-Не ври, это твой, я знаю, ты никуда не поедешь!- оборвала его она Аля.
-Аля, ну иди же скорее сюда, хватит курить!- доносилось из темноты.
-Прощай, - прошептала Аля. Она повернулась и убежала в темноту, растворилась в ней.
- Прощай! - и Кузов развернулся и бессильный что-либо сделать еще для нее, ушел в темноту.
В ту же ночь с 30 июня на 1 июля в глухой каземат, где уже сутки содержался арестованный Родионов, прибыл командующий Приморской армии. В темноте помещения раздались его шаги, лязгнул металлический замок, дверь открылась. Петр Кузьмич лежал в полной темноте на железной койке, устланной сухой соломой, закинув руки под голову, и даже не встал, когда к нему вошел Петров. Он не узнал его в темноте. В каземате включили слабый мерцающий свет. Глаза Родионова, привыкшие к темноте, быстро адаптиваться к свету не смогли. И он щурился, привыкая к нему, прикрывал свое лицо рукой, а глаза предательски слезились, страдали от рези. Командующий тут же распорядился охране, что бы генералу вернули ремень, оружие и забранные личные вещи. Петров присел на койку рядом с удивленным Родионовым.
-Не устали валяться? А Петр Кузьмич? - рассмеялся он.
Тот начал подниматься.
-Здравия желаю, Иван Ефимович!- приветствовал он командующего.
-Здравия желаю. Собирайтесь скорее, никакого трибунала не будет. Хотя вы поступили так с Чирясовым совершено напрасно, и я вас не одобряю, но все, же я был против вашего ареста!- произнес командующий и после недолгой паузы добавил:
-Мы с вами отплываем этой ночью. Все уже окончательно решено. В Севастополе немцы, они занимают город. Руководить обороной, оставлен командир 109 дивизии генерал Новиков. Он уже отдан моим приказом. В его распоряжении будет морской катер, и как только он эвакуирует войска, то сразу покинет побережье! -
-Я все понял, - Петр Кузьмич отряхивал гимнастерку от соломы, и одевая ремень:
- Это решение окончательное?-
-Да есть указания Ставки, так решил и военный совет. Ну а скажите, как вы можете позаботиться о спасении армии, оставшись здесь в Крыму? Какой-либо необходимости в вашем присутствии здесь нет, как и в моем, управления армией потеряно, командовать уже не кем и не чем.-
-Потеряно? Да оно не потеряно, оно брошено на ветер!- ответил ему Родионов.
-Хорошо. Тем более и этому виной не я не и не вы, - покорно согласился командующий Приморской армией.
-А где же вице-адмирал?-
-Специальная московская авиагруппа сегодня ночью забрала с Херсонесского аэродрома почти 200 человек командного состава флота, секретные документы, в том числе и нашего командующего! -
-А кто же ждет нас? Мы летим самолетом? -
-Подводная лодка! Приказ уже отдан, на нее погружены все ценности из городского банка, партийные архивы, секретная документация! -
-Ясно, а где нас ждет эта замечательная подводная лодка?-
-Напротив рейдового причала батареи, командир ее уже беспокоится, он торопит нас, говорит, что как можно раньше еще до наступления рассвета уйти в море, есть большая опасность нападения немецких охотников.-
-А что люди?-
Генерал Петров не мог ему врать:
-Я вас уверяю, Петр Кузьмич, Октябрьский дал мне лично честное слово коммуниста и командира, что он улетает на Кавказ лишь с одной целью - организовать эвакуацию армии из Севастополя!-
-Я прощу вас товарищ, командующий все-таки оставить меня здесь!-
-Нет нельзя это приказ! Приказ лично мой и приказ Ставки. Война здесь в Севастополе не кончается. И приказ не обсуждается, хватит! - отрезал Петров и тоном, не терпящим возражений, и протянул ему посадочный талон:
-Ваш! Это необходимо, потому что ситуация вышла из-под контроля. Много немецких диверсантов, они могу проникнуть с нами на лодку! -
В тишине каземата их слова звучали гулко, отражаясь от стен, и потухая в сыром воздухе.
