— Да, пожалуйста. Давно ты здесь?
— Пришёл в пять. Пытался завести машину, — пояснил Роланд, налил чаю в чистую чашку и аккуратно подал ему. — Вот, прошу вас.
— Благодарю, — Голд неловко перехватил чашку, едва не облившись, и вернулся к разговору о машине. — Ну, и как она?
— Завёл. Конечно, не без помощи Робин. Я думал, что с ней придётся повозиться, потому и пришёл так рано.
— Разумно.
Они немного помолчали, бездумно глядя перед собой, а потом возобновили разговор.
— К восьми меня ждут за завтраком. Присоединитесь? Вам будут рады.
— Робин и Генри?
— Они.
— Можно, наверное… — пожал плечами Голд, — Зелена уговорила Робин на отъезд?
— Да. Несмотря на некоторые улучшения, ей всё же лучше уехать, — ответил Роланд. — И детям тоже. Даже отсутствие Нила будет легче объяснить. Ведь есть шанс, что он снова станет прежним? Как с Сереной?
— Всё зависит от Эммы. Уже не наши заботы, — хмуро сказал Румпель. — Я сделал всё, что мог. Больше не могу.
— Вы и так совершили нечто удивительное, показали, что враг уязвим. Теперь у них есть надежда, а значит, не всё потеряно. С нами едет Алекс?
— Если ты передал своему другу сообщение, то да.
— Я передал, — кивнул Роланд. — Не верю, что уже сегодня вечером мы вернёмся в Нью-Йорк.
— А я верю, — усмехнулся Голд и насмешливо добавил: — Сообщим им заранее или обойдёмся без предупреждений?
— Позвоним, когда будем подъезжать. Не думаю, что стоит беспокоить Коль на таком сроке. Тем более я уже отличился, — поёжился Роланд Гуд, явно радуясь скорому отъезду не меньше тестя. — Они нас убьют.
— Только меня. Тебе обрадуются.
— Что вы! Вас представят к награде…
— Посмертно, — засмеялся Голд, допил чай и встал на ноги. — Пойдём-ка к машине.
Набросив на себя пальто, он первый вышел из дома в гараж. Пахло бензином и силиконовой смазкой. Роланд за каких-то полчаса открыл ворота, залил полный бак и смазал все замки.
Голд провёл пальцем по капоту, взял у Роланда ключи, сел на место водителя и повернул ключ в замке зажигания: машина исправно запела. У него по спине пробежали мурашки. То ли от размеренного рычания двигателя, то ли от прикосновения к холодной коже салона, то ли от предвкушения возвращения.
— Отлично! — весело воскликнул он. — Ты за рулём!
— Как скажете, — улыбнулся Роланд и пригладил усы. — Можно и так.
— А на чём ты сам приехал?
— На старом мотоцикле. Купил его в Портленде, а дальше вдоль побережья… — тут он почему-то осёкся. — Я его уже пристроил. Не люблю их, по правде.
— Забавно, — с улыбкой отметил Голд. — Ну? Будем собираться?
Это предложение относилось больше к нему, нежели к Роланду, который хранил все свои вещи у сестры. Сборы самого Голда также не заняли много времени, и к уже имеющемуся багажу он добавил лишь пару книг, зелье для Белль, трость и, после недолгих раздумий, решил на всякий случай взять с собой маленький золотой компас. Компактно сложив свои вещи в багажник, Румпельштильцхен привёл в порядок себя и дом, придал ему прежний заброшенный вид, закрыл все двери и ушёл без всяких сожалений. Последний раз взглянув на форт, он сел в кадиллак и жестом велел Роланду ехать прочь, к особняку Реджины Миллс.
Припарковавшись на подъездной дорожке, они молча пошли к дому. Хрустел под ногами гравий, невыносимо громко в мёртвой тишине. Почему-то Голд только сейчас заметил, что все дома по соседству пустуют. А ещё он заметил, что небо немного прояснилось, и воздух казался чище. Но совсем немного, потому что основные проблемы жителям города создавал не Богарт.
Дверь открыла Робин, бледная и взволнованная. Глаза её покраснели от слез, которых она немало пролила за минувшую ночь, не имея выбора и возможности что-либо исправить. Всё же она нашла в себе силы приветливо улыбнуться Голду и пригласила их войти. В прихожей на полу стояли три забитых рюкзака, две сумки и пара небольших пакетов, в одном из которых, судя по цвету и форме, были аккуратно сложены книги сказок.
