-Аля, Аля где? - спросил полковник попавшегося ему навстречу знакомого фельдшера. Тот был явно не в себе, медика шатало от усталости.

-При перевозке уже пятеро померло, - как работ говорил тот, повторяя фразу снова и снова:

-А к утру еще десятка два помрет, лекарств нет, воды нет! Чем их кормить то будем? -

-Аля где? - игнорируя его сбивчивые причитания, повторил свой вопрос Кузов. И пожилой фельдшер, наконец-то, немного, придя в себя, показал ему в сторону обрыва:

-Она там, отошла на недолго! Вот там, ее товарищ полковник смотрите! -

Кузов прошел к краю скал, и не сразу в темноте, разглядел одинокий огонек папиросы и девичий силуэт. Аля сидела у самого края и курила. Он шагнул к ней с содроганием в сердце, сомневаясь, не узнав ее сразу: 'она, не она?':

-Аля! Вы? - все же решился спросить он. Девушка вздрогнула от неожиданности и повернулась. И тут вблизи полконвик, сразу узнал ее, это была она. Аля устало улыбнулась ему. Изможденное лицо с ввалившимися щеками засветилось тихой радостью.

-Ах, это вы Илья Матвеевич, а я-то думала, показалось, мне что ли? Показалось, что ваш голос слышу, у меня такое бывает, наверное, от напряжения? - обрадовано говорила она, они не были еще достаточно близки, несмотря, на длящиеся уже полгода ухаживания и Аля, будучи на десять лет младше, всегда называла его на вы:

-А это вы сами собственной персоной! Откуда вы тут? Как я рада видеть вас снова живого и невредимого. Вы мне снились недавно. Я так хотела знать, что вы живы, спрашивала о вас. Я очень волновалась. Вы ведь последний месяц совсем пропали. Перестали заходить к нам. Видите, а мы вот теперь тут, почти всех почти раненных сюда из дивизии вывезли, сейчас до отправки тут и будем находиться! А от нашей дивизии почти ничего не осталось меньше чем полк! Ждем отправки...-

-Какой отправки Аля? - не понимая ее, спросил Кузов:

-Какой отправки?-

Он посмотрел ей в глаза: 'они, что ничего не знают еще?'. Девушка быстро докурила, сделала еще пару затяжек, окурок мелькнувшей на фоне черного моря искрой полетел с обрыва вниз. И Аля сама сделала первый шаг а его объятия, мягко как кошка прижалась к нему всем телом, теплая живая, и смотрела на него снизу вверх не отрываясь, влюбленным взглядом и он тоже не мог на нее наглядеться. Это было все между ними так впервые за полгода, было так, как никогда еще раньше не было. Ведь здесь перед лицом смерти, скрывать им друг от друга стало больше нечего, оба боялись лишь не успеть сказать самого главного друг другу. А все эти прежние обычные условности утратили для них всякое значение. Присутствие смерти делает людей настоящими.

-А вы что такого не знаете, Илья Матвеевич? - вдруг спросила девушка и, не ожидая ответа сама начала рассказывать ему все:

- Завтра всех наших раненных и нас увезут, за нами придут корабли, - так нам начмед сказал. У нас почти восемьсот человек раненных, представляете, а лекарств и перевязки нет никаких!-

-Аля я пришел к вам, я очень хотел увидеть вас, - прошептал он, обнимая девушку, задыхаясь от чувств переполнивших его. Боже, какая она хорошая, замечательная. Это лицо, эти губы, глаза. Аля, не отводя от него своего взгляда, грустно улыбалась:

-Я никуда же не денусь от вас, Илья Матвеевич, никуда и вы никуда не денетесь теперь от меня, я то уж вас не отдам никому, не отпущу, вы слышите меня, вы только мой, навсегда. Я же дура еще та, я как кошка полюбила, раз и вас не отпущу никогда! А завтра придут корабли и нас всех увезут отсюда, и скоро мы опять с вами увидимся! Вы женитесь на мне, я вам рожу детей, мы будем жить! Вы и я! -

Ее тонкие длинные пальцы нежно прикасались к его спине, шее, гладили голову.

-Нет, нет! Аля вас никуда не увезут, все останутся здесь,- твердо произнес он. Девушка испугалась столь очевидной для нее нелепости его слов. Она пристально поглядела ему в глаза, как будто пытаясь понять, что же он хочет всем этим ей сказать?