-Все уже сделано без нас,- покачал головой Петров, в задумчивости он смотрел на серые стены. Выйдя из недолгого оцепления, командующий поднялся:
-Все Петр Кузьмич, хватит разговоры говорить. Следуйте за мной. Штаб, командиры - все готовы и ждут только нас. -
Член Военного Совета армии дивизионный комиссар Чухнов ожидал их в коридоре за дверью, докуривая папиросу. Вышедшего Родионова он приветствовал крепким рукопожатием как старого боевого товарища:
-Ну что борец за правду! Эх, Петр Кузьмич, Петр Кузьмич, Если ты так всем в морду бить будешь, то точно уж до конца войны не доживешь! Застрелят свои же. А ведь я узнавал, за тобой такого никогда не водилось раньше! -
Но Петров не поддержал этот разговор, приказал им следовать за собой, и быстрыми шагами пошел по длинному слабо освещенному коридору подземного тоннеля. Чухнов и Родионов поспешили за ним. Член военного совета армии приблизился к Петру Кузьмичу и негромко, так, что бы это было слышно, лишь им двоим, стал рассказывать.
-Я понимаю вас, но поймите и вы, да, всем сейчас трудно, такая вот сложилась обстановка. И поверьте, Иван Ефимовичу тоже ох как нелегко. После вашей истории с этим Чирясовым, и вчерашнего военного совета наш генерал сдал, - он указал глазами на Петрова:
-Поник совсем, пал духом, и даже представьте себе, хотел застрелиться! Но в последний момент передумал, не смалодушничал. Молодец! Я тогда ж зашел к нему. Вначале смотрю, что-то он уж больно расстроен, как-то весь потух после военного совета. Притих, молчит себе и молчит. Не с кем не разговаривает, лицо застыло не единый мускул не дрогнет. Он сел, приказ написал, сам его в штаб отдал, а смотрю, нет, что-то не то, вижу - он какой-то все равно не такой, сам не свой. И тут захожу к нему в отсек, смотрю, а он лежит на кровати ТТ вытащил, и в руке его держит. Предохранитель, гляжу, еще не снял - если, что подумал, я сам еще отнять успею. А он смотрит на пистолет свой и молчит. Потом улыбнулся мне, так, как-то так грустно, убрал свою оружие в кобуру и говорит мне: 'не обращайте на меня внимания, все это всего лишь минутная слабость'. А у кого ее не бывает, все мы люди! -
-Стреляться?- удивился Родионов, он даже не подозревал глубину человеческих тех переживаний, которые переворачивали измученную душу командующего.
-Да я видел, что все сломался наш генерал, - Чухнов не умолкал:
-Героем ходил, а тут раз и все. Тяжело переживает поражение. Он ведь смог тогда в 1941 году с Одессы армию вывести, а что теперь? Его по рукам повязали и по ногам. Но ведь и тут своя правда, а кто будет Севастополь, потом освобождать от немца, кто, если не мы с вами! Мы сделали все что могли, мы свой долг перед Родиной тут выполнили! -
Они повернули по коридору, и прошли в просторный каземат, где построившись в три ряда, уже стояло почти шестьдесят старших и высших офицеров - кадры Приморской армии которые спланированные на эвакуацию в первую очередь - генералы и старшие офицеры. Штаб армии и дивизионное начальство. Начальник штаба армии доложил командующему о том, что личный состав построен.
Петров прошел вдоль рядов к центру, и, остановившись перед строем, произнес короткую речь:
-Товарищи генералы и офицеры, Приморская армия гибнет, возможности для сопротивления врагу исчерпаны, город блокирован. Эвакуация ограничена, и как вы знаете, вчера вечером на военном совете Севастопольского оборонительного района было принято решение о спасении ценных командирских кадров. Все вы были выбраны для этого именно по той причине, что являетесь нужными и ценными военными специалистами. Ваша эвакуация будет произведена в первую очередь. Данное решение утверждено Ставкой. Сейчас с вами мы проследуем на пирс. Приготовьте свои эвакуационные талоны, без них вы не сможете попасть на борт ожидающей нас подлодки. Прошу вас не отставать, держаться вместе, на берегу большое количество вооруженных солдат и матросов, которые не управляемы, возможны провокации, кроме того имеется информация о немецких диверсантах переодетых в красноармейцев для уничтожения командиров! -
Он и сам как будто бы не верил во все происходящее вокруг, не верил, что говорит сейчас все это. А ведь когда-то в молодости разве не презирал он смерть, разве не смеялся ей в лицо этой безумной слепой старухе, которой так испугался теперь? А не он ли был лихим красным кавалеристом, бесстрашно водившим эскадроны за собой в атаку на врага? А что же то сейчас случилось с ним? Как же так стало? Ведь тогда в молодости впереди была целая непрожитая жизнь, которую было, не жаль отдать. А сейчас, когда молодость уже позади, откуда в нем появилась такая жажда жизни? Что же стало с ним?