— Быть может, нам пора немного притормозить, — без особого энтузиазма предложила Белль в тот день, — Скоро это начнет отражаться на нашей жизни.

— Это часть нашей жизни, — улыбнулся Голд, — И единственный недостаток наших встреч — это то, что они конечны. Радует, что не так редки.

— Не стану спорить, — лукаво улыбнулась Белль, — Не стану.

Белль начала больше бывать не только с Голдом, но и с другим мужчиной. Конечно, речь о ее отце Мо. Они построили свои отношения заново, словно с нуля. Мо перестал ставить под сомнения ее жизненные решения и больше не огорчал, а она обрела некую гармонию с собой, что позитивно сказывалось и на Голде, ведь Белль, казалось, больше ни в чем не сомневалась, а особенно она не сомневалась в нем.

Мо редко отнимал у нее много времени. Но бывало, что Белль стояла перед выбором, который скорее можно было отнести к правилам приличия, нежели к чему-либо еще. Она старалась сохранять баланс в любой ситуации и стремилась уделить каждому обещанную минуту.

Как-то раз в среду у них было свидание в квартире над библиотекой, шедшее по уже привычному сценарию: они обедали, немного разговаривали, а потом занимались любовью, снова разговаривали, принимали душ, приводили себя в порядок и расходились до вечера. В ту среду этот алгоритм был немного нарушен.

Они пообедали, поговорили и занялись любовью в этой тесной, но очаровательной спаленке. Голд, разомлевший и довольный, откатился в сторону, и, немного поерзав, развалился на подушках, поглядывая на вполне удовлетворенную жену, готовую вот-вот расслабиться до конца и погрузиться в сладкую дремоту. Лениво Белль взглянула на часы и вдруг так резко вскочила, что он даже немного вздрогнул.

— Вот черт! — запаниковала Белль, оглядываясь в поисках одежды, — Я же должна через двадцать минут с отцом встретиться!

Она поспешно одевалась, остановившись лишь на минутку, чтобы запустить в смеющегося Голда подушкой, которая оказалась на полу задолго до этого.

— Ты можешь перенести, — отметил Голд и сам начал неторопливо одеваться.

— И по какой причине? — Белль уже застегивала блузку, — Прости, папа, но мы не можем встретиться, потому что я потратила все свободное время на.

— Обед со мной.

— И обед тоже был неплох.

— Всего лишь неплох? — насмешливо скривился Голд.

— Я тебя нахваливать не буду, — усмехнулась Белль, сузив глаза. — Ты сам с этим отлично справишься.

— А чем мне еще заниматься, когда тебя нет? — веско заметил Румпель и как-то передумал одеваться дальше, оставшись в одних брюках и снова поудобнее устроившись на кровати. — Даже душ не примешь?

Ему почему-то ужасно хотелось, чтобы она осталась с ним.

— Нет времени.

Она села на край кровати, чтобы надеть туфли, а он поспешил приблизиться к ней и обнять сзади, касаясь носом ее уха. В ответ Белль прижалась к нему, и он понял, что если действительно захочет, то оставит ее здесь, рядом с собой, только вот ей нужно было нечто еще, а ему — то же, что и ей. Но отказать себе в удовольствии немного посмущать ее он не мог.

— А мне это даже нравится, — прошептал Голд. — Что ты куда-то пойдешь вся пропитанная… мной.

— Ты гадкий, противный…

— Ага…

— Мне надо идти, — прошептала Белль, но не сдвинулась с места.

— На самом деле ты просто можешь отменить… и остаться здесь… со мной…

— Не могу. Хочу, но не могу, — собралась Белль и выскользнула из его объятий: — Тем более, избалую тебя совсем.

— Ах так! — он посмотрел на нее как можно нежнее и печальнее, но в глазах плясали озорные огоньки.

— Не смотри на меня так, — пригрозила Белль. — Румпель… Нет.

— Давай убегай, — с тяжелым вздохом он рухнул на постель. — Но только побыстрее… сдерни пластырь.

— Хватит все драматизировать, — отмахнулась она. — Я… Ты… Мог бы…

— Я все уберу. Беги уже! — вздохнул Голд, снова поднимаясь. — А то я тебя здесь оставлю.

— Ухожу, ухожу! — поспешно проговорила Белль, проверяя, все ли взяла.

