— Уже знаешь, с чем ко мне вчера прицепились предки?

— Доброе утро, Анко, — для начала поприветствовал её Учиха; вот уж кто никогда не забывал о правилах хорошего тона. — Да, я знаю. Более того, Мадара-сан просил меня сказать тебе, что для вечера всё готово, и передать это, — он на мгновение опустил руку в карман, а после уронил на подставленную Анко ладонь нечто маленькое и лёгкое. — Тобирама-сама зайдёт за тобой в половине двенадцатого, церемония начнётся в полночь.

Какое-то время поразглядывав в разы уменьшенный чарами запечатывающий свиток («Ками-сама, что за размах у их задумки?» — невольно возникла мысль), Анко вновь посмотрела на Учиху.

— Итачи, скажи, есть хоть одно дело в этом замке, из которого при пристальном рассмотрении не будут торчать твои уши? — шутливо поинтересовалась она.

— Не понимаю, о чём ты, — совершенно спокойно отозвался Итачи. Его спокойствие ничуть не напоминало ни холодную собранность Тобирамы, ни безучастное равнодушие Сасори; оно было каким-то… непоколебимым, словно врождённым: создавалось ощущение, что Итачи появился на свет с этой идеальной маской непроницаемости на лице. При этом чувствовалось, ему не безразлично происходящее вокруг; даже больше, Итачи каждый миг цепко ловил взглядом, слухом, обонянием каждую деталь окружения, чтобы составить в мозгу максимально полную картину. Однако, что удивительно, осязанием, одним из основных чувств, он пользовался редко, предпочитая стоять в стороне, сторонясь физических контактов. Анко, обожавшую исследовать мир на ощупь, эта скованность забавляла; порой даже возникали нехорошие мыслишки подойти к Итачи близко-близко, вжаться телом в его, стройное, крепкое, благодаря усилиям Первого — здоровое и показать строгому гению, как много он упускает, избегая прикосновений. Это наверняка будет интересно: зажать Учиху в тёмном или даже не очень углу, касаться его откровенно и вызывающе, дать почувствовать собственное тело, все его плавные, самой природой созданные специально для работы Анко изгибы, а после пополнить копилку информации о том, как высокоуровневые нукенины целуются. Он выше Сасори, ростом с Мадару, и Анко придётся подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ — но это ничего, не впервой, она умудрялась даже до израненной щеки Ибики достать при желании досадить ему. А Ибики вообще огромный, выше её на добрую голову — у Итачи ни шанса избежать поцелуя!..

Анко улыбнулась сама себе и тряхнула головой. Конечно, так она не поступит — «нападать» на Итачи нет смысла, ведь он, несмотря ни на что, сердцем всё ещё верен Конохе, не представляет для неё при нынешнем раскладе угрозы. Ну, а если нет практической пользы, рисковать точно не стоит, ведь игра явно не будет стоить свеч — Итачи скорее всего банально вырубит её гендзюцу, а после с бесстрастно-поучительным видом сообщит, насколько поведение Анко неподобающе. После стольких лет нукенином в нём почти не осталось огня, а тот, что ещё теплится, уходит на другие нужды, вовсе не на разжигание интереса к женщинам. Так что лучше его не трогать; да и к чему отвлекаться на нечто столь бесперспективное, когда удовольствия в жизни и так хватает?

Завтракали они в молчании, не считая того, что Итачи ненадолго отвлёкся на короткий разговор с занявшей пустующее место рядом с ним Минервой — что-то там о высшей трансфигурации, скучно. Потерев подбородок, Анко прихватила свою чашку с чаем и, похлопав Итачи по плечу, обозначая прощание, ненадолго подошла к Долорес, дабы сокрушённо поделиться с ней, что так и не смогла выяснить ничего нового о происшествии в её кабинете. После она откочевала к появившемуся за столом Северусу, жевавшему овсянку с видом ещё более мрачным, чем накануне бекон.

— Утречко, — соблюла правила приличия она прежде, чем устроиться на соседнем стуле. — Кто на этот раз испортил вам с самого утра настроение, а?

Снегг посмотрел на неё очень мрачно.

— Каким-то невозможным образом гриффиндорцы успели поцапаться с моими слизеринцами ещё до завтрака, — сквозь зубы сообщил он и бросил уничтожающий взгляд на кого-то за столом — на удивление! — своего факультета. Ещё занятнее, что Саске, почувствовав внимание, на этот взгляд обернулся и ответил своим, не менее испепеляющим.

