— Это мне?

— Тут есть кто-то ещё? — улыбалась Белль.

— А что за повод?

— Очень важный повод, — с напускной серьёзностью сказала жена. — Называется «просто так».

— Хороший повод для завтрака в постель, — согласился Голд. — Ты прелесть.

— Скажи мне что-то, чего я не знаю, — она передала поднос ему.

— Ты не знаешь, какая ты прелесть.

— Приятного аппетита.

— А ты? — Голд жестом пригласил её.

— А я — уже, — отмахнулась Белль. — Мы с Крисом позавтракали час назад.

— А сколько сейчас времени?

— Половина десятого. Я отключила будильники.

— Нам нужно к Хеллеру, — встрепенулся Голд.

— Нескоро. Потому не спеши, — мягко остановила Белль. — Адам ещё не пришёл.

Всё же он немного спешил, расправляясь с завтраком и одеваясь для нового дня.

Он нервничал, беспокоился, что Адам может опоздать. До встречи с Хеллером оставалось три часа, а офис его находился в Сан-Франциско. Но Адам не заставил себя долго ждать, и доехали они очень быстро. Хеллер потратил на них добрых три часа, зачитал дело, выслушал Адама, определил, что ему и Келли следует говорить в суде.

— Вас можно не вызывать, мистер Голд, — сказал Хеллер, избегая прямого взгляда.

— Да, это верно, — согласился Голд. — Я полагаю, что этот процесс — дело решенное.

— До суда нет, но в целом вы правы. Доказательная база железная. Вы всё ещё не согласны с моими требованиями?

— Немного, но я это переживу, — из-за приезда жены и сыновей он жутко подобрел. — Три года — вполне достаточно.

Дома его ждал новый сюрприз. Адам и Келли зашли первыми, а он замешкался и нашёл на пороге письмо от Уилсона-старшего с просьбой приехать к нему в десять. Настороженный, он вошёл в дом.

— Мистер Голд, от кого это? — вежливо спросила Келли.

Голд молча протянул ей письмо, а Адам тут же заглянул ей через плечо и прочитал.

— Зачем он хочет встретиться? — нахмурился сын.

— Кто? — спросила Белль, и ей тут же передали записку. — Ты пойдёшь?

— Не знаю…

— Не ходи! — уверенно сказала Белль. — Не к добру.

— Всё же, думаю, я должен согласиться, — вздохнул Голд. — Он имеет право высказаться.

Ровно в десять Голд подъехал к особняку Эдварда Уилсона, прошёл по мощёной дорожке к парадной двери и позвонил. Ему тут же открыл дворецкий и проводил в большую, тёмную, скудно освещённую гостиную, в которую чуть позже должен был прийти сам хозяин. Голд остался на ногах и принялся с любопытством озираться по сторонам. Гостиная была оформлена со вкусом, и постарался здесь отнюдь не декоратор. Многие вещи были очень личными — осколки жизни, накопленные за многие годы.

— Вы, должно быть, мистер Голд?

— Он самый, — Голд обернулся к вошедшему. — А вы, должно быть, мистер Уилсон?

Он сразу узнал высокопоставленного чиновника, потому что не раз видел его по телевизору. Высокий, тучный блондин, уже изрядно поседевший. Волосы прилизаны на старый манер, густые усы, идеальная осанка. Когда-то он вероятно занимался спортом, что подтверждали старые кубки, расставленные на полках в гостиной. Одет он был изящно и просто, на пальцах кольца — университетское, печатка с семейным гербом.

— Выпьете что-нибудь? — любезно предложил Уилсон. — Что вам предложить?

— Благодарю, но я за рулем.

— Очень жаль. Было бы легче говорить.

Себе Уилсон налил, и много. Судя по его покрасневшему лицо, это была далеко не первая такая порция.

— Зачем вы позвали меня? — спросил Голд.

— Присаживайтесь.

Голд расстегнул пиджак и сел. Уилсон вскоре к нему присоединился.

— Ну? Так зачем вы меня пригласили? — он начал терять терпение. — Вероятно, хотите предложить сделку.

— Да. Я не знаю, что вам нужно и чего вы добиваетесь, но я готов вам это дать, — заговорил Уилсон. — Что вы хотите? Вижу, что просто так вы не остановитесь.

Голд рассмеялся в голос.

— Почему вы смеетесь?

— Потому что всё, чего я хочу, — отправить вашего сына за решетку. Где ему самое место. Я хочу справедливости.

