— Нет. Просто отметил.

Коль, бывало, ездила и пострашнее, а Келли он отчего-то доверял.

— Вы хороши в мнемотехнике, а я — в скорости.

— О, это я уже отметил. И не только в скорости.

— Мой папаша уже орал бы она меня за такое, — мрачно сказала девушка, но потом снова повеселела. — А вы — нет. Вы клёвый.

— Просто ты не моя дочь! — рассмеялся Голд.

— Не скромничайте! Вы клёвый!

— Спасибо, — он немного смутился. — Ты тоже ничего.

— Спасибо, — теперь рассмеялась Келли.

Келли подвезла его до дома, который он арендовал в Беркли. Так было, как ни странно, проще и экономнее. В нём было три спальни, две ванных, кухня, гостиная и прихожая. И каждая из комнат была невероятно тесной. Он предпочёл бы иметь меньше комнат и больше пространства, но это было всё, что он мог найти, да и лишние помещения были кстати, на случай, если Белль приедет, или Коль останется на ночь. Или Келли. Девушки нередко приглядывали за ним, с чем он с трудом мирился. По правде, он не мог сам для себя определить, приятна ли ему их опека или всё же вызывает раздражение.

В этом доме он и прятался после каждого нового безуспешного дня, усталый и злой, пил виски и смотрел всякую чушь по телевизору. В основном это были новости. В них нередко фигурировали его враги, и бесконечные сообщения помогали ему понять, с кем он имеет дело. Однако он пришёл к одному-единственному заключению: ему нужно чудо. И чудо случилось.

Одним прекрасным вечером Голд сидел, как обычно, и пил, уставившись в телевизор. Как раз на экране мелькнула рожа старшего Уилсона, и он залпом проглотил содержимое своего стакана. Раздался звонок в дверь, и он, недовольный, пошёл открывать.

— Коль? — возмутился Румпель, увидев на пороге дочь. — Что ты здесь делаешь?

— Ужасный вопрос! К тебе пришла, — Коль проскользнула в дом с пакетами в руке. — Принесла ужин.

— Уже поздно.

— Сколько мне лет, по-твоему?

— А сколько мне? — ворчал Голд. — Думаешь, я не могу позаботиться о себе?

— Ну, не знаю. Что ты делал, до того как я пришла?

— Пил виски и смотрел телевизор.

— Я так и думала, — фыркнула Коль. — Виски — это не ужин.

— Что, правда?! А я так делаю каждый день, — со злой иронией произнёс Румпель. — Каждый неудачный, выводящий меня из себя день.

— Все так плохо?

— Бесполезно. Надеюсь, ты не поедешь в такое время?

— Нет, — покачала головой дочь. — Останусь тут, если не возражаешь.

Всё же было хорошо, что она оставалась с ним.

— Что ты там принесла? — сдался Голд.

— Другой разговор! — весело воскликнула Коль. — У этих блюд есть странные смешные названия, но я ограничусь характеристикой «курица и рис».

— Курица и рис — идеально, — улыбнулся Голд.

Они разложили ещё горячую еду по тарелкам и приступили к ужину.

— Твоя мама тебя подослала? — подозрительно спросил Голд, расправляясь с цыпленком.

— Не-а! — отнекивалась Коль. — Но она скучает. И волнуется. И боится, наверное, что тебе понравится быть холостяком.

— Пусть не боится! — рассмеялся Голд. — Это отстой…

— Отстой?! — засмеялась Колетт. — Что-то новенькое.

И тут раздался ещё один звонок в дверь.

— Ты кого-то ждёшь? — насторожилась Коль.

— Нет, — ответил растерянный Голд. — Подожди здесь.

Он вытер губы салфеткой, встал из-за стола и направился к выходу. Конечно, Коль не осталась и покинула кухню вместе с ним.

— Коль, я же… — с досадой начал он, но потом только махнул на неё рукой. — Ай!

Когда он открыл дверь, то немного обомлел: на пороге, пьяный и расстроенный, стоял окружной прокурор Джозеф Хеллер.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, мистер Голд. Я…

— Джозеф Хеллер, — закончил за него Голд. — Окружной прокурор после стольких отказов от встречи навестил меня лично?

— Да… Я могу войти?

— Прошу.

— А кто это? — Хеллер кивнул в сторону Коль.

— Моя дочь, — ответил Голд и обернулся к девушке. — Коль, не оставишь нас?

— Я буду наверху, — предупредительно улыбнулась она и убежала на второй этаж.

