Спал Кошкин крепко, с раскатистым храпом, и ему нисколько не мешали протяжные крики-отклики часовых, которые расхаживали вдоль забора.

Разбудил Кошкина настойчивый шепот возле самого уха: «Се-ре-га! Ко-о-ш-кин! Ты меня слышишь? Се-ре-га!..» Кошкин разлепил глаза. Никого. Набирающий силу рассвет парусом надувал занавеску на окне. Мерцали вазы в углах комнаты. На полу, возле широкой кровати, стопочкой лежала его одежда.

— Кошкин! Серега! — продолжал звать голос. — Видишь маленькую коробочку?..

Кошкин быстро сел на кровати и закрутил головой:

— Какую коробочку? Кто это говорит?..

— Это я, Егорушкин, — раздалось где-то совсем рядом. — Тихо! Поищи рядом с собой коробочку — транслятор. Видишь? Я из него говорю…

— Вижу… — Кошкин действительно увидел небольшую, размером с портсигар, металлическую коробочку и осторожно взял ее в руки. — Ты что, в ней находишься? — жалобно спросил он.

— Идиот! — с облегчением вздохнул голос Егорушкина. — Я у себя в НИИ, на центральном пункте. Немедленно спрячь транслятор и прими все меры к его сохранности. Ты один? Тебе удобно разговаривать?..

— Один! — оглянувшись на закрытую дверь, хрипло шепнул Кошкин. — Вовка, друг, сосновые лапти! Что же теперь делать?..

— Слушай меня внимательно! — перебил его Егорушкин.

И командирским голосом сообщил инструкцию на ближайшее время.

Первое. Не дергаться! Центр принимает все меры, чтобы забрать Кошкина обратно. Второе. На связь выходить с помощью транслятора при восходе и заходе солнца. Для этого уединиться и нажать синюю кнопку. Третье, и последнее: телеграфно, без эмоций, доложить обстановку — где и в каком веке он находится. От этого будет зависеть план дальнейших действий. Говорить коротко и ясно, потому что в трех городах и двух поселках отключен сейчас свет, чтобы обеспечивать устойчивую связь.

— Пóнято! — Уверенный тон бывшего одноклассника произвел на Кошкина бодрящее действие. — Докладываю — жив-здоров. Нахожусь в каком-то дворце с колоннами, в постели. До вчерашнего вечера содержался под стражей. В одиночке. В каком веке — не знаю. Говорят не по-нашему…

Кошкин и в самом деле не представлял, в какой век его занесло и где он находится. Древний Рим? Или Древняя Греция? Трудно сказать. Ясно только, что не Египет: там фараоны…

Из всей истории Кошкину больше всего нравилось про Чапая и Петьку. Еще про средние века интересно было. Крестоносцы. Дон-Кихот с Санчо Пансой. Нет, определить, где и в каком веке он оказался, представлялось Кошкину решительно невозможным…

— Выгляни в окно, — подсказал Егорушкин. — Людей видишь?

— Пