— О нет! Прости! — ошарашенно прошептала она и вскочила с дивана. — Я не хотела!

Это было ложью. Она хотела его поцеловать, и он тоже, наверное, хотел, потому что в эту самую секунду их роднили схожие сомнения и страхи.

— Простого «спасибо» было бы вполне достаточно, — сказал Голд.

Зелена смутилась, а он, скорее, оставался равнодушен. Конечно, неприятный осадочек остался, возникла некоторая неловкость, но он понимал, что этот инцидент, исчерпав себя, легко выветрится.

— Мне лучше уйти, — выпалила она и бросилась надевать пальто. — Провожать не нужно. Ещё раз извини!

— Как пожелаешь. Зелена?

— Да? — она обернулась у выхода из гостиной. — Что?

— Восемнадцатого в десять, — сообщил Голд. — Не подведи.

— Постараюсь, — слабо улыбнулась Зелена и ушла.

Голд налил себе ещё выпить, сел на диван, положил ноги на стол и уставился на огонь, пляшущий в камине. О маленьком недопонимании между ним и Зеленой он, как и предполагалось, тут же благополучно позабыл, и все мысли его вновь занимал только Богарт.

Что же он знал о нём? Он получил много сведений, даже больше, чем его мозг способен был воспринять, и в то же время он не знал ровным счётом ничего. Он не знал главного, не знал мотива, не понимал, чего Богарт хочет. Да и что может желать блуждающий мертвец вроде него? То, что он мёртв, было фактом неоспоримым, а вот как… Воспоминания бывшего принца не давали ответа даже самому принцу.

Голд закрыл глаза и погрузился во мрак. Затем он словно опрокинулся назад и падал всё ниже и ниже, пока не обнаружил себя лежащим на чём-то твёрдом и тёплом, будто на согретой летним солнцем земле. Тогда он позволил себе открыть глаза и оглядеться.

— Неприлично так вот лежать, — раздался над головой насмешливый голос Брэдфорда. — Особенно в гостях.

— Ричард? Я, должно быть, заснул…

— Не совсем, но что-то вроде.

— Он перенёс меня в очередное видение?

— Тебе лучше знать. Я лишь подсознательный образ.

— Почему ты? — Румпель наконец-то встал с пола.

— Не знаю, — пожал плечами Ричард и улыбнулся. — Но я польщён. Пойдём.

— Куда?

— Дальше, — он кивнул в сторону двери. — Ты же хочешь понять, почему ты здесь.

— Верно…

На Брэдфорде был смокинг и галстук-бабочка. Осмотрев и ощупав себя, Голд понял, что одет точно так же. Так же выглядели и все мужчины в зале, в который они вышли из маленькой комнаты. Тут была какая-то странная вечеринка, не подчиняющаяся ни времени ни пространству: будто кто-то взял все самые яркие узнаваемые образы и собрал в одном месте.

— Я бы ничего здесь не трогал, — предупредил Голд Ричарда, пробираясь сквозь толпу и с любопытством озираясь по сторонам.

— Как скажешь, — согласился Ричард, менее заинтересованный окружением.

Они вышли в самый центр зала и оказались у подножия широкой, массивной бронзовой лестницы, на самом верху которой стоял Богарт. Он был так же, как и Голд, облачён в смокинг, а лицо его выглядело, как при жизни: красивое, благородное, обрамлённое светлыми волосами, вполне человеческие губы растянуты в приветливой улыбке, и только глаза, холодные и серые, слегка выдавали его, то и дело норовя почернеть.

— До чего забавный мир! Так и хочется жить! Дышать полной грудью! — радостно провозгласил Богарт. — Пить, веселиться, приставать к хорошеньким женщинам! Забытые радости! А что это вы не весёлые, господа? Вы же пока живы!

— И умирать не планируем, — сказал Ричард.

— О, об этом пока рано говорить! — не согласился принц. — Пройдёмте со мной, побеседуем, посплетничаем!

— Побеседуем, — согласился Голд. — Почему бы нет.

Они с Ричардом поднялись на второй этаж, а затем проследовали за Богартом в маленький прокуренный красный кабинет, где у бара из красного дерева стоял Питер Пэн, одетый так же, как и на момент своей второй смерти.

— Я взял на себя смелость пригласить ещё одного гостя, — с удовольствием пояснил Богарт. — Надеюсь, никто не возражает?

— Вовсе нет! Это даже интересно! — мрачно улыбнулся Голд. — Здравствуй, папа.