Затем она наклонилась к нему, чтобы легко поцеловать на прощание, но легко не вышло. Этот поцелуй отразил ее колебания, и она совершенно точно выбирала его, и этого было достаточно. Досадливо всплеснув руками, она все же собралась с силами и ушла, сопровождаемая его едва сдерживаемым смехом. На эту встречу ей не удалось поспеть вовремя.

Мо, впрочем, это не расстроило. Они научились сосуществовать. Мо приходил к ним в гости, не позволял себе неуместных высказываний, и стал хорошим дедом их детям. Голд проникся сочувствием к старику, который просто старался стать ближе к своей дочери, понять ее и создать для себя иллюзию, что она не так уж и далеко отлетела от родного гнезда, и что их связь жива. Румпель понимал это, как никто другой, потому что его собственные дети становились старше и один за другим покидали его, чтобы начать самостоятельную жизнь. Стоит вспомнить его практически ежемесячные перелеты из Бостона в Лос-Анджелес, чтобы понять насколько сильно он дорожил такой связью.

Особенно остро он все это прочувствовал, когда в 2034 Коль получила степень бакалавра, окончила факультет журналистики и прошествовала перед ним в черной мантии за своим заслуженным дипломом. Позже, получив свою порцию поздравлений от Белль, братьев и Роланда, она замедлилась и пошла рядом с отцом, который вскоре и вовсе остановился, чтобы посмотреть на нее. Рассеянно улыбнувшись, Голд поправил широкую синюю ленту с золотыми буквами. У всех были белые, но Коль выделилась, ведь она же Голд. Такая неповторимая и верная себе.

— Ты совсем взрослая, — тихо и грустно сказал он, не веря, что это происходит на самом деле.

— Я так не думаю, — растерялась дочь. — Твой взгляд пугает меня.

— Я просто…

— Пап, ничего не изменилось, — она крепко обняла его. — Все как и прежде.

Но все изменилось. Коль вылетела из гнезда, вылетела первой, и любой ее успех воспринимался, как еще большее отдаление. По крайней мере им.

***

Сейчас, в пригороде Лос-Анджелеса, Коль стояла под дверью родительской комнаты в ожидании разрешения войти.

— Заходи, Коль, — весело разрешил Голд. — Мы не спим.

— Да уж думаю, — проворчала Коль, проскальзывая внутрь, облаченная в подобие легкого просторно белого платья. — Что вы делаете?

Она зашла в комнату. Голду показалась, что дочь выглядела немного уставшей, двигалась осторожно, неторопливо. На ней было легкое просторное белое платье, чудесно контрастирующее с гривой ее длинных каштановых волос. Голду казалось, что она будто светится изнутри.

— Слушаем песнь океана, — усмехнулся Голд. — И думаем, что можно было бы еще поспать.

— А я так и вовсе до сих пор на это рассчитываю, — поддержала Белль.

— Я скажу тебе кое-что, что моментально поднимет тебя на ноги, — сказала Коль своей маме.

— И что же?

— Альберт внизу, — улыбнулась Коль: — Мы его только что подкинули из аэропорта.

— Альберт? — просияла Белль. — Альберт! Румпель, ты слышал? Он же раньше двух никак не мог?

— Извернулся, — подмигнула дочь.

И она была права в том, что это поднимет заставит Белль вскочить. Они не видели Альберта уже где-то месяца два: ничто не могло заставить того покинуть Кеймбридж летом. Да что там летом! Ничто не могло заставить Альберта покинуть Кеймбридж в любое время года. В общем, Белль оделась поприличнее и убежала вниз, а Коль присела на краешек кровати рядом с отцом.

— А как твои дела? — спросил он у дочери.

— Лучше не бывает, — ответила Коль и взяла его за руку: — Но не обо мне речь! Сегодня твой день, и на меня отвлекаться не стоит.

— Да, — вздохнул Голд. — Сегодня мой день.

Что-то изменилось в ней, что-то она скрывала, но он решил, что сейчас не лучшее время для расспросов, и воли своим подозрениям не дал.

========== Париж ==========

Коль не спешила уходить, да и Голд не торопился. Конечно, он очень хотел увидеть сына, но все равно в ближайшие полчаса к нему было не подступиться. Коль смотрела на него так, будто ей не терпелось что-то рассказать.