - а Леночку мою вы не возьмете?

- Мала еще, - снисходительно усмехнулся Колька. - Пусть подрастет.

- Жаль, жаль, - покачал головой Прокопов. - Ну, давай, командир, продолжай. За качеством следи, за техникой безопасности.

На ступенях медпункта стояла Зоя. Она не хотела беседе мешать. Зоя дошла с Прокоповым до конторы. Он слушал ее, слушал, а у самого порога вдруг расхохотался.