-Ну что вы такое говорите, милый мой, так не может быть, нас обязательно всех вывезут отсюда! Меня, вас, раненных, армию. Нас же не могу просто так взять и бросить тут? Понимаете, мы же люди мы советские люди! - начала она ласково успокаивать Кузова. Аля сделала интонацию на слове 'советские'. Ей было не понятно, как полковник не понимает таких простых очевидных даже всех вещей. А он в ответ лишь прижал ее к себе еще сильнее, и она не противилась, Кузов зарылся лицом в ее волосы пахнущие дымом и еще какими-то медицинскими запахами. Девушка вся дрожала, она закрыла глаза, и обоим казалось, что нет больше никакой войны, нет ничего, есть только берег моря, ночь и они вдвоем.

-Ну что вы такое говорите? Ну, какой же вы дурак! Милый любимый мой дурак! - горячо шептала она ему, и терлась лицом об его гимнастерку на груди как трется в неге ласкающийся котенок:

-Все будет хорошо. Я очень волновалась за вас. Я так давно вас не видела! -

-Послушай Аля, - Кузов нежно за подбородок пальцами приподнял ее лицо вверх, так что бы снова увидеть эти глаза:

-Милая моя любимая Аля, не будет ничего, никакой эвакуации не будет, ничего все останутся здесь. Но ты должна жить!-

Она отстранилась от него и уже по-другому сурово посмотрела на него:

-Я что девчонка? Да какая же я девчонка?- по ее лицу потекли слезы, она плакала беззвучно:

-Я раньше была девчонка, до войны, понимаешь, до нее была девчонка, а сейчас я уже не девчонка никакая, ясно тебе? -

Так не заметно для себя она наконец перешла с ним на ты после долгого знакомства.

-Аля ты должна жить!- Кузов снова ее прижал к себе, и она поддалась ему легко, трепетно, обвила его шею тонкими холодными руками.

-Я ждала тебя, ждала, когда ты мне это скажешь, что любишь меня,- прошептала она, прижимаясь к нему всем своим телом.

В темноте у маяка, где разгружали подводы, кто-то громко прокричал:

-Аля! Аля! Ну, где ты? Нам надо уже заканчивать, куда ты пропала?

Она поцеловала его в губы. Поцелуй был коротким прикосновением ее сухих губ. Кузов услышал эти важные слова:

-Знай, Я люблю тебя! -

Сердце его раскололось то ли от горя, то ли от счастья на кусочки. Стало так больно, словно кто-то резко куском проволоки резко стеганул его всего размаху. А на ее глазах заблестели слезы.

-Мне надо идти, прости, прости, - она целовала лицо полковника, и он чувствовал на своем лице колючие поцелуи сухих губ.

-Мы же увидимся еще? - мягко отстранялась она от него.

-Аля постой, - он крепко взял ее за руку:

-Послушай меня, эвакуации не будет, вывозят избирательно только командиров, ты должна уехать, все это не имеет смысла! - Кузов кивнул в сторону подвод, ночной суеты у маяка.

-Ты должна уехать, немедленно собирайся, я провожу тебя! Я посажу тебя на подводную лодку, собирайся нам надо спешить! -

-Как уехать? Куда? - она рассмеялась оглушенная всей нелепостью его слов:

-А они мои девчонки, а врачи, а солдаты, ты их всех что тоже со мной на эту лодку посадишь?-

Но он ее не слушал.

- Через час нам нужно быть у причала там будет катер, и тебя отвезут на подводную лодку, ты должны жить!-

Она со злостью посмотрела на него:

-Ты считаешь, что я способна предать? - спросила Аля.

'Способна предать!' больно отдалось в его груди. Вот и он не способен.

-Вот на!- и Кузов протянул ей свой посадочный талон.

-Что это? - спросила девушка.

-Это пропуск на лодку. После 12.00 рейдовый причал возле 35 батареи береговой обороны. Ты должна жить! Я люблю тебя! Нам надо спешить, понимаешь? -

-Нет, - она покачала головой, отрицая, что-то такое для нее совсем неприемлемое, страшное и убрала его руку с талоном. Но он пытался настаивать.

-Нет, возьми, для тебя. Это эвакуационный талон, по нему тебя вывезут на Кавказ. Аля после 12.00 на рейдовом причале 35 береговой батареи, ты поняла? - говорил ей полковник.

-А ты? - спросила она у него в ответ:

-А как же ты?-

Он произнес:

-Нет, я не могу! Я позже! -