Где-то в глубинах подсознания у меня мелькнула страшная и одновременно сладкая мысль. А ведь она - та идеальная незнакомка, она даже никогда не узнает, что я рисовал. И обо мне никогда не узнает. Даже имени моего не узнает. А что если именно ее я и должен был нарисовать на фоне ковра с жирафами? Конечно, именно ее я и должен нарисовать. Она идеальная, совершенная, я бы сказал, незнакомка. "Перфект Анноун Герл Намбер Уан". Точно. Именно так и надо назвать картину, по-английски. Я почувствовал, что ее обязательно купят, может даже за границу. Но. Но. Если эту картину купят, значит, я скоро умру. А если не будут покупать, я отравлюсь газом, чтобы купили. Отравиться газом - этот способ казался мне самым безболезненным.
Вот ведь как. Почему? Кто-то еще бывал в такой ситуации? Ван Гог, например. Никто же не знает. Может, у него в жизни тоже была гадалка, которая сказала, застрелись, станешь знаменитым.
Не исключаю, что так и было.
17.
В комнате у Даши горел ночник, я смотрел на нее, непрерывно, около часа. Она лежала укрытая легким покрывалом - на кондиционере было установлено 23 градуса. 23 градуса, это, между прочим, прохладно, хочется натянуть хотя бы трусы и майку. А такой возможности у меня не было.
Я подумал, что как здорово было бы незаметно установить температуру кондиционера хотя бы на 26 градусов, но я не нашел пульт.
Я смотрел на нее и не мог насмотреться, поедал глазами, как говорят, но мой голод был неутолим.
Когда-то я мог часами смотреть на модильяневский портрет Маргариты. Включал проектор, тушил свет и смотрел, смотрел, смотрел. По-моему, я даже влюбился в эту Маргариту. По крайней мере, смотря на нее, я испытывал сексуальное возбуждение. Хотя у нее нездоровый цвет лица и подбородок, мягко говоря, на любителя.
Дарья была другой. У нее все было здоровое - и лицо и подбородок. Ее не надо было рисовать черными линиями. Она должна просто светиться на фоне ковра с жирафами. Да, и она тоже должна быть оранжевой, как жирафы. Если будут расспрашивать, скажу, что все они часть природы, поэтому одним цветом.
А кто будет спрашивать? Может, кто-то успеет спросить, пока я жив.
18.
Видно, все-таки человек чувствует, когда на него смотрят.
Даша внезапно проснулась и даже, как мне показалось, вскрикнула. Она вскочила, посмотрела по сторонам, вытерла губы.
- Мама, как у нас в доме опять пахнет перегаром. Ты пила?
- А у меня не пахнет, - крикнула из своей верхней комнаты мать.
- А можно я с тобой лягу? А то мне все время кажется, что в этой комнате кто-то дышит и на меня смотрит и даже трогает грудь. А проснулась я от того, что мне показалось, что меня кто-то поцеловал.
- Может это, призрак твоего отца приходит на дочу посмотреть. Надо будет на кладбище сходить. Давно не были.
- Я слышала, что надо комнату святой водой окропить.
- Отец Георгий окропит. Будет машины окроплять, заодно и с комнатой поработает, - ответила мамаша.
Даша встала, вышла из своей комнаты, обмотавшись покрывалом, и закрыла за собой дверь на ключ. Второй этаж, между прочим. Неприятная ситуация. Это я сейчас спокойно об этом говорю, а тогда меня охватила паника. Я лег на Дашину кровать и задумался: что же делать?
И в этот момент... Я увидел, что пульт от кондиционера взлетает над поверхностью журнального столика (как только я его не заметил), на экране сплита появляются цифры + 27. А потом меня кто-то гладит рукой по животу.
- Кто здесь? - не то чтобы невольно вырвалось у меня, неточное определение, это во мне заговорил животный страх. Не я говорил - страх. Даже не моим голосом, не моими интонациями. Какие-то похожие звуки производят верблюды.
- А как ты думаешь? - услышал я веселый голос Сергея.
- Сергей?
- Да.
Вот это да! Вот это да!
- Ты что здесь делаешь? - спросил мой друг.