— Начали собираться?
— Закончили.
— Это всё? — изумился Голд. — Уверены?
— Да, здесь необходимый минимум, — подтвердила Робин и махнула рукой в сторону гостиной. — Проходите, мистер Голд.
Голд послушно прошёл и сел возле Генри, уговаривавшего маленького Кайла доесть овсянку. Пятью минутами позже Робин принесла завтрак для взрослых, состоявший из яичницы, тостов из того же горьковатого хлеба, жареных сосисок и кофе. На весь ассортимент аппетита достало только у Генри, который съёжился на краешке стула, задумчиво почёсывая подбородок. Остальные ограничились чем-то одним. Робин заставляла себя есть лишь из-за необходимости кормить младенца, запивала пищу обычной кипяченой водой, плотно сжимая кружку в руках, как нечто очень ценное. Роланд был полностью поглощён наблюдением за трёхлетним племянником, а Голд — за всеми присутствующими.
— Эмма должна была подойти, — вдруг сказала Робин.
Вероятно, тишина, из-за которой она не могла отделаться от собственных мыслей, вконец начала её раздражать, и она таким образом попыталась начать хоть какую-нибудь беседу. Это сработало.
— Она пишет письмо маме. Реджине. Полный отчёт, — отрывисто произнёс Генри. — Интересно, как они потом будут отчитываться за всех погибших…
— Мама, я уверена, уже придумала несколько подходящих отмазок. Не хочу уезжать…
— Надо. Ничего не кончено, — ответил ей Роланд. — Я не уверен даже, что угрозы для внешнего мира больше нет.
— Для внешнего мира — нет, но Сторибрук ещё под ударом, — сказал Голд, но не очень уверенно, и обращался, скорее, к Робин. — Нет ничего, что ты могла бы сделать.
Его предположение было основано на том, что все амбициозные захватнические планы исходили исключительно от Богарта.
— Но душу Серены вы вернули, — напомнила Робин.
— Потому что её душа вырвалась, а душа Нила — нет, — пояснил Голд. — Если Эмма одолеет второго, то Нил станет прежним без всяких путешествий за девять врат. За Сереной пришлось идти, потому что она умирала. Твоя сказка про колокольчики, Генри, повторилась.
— Только учитель в сказке умер, — мрачно улыбнулся Генри.
— Потому что он не успел.
— Я, кстати, вчера написал другую, — внук сходил в прихожую за книгой, открыл на нужной странице и показал Голду. — Вот… Взгляни.
Автор воссоздал старую легенду о двух братьях, которые решили устроить врагу засаду и спрятались в одной неприметной подземной пещере, где повстречали страшное чудище и были убиты.
— Да… — вздохнул Голд и пригладил страницу, на которой было нарисовано нечто чёрное и неясное, изображавшее то самое чудище.
— Но ты уже знаешь, верно?
— Верно… — ему вдруг стало душно и захотелось уйти. — Извините меня. Я должен зайти в лавку и ещё в одно место. Встретимся уже у черты. Не опаздывайте.
Голд вышел в прихожую, надел пальто и шляпу и уже собрался уйти, как его окликнул Генри.
— На кладбище?
Разумеется, это было у него на уме, но не было основной целью, а после вопроса Генри — стало.
— Хочу попрощаться. У меня предчувствие, что в Сторибрук я больше не вернусь.
— Не говори так. Это же Сторибрук! — насмешливо фыркнул Генри, спрятал руки в карманах и посмотрел исподлобья, слегка опустив голову, прямо как Бэй, бывало. — Рано или поздно мы все сюда возвращаемся.
— Не буду спорить, Генри, не буду спорить…
Румпельштильцхен действительно ещё раз побывал в лавке, не стал накладывать на неё никаких защитных заклинаний: всё равно найдут способ обчистить. После этого он и правда снова пришёл к могиле сына. Мертвоцвет, который он заметил возле неё в прошлый раз, завял, и Румпель даже улыбнулся этому, а потом снова погрустнел.
— Прощай, Бэй. Начну сразу так, — начал он. — Я уезжаю и надеюсь, что больше не вернусь. Но, наверное, вернусь: твой сын всё-таки прав. Он у тебя очень хороший, знаешь. Храбрый. Храбрее нас. И уж точно храбрее… Неважно. Как я всё это пережил, мой мальчик?