— Здравствуй, сын! — кивнул Пэн и представился Брэдфорду. — Питер Пэн.

— Ричард Брэдфорд, — ответил Ричард, не пожимая протянутой ему руки. — Вы хорошо сохранились.

— Если бы сохранился! — горько и зло усмехнулся Пэн. — Не так ли, сынок?

— Думаешь, я сожалею о содеянном? — ответил ему в тон Голд. — Нисколько!

— Разумеется, не думаю! Ты же мой сын!

— Я рад, что вы так спокойно реагируете друг на друга, — удовлетворённо хлопнул в ладоши Богарт и заметил Пэну: — Он пытался тебя спрятать!

— Неудивительно! — фыркнул Питер Пэн и первым сел в одно из четырёх обитых красным бархатом кресел. — Румпель не любит обо мне говорить.

— Да… — протянул Богарт, также присаживаясь и жестом приглашая двух оставшихся гостей присоединиться. — Он вообще довольно неразговорчив.

— К чему это представление? — напрямую спросил Голд, устроившись напротив него.

— Хочу доказать тебе, что для меня не существует границ, — печально улыбнулся принц. — И мне всё равно, где находится та уродливая оболочка, к которой я привязан, имитируя жизнь. Знаешь, я должен сказать тебе спасибо: ты открыл мне доступ к новым возможностям.

— Принято! Я ухожу! — воскликнул Румпель, поднимаясь. — Выход найду сам.

— Трусишка… — неопределённо протянул Пэн

— Правда? — повел бровями принц. — А мне так не показалось.

— Мой друг просто-напросто разумен, — мягко возразил Ричард.

— Был бы он «просто-напросто разумен», то давно сделал бы то, что для него хорошо. Но вместо этого он опять собирается бежать, — лениво ответил Пэн. — Как и всегда. Трус.

— От труса слышу, — огрызнулся Голд.

— Чего же ещё он боится? — продолжил принц.

— О, всего на свете! — охотно поддержал Пэн. — Он хочет быть любимым, хорошим, храбрым, а на самом деле он — трусливый, заносчивый идиот, живущий иллюзиями, что он и правда тот, кем притворяется. Он боится, что жена его бросит, дети разочаруются и отвернутся от него, если он поступит как мужчина.

— Тебе ли говорить об этом? — рыкнул Румпель.

— Он боится ответственности. Румпель — маленький мальчик, который непрочь попроказничать, если потом никто его за это не накажет.

— Наказания боятся все, — философски отметил Ричард. — Это совершенно естественно.

— Но при этом лицемером быть не обязательно, — усмехнулся Пэн.

— Тут все гораздо сложнее, чем ты привык, — возразил Голд намного спокойнее. — Поэтому закрой свой рот.

— Да, — неожиданно согласился Богарт. — Можешь идти. Спасибо.

— Как угодно, — улыбнулся Пэн и неспешно проследовал к выходу.

— Извини. С ним я наверное перегнул, — улыбнулся Богарт, когда Пэн наконец ушёл. — Или нет?

— Мне всё равно, — безразлично ответил Голд.

— В чём-то он прав, да? Я никак не пойму тебя. Столько страхов, сомнений, переживаний. Они отравляют каждый день твоей жизни, а ты думаешь, что счастлив. Но разве можно быть счастливым, сидя под дамокловым мечом?

— Не слушай его, — предупредил Брэдфорд.

— Не слушаю, — соврал Голд.

— Слушаешь, — не согласился Богарт. — Тебе же нужно узнать мои слабости.

— Я их знаю. Все твои страдания оттого, что ты не знаешь, что случилось с тобой. И почему ты стал пленником собственной смерти.

— Я не пленник. Я свободен. А ты нет, потому что цепляешься за жизнь, прекрасно зная, что есть нечто за её пределами, — в голосе Богарта зазвучали странно чарующие ноты, а глаза его стали знакомыми, чёрными. — Смерть — единственная условность, отделяющая от истинной свободы и истинного величия. Ты знаешь, что я прав.

— Чушь! — Ричард пытался перекричать голос принца, заполнивший собой всё пространство.

— Не бойся смерти, Румпельштильцхен. Для тебя она — лишь путь к чему-то большему. Неужели тебе и правда хватает того, что есть?

— Знаешь, есть один старый фильм. Называется «Харли Дэвидсон и Ковбой Мальборо», — вдруг произнёс Брэдфорд. — Очень круто, но сейчас даже я его смотреть не могу, хотя у меня с ним связаны очень тёплые… воспоминания.