— Проходите, прошу. Виски?

— Да, буду признателен.

Хеллеру явно не следовало больше пить, но Голд налил им обоим и присел на диван в гостиной, возле растерянного, убитого Хеллера.

— Так зачем вы пришли?

— А разве не ясно?

Конечно, всё было ясно, но Голду требовались подробности.

— Мистер Голд, я хотел бы поговорить с вами об Эдварде Уилсоне, — начал Хеллер. — Я знаю его с малых лет. Он хороший мальчик. Тюрьма погубит его жизнь и его самого погубит. Зачем это вам? Если вы хотите, то мистер Уилсон обязательно вам всё оплатит. Отступитесь.

Он ещё много всякого сказал о хорошем мальчике.

— Мне не нужны деньги. Мне не нужна компенсация, — резко прервал разозлённый Голд. — Мне нужно правосудие. Мне нужно, чтобы виновный сел.

— Но мальчик…

— Ему 21 год. Он не мальчик, — жёстко ответил Голд. — А мой мальчик, раз на то пошло? Мой мальчик, мистер Хеллер?! Умный, здоровый парень стал инвалидом в свои двадцать!

— Мы ему поможем.

— Вы?! А как? Опять деньги? Денег я вам и сам дам. Сколько хотите. У меня их полно. И всегда ещё достану! — вышел из себя Голд. — Зрение вы моему сыну не вернёте, как и то время, которое он потеряет по милости «милого мальчика». Всё, чего я хочу, — суд и наказание для виновного. Зачем вы пришли?

— Я пришёл, потому что мне позвонили из Нью-Йорка, — сокрушённо вздохнул Хеллер и почесал седой затылок.

Голд тут же успокоился и расплылся в улыбке, сообразив, кто ему помог. Да, Ричард всегда знал, на какую лошадку ставить.

— И попросили не препятствовать мне.

— Больше, — мрачно сказал Джозеф Хеллер. — Просили проследить, чтобы Эдвард сел. Если вы не захотите обратного.

— Тогда проследите за этим, мистер Хеллер, — просто сказал Голд.

— Это окончательное… ваше решение? — Хеллер не терял надежды.

— Другого быть не может, — твёрдо заявил Голд.

— Хорошо. Он сядет, — печально согласился Хеллер, — Я сам возьмусь за это дело. Увидимся с вами завтра.

— Всего доброго, — Голд проводил важного гостя к выходу.

— Да. До свидания.

Как только дверь захлопнулась, Коль спустилась вниз.

— Ну? — нетерпеливо спросила она. — Что он хотел?

— Он бёрет это дело.

— Лично? Не может быть!

— Может.

— Мы победили?

— Ещё нет, — уклончиво ответил Голд, — но победим.

Джозеф Хеллер был человеком слова и, подобно Голду и Брэдфорду, имел специфическое понятие о чести. Потому он, предав своего доброго друга Эдварда Уилсона, взялся за дело. Благодаря его вмешательству сразу появились и бита, которой ударили Адама, и два новых свидетеля, и дату предварительного слушания назначили безоговорочно. Двумя новыми свидетелями были спутники Эдварда Джуниора — Чарльз Моргендорф и Дэниэл Хеллер, собственный сын самого окружного прокурора.

Голд и Келли сообщили новости всем заинтересованным, и вот, пятнадцатого января, за четыре дня до слушания, к ним прилетели Белль, Адам и Кристофер, которых он не видел вживую почти два месяца. Они встречали их в аэропорту. Келли чуть ли не подпрыгивала от предвкушения, и он её понимал. Его сердце начинало биться чаще каждый раз, когда ему казалось, что он их видит, и замерло на мгновение от радости, когда это наконец были они. Белль заметила Голда и Келли ещё издалека, помахала рукой, широко улыбаясь. Адам был немного неуклюжим, но выглядел здоровым и весёлым, только то и дело поправлял очки, которые, похоже, раздражали его. А Кристофер смотрел перед собой и держался поближе к маме, будто боялся потеряться.

— Привет! — весело воскликнула Белль, останавливаясь перед ними.

— Здравствуйте! — улыбнулась ей Келли и уставилась на Адама. — Привет.

— Привет, — Адам замялся и снова зачем-то поправил свои очки.

Келли бросилась его обнимать, потом целовать совсем нескромно, не стесняясь присутствия кого-то ещё. Ей просто было наплевать на приличия, как и на многое другое. Обычно это отталкивало в людях, но в случае Келли — привлекало.