- Я? Работаю. Запоминаю Дашины черты, хочу ее нарисовать на фоне ковра с жирафами.
- Мысль хорошая, - мне показалось, что в голосе Сергея мелькнула надежда, что я наконец-то стану известным, потом умру и не буду ему мешать соблазнять бедную Дашу. Какая сволочь. Я спросил:
- А ты что здесь делаешь?
- У меня все серьезно. Я поцеловал ее. Я женюсь на ней!
- Ты пьян?
- Конечно, не видишь что ли?
- Ты же вдвое старше ее.
- Ну и что? Со мной ей будет интересно. Я поделюсь с ней своей невидимостью.
- Ты думаешь, невидимость - это то, что нужно женщине?
- Конечно. Невидимость - это свобода, приключения. Мы будем...
- Кататься на колесе обозрения, ходить в кино, прокалывать шины у автомобилей? Если хочешь знать, твоя невидимость никому не нужна, - сказал я. Может быть, чуть эмоциональней, чем того требовал момент.
Сергей замолчал. Наверное, обиделся.
19.
К утру мы оба протрезвели и увидели друг друга. До этого мы еще ни разу не трезвели вместе. Это было ужасно. Очень хотелось рассмотреть друг у друга члены, но было как-то неудобно.
Потом мы услышали, как Даша и Любовь Семеновна, смеясь, выходят из дома, как будто они знали, что в одной из комнат их дворца сидят два голых мужика.
Мы услышали, как закрывается входная дверь.
Что же делать? У нас было три варианта: спрыгнуть со второго этажа, самостоятельно открыть дверь, дождаться, когда ее откроет кто-то другой.
У всех вариантов были свои недостатки. Даже трудно было сказать, какой из вариантов хуже.
Наши размышления оборвал звук открываемой входной двери. Мы услышали голос Алика и еще одного неизвестного нам человека, мужчины, судя по тембру, неопределенного возраста.
- Хороший дом, да? Нравится? Через год это все будет мое. Все, все. Я же буду единственным наследником.
- А что с бабами будет?
- Не мое дело. Мне главное сочетаться с Дашей законным браком, а потом Леонид Иванович обещал решить. Наверное, автомобильная катастрофа, это всем ближе по тематике. (он засмеялся) Мне - дом, Леониду Ивановичу - авторынок. Так мы договорились.
- Круто, Алик, круто, ничего не скажешь.
- Да. Они мне уже и ключики от дома дали, доверяют.
- Твоя идея?
- Да упаси боже, Леонида Ивановича. Он в газете прочитал про открытие авторынка. "Художник нарисует 10 картин по заказу директора авторынка "Фортуна". А он когда-то дружил с Сашкой, Сашка - это муж Любови Семеновны. А тот ему что-то должен был. Потом его убили. А деньги вроде пропали. А раз авторынок, значит, деньги в семье есть. В общем, я не в курсе.
На этом Алик и его собеседник закончили разговор и ушли.
- Вот это да, вот это история. Что же делать? - я был поражен, открывшимися перед нами безднами.
- Я убью его, - сказал Сергей. - За Дарью я кому угодно голову оторву.
Сергей сказал это таким тоном, что я поверил, он убьет. Я не могу так говорить. Еще позавчера он не знал никакой Дарьи, а сегодня уже готов за нее убить. Я так тоже не могу.
- Послушай, Серега, так нельзя. Надо с ним поговорить. Или заявить в милицию.
- Не надо с ним говорить.
- Ты способен убить?
- Да, - сказал Сергей и, чтобы подтвердить свою решимость идти до конца, выбил ногой дверь.
20.
Мы - в Дашиных шортах и майках - быстренько добежали до нашего гаража, выпили, кажется, "Простого Лучистого" и я вернулся домой.
Я лег на кровати и задумался: мой друг хочет убить человека, который, в свою очередь, хочет убить двух женщин, одна из которых мне неприятна до отвращения, она мой враг, но я нерешительный человек, я, все-таки, как гуманитарий, не желаю ей смерти. Другая женщина, напротив - приятна, ей нравятся мои картины, и - я о-бя-за-тель-но должен ее нарисовать. Чтобы стать знаменитым.