— Только не говорите, что младшенький Учиха был в центре действа! — в притворном неверии воскликнула Анко. На деле она знала Саске достаточно хорошо для того, чтобы не удивляться, услышав, как юное шаринганистое дарование ввязалось с кем-то в свару — особенности кланового характера, что поделать. Итачи не в счёт.

— Ещё и втянул Малфоя и Нотта, — Северус поморщился. — Исходя из количества инцидентов с его непосредственным, или косвенным, или недоказанным участием, мистер Учиха должен быть на Гриффиндоре.

— Ничего-ничего, по характеру он прекрасно вписывается в ваш серпентарий.

Северус предпочёл сделать вид, что не слышал этого. С ним содержательный обмен более чем четырьмя-пятью фразами за раз почти никогда не удавался Анко, но она не расстраивалась — замечала, как напряжённо, куда больше, чем другие учителя, даже чем Альбус Дамблдор до того, как Жаба выжила его из Хогвартса, смотрит Северус на их «иностранную» компанию. Он являлся членом Ордена Феникса, а потому был в курсе, кем являются «студенты и профессора по обмену» в действительности, однако, в отличие от Минервы, также не обделенной этим знанием, относился к шиноби настороженно, с неусыпным подозрением. «Быть может, дело в том, что ему с самого начала пришлось работать с Сасори? — предположила Анко. — Минерве-то достался Итачи, а он прекрасно играет роль нормального, хотя и замкнутого человека. От Сасори же так и веет опасностью». Впрочем, возможно, это она чувствует? Шиноби до конца не понять, какие ощущения испытывают в их присутствии гражданские.

В подобных размышлениях куноичи закончила завтрак и двинулась к выходу из зала по проходу между столами Когтеврана и Гриффиндора, лишь раз свернув, чтобы стянуть со стола ало-золотых яблоко и посоветовать семикурсникам как следует подготовиться — морально, в первую очередь, — к сегодняшнему уроку. После этого предупреждения Анджелина Джонсон и Алисия Спиннет шумно сглотнули и с повеселившей Анко синхронностью отодвинули от себя тарелки с недоеденной кашей. Дейдара же, закатив глаза, разразился было тирадой, суть которой сводилась к тому, что храбрых львов змее не запугать, но Хината — и Дей должен быть благодарен ей за это — легко сжала под столом его руку и тёплым взглядом попросила замолчать прежде, чем Анко решила, что подрывник таки договорился до неприятностей.

— Так или иначе, поздравляю, Дейдара: ты заработал эксклюзивное право продемонстрировать сегодня товарищам, как обращаться с новой животинкой, — сообщила ему Анко.

— Страшно рад, мм, — отозвался Дейдара с сарказмом. — Умеете же вы покорить сердце студента, Анко-сенсей.

— Да, я такая! — засмеялась Анко и подмигнула Хинате, следившей за их дискуссией с большой напряжённостью. «А когда он узнает, с чем ему предстоит иметь дело, хе-хе…» — Анко просто лучилась недобрым весельем и едва удерживала себя от того, чтобы начать подпрыгивать на ходу — уж очень её радовала перспектива цирка, который ожидается после обеда при участии молодого, но хорошо известного в профессиональных кругах террориста-нукенина.

С его напарником (совершенно неподвижное лицо, рассеянный взгляд, механически-точные движения — ну точно ночью не спал и теперь наверняка высчитывает, может ли себе позволить принять, как нередко делал по утрам, энергетик) она столкнулась в дверях. Широко улыбнувшись ему, Анко подняла руку и растопырила пальцы.

Несколько мгновений Сасори смотрел на неё с откровенным непониманием; затем его бровь насмешливо выгнулась, а во взгляде забрезжила осмысленность пополам с желанием ввернуть едкое замечание касательно доакадемского уровня поведения Анко. Впрочем, пять он ей всё же дал и, не сказав ни единого слова, прошёл в Большой зал. Игра началась.

Судя по взглядам проходивших мимо в обоих направлениях учеников, они были в шоке от подобного поведения учителей. У Пэнси Паркинсон, пятикурсницы со Слизерина, так и вовсе отвисла челюсть, стремясь навстречу полу.