— Вы считаете, что это будет справедливо?

— Я считаю, что этого даже мало.

— Ваш сын цел, мистер Голд. А моему…

— Мой сын может увидеть свой палец, только если дотронется им до собственного носа. Он не может ровно поссать и пишет с ошибками, — последние слова недруга разозлили его не на шутку. — Вы считаете, что он цел? Да вся его жизнь сломана! Не говоря уже о том, что он чудом выжил. Ваш сын едва его не убил. А если бы убил, мистер Уилсон, я бы с вами сейчас не разговаривал, а труп своего вы бы годами находили по кусочкам по всем Соединенным Штатам. Я ясно выражаюсь?

— Предельно.

— Вы зря рассчитываете на сделку. Что-то ещё?

— Вы ничего не получите без сделки, — угрожающим тоном произнёс Уилсон, не сознавая, насколько бессмысленны его слова.

— То, что мне нужно, я и со сделкой не получу, — холодно сказал Голд.

— А окажись вы на моём месте, мистер Голд, то неужели вы бы не выгораживали своего сына? — Эдвард Уилсон находился в отчаянном положении.

— Я не на вашем месте и не хочу на ваше место, мистер Уилсон, — жёстко отрезал Голд. — Я не знаю, чтобы я сделал в таком случае, но сейчас моё положение гораздо хуже, чем ваше.

— Моему сыну грозит срок!

— Зато он здоров! Он здоров! А мой — нет. И я никак не могу это исправить!

— Пожалуйста. Он всё, что у меня есть, — теперь Уилсон почти умолял, готовый даже унизиться ради достижения желаемого. — Он — мой единственный наследник. Единственный ребенок. И других не будет. Это сломает ему жизнь, лишит его репутации, уважения. Я не могу позволить забрать его у меня.

Последние слова неожиданно ударили по Голду. Он несколько раз повторил их про себя и своим голосом. Когда-то давно он произносил их, когда-то давно он также умолял, когда-то давно… Бэй… Проникся ли он сочувствием к Уилсону? Конечно, нет. Ведь Бэй был невинным ребёнком, которого судьба всё равно забрала у него. А теперь он должен был пощадить из какой-то глупой выдуманной солидарности того, кто едва не забрал его Адама? Нет, сэр!

— Мистер Голд?

— Да?

— Вы меня услышали?

— Услышал. Знаете, мистер Уилсон, порой ничего нельзя сделать, — жёстко произнес Голд, встал и застегнул пиджак, готовый уйти. — Вам придётся принять это.

— Вам не понять. Адам у вас не единственный.

— О, вы не представляете, насколько хорошо я вас понимаю. Потому и говорю так.

— Не верю.

— Поверьте, тюрьма не самое страшное.

— Я не смогу вас убедить.

— У вас не было и шанса, — после всего сказанного ранее последние слова Голда прозвучали с ненавистью и презрением. — Провожать не нужно. Прощайте.

Уилсон не сразу ответил, только когда Голд почти уже вышел из гостиной. Раздался щелчок, который безошибочно означал только одно: на Голда наставили пистолет.

— И что вы сделаете? — Голд обернулся и холодно посмотрел на оппонента. — Убьёте меня?

— Вы думаете, не смогу?! — повысил голос Уилсон, крепче сжимая пистолет в руке.

— Сразу видно, что вы никогда не угрожали, — спокойно отметил Румпель. — Это всегда делали за вас. Ваши коллеги, друзья, родные. Все, чтобы протолкнуть вас к победе.

— Заткнитесь!

— Бросьте! Только представьте заголовки! Уилсон против Голда! Уилсон-младший покалечил сына, а Уилсон-старший убил отца! — теперь он откровенно глумился над ним. — Неделю греметь будут! А потом ещё две недели — помнить.

— Вы меня вынудили!

— Бедный Эдвард… — театрально вздохнул Голд и сделал несколько шагов в сторону Уилсона. — Он не понимал, что не так в его жизни.

— Ни шагу больше!

— То, что я здесь, знают шесть человек. Которые хватятся меня, если я не вернусь сегодня домой, — это он сказал уже совершенно серьёзно. — Вас поймают, ещё до того, как вы успеете избавиться от моего трупа. Не дурите, Уилсон. Уберите оружие и дайте мне уйти.

Голд не верил, что Уилсон может выстрелить, но он сделал это, и промазал. Голд вздрогнул, но сохранил самообладание и сделал ещё пару шагов в сторону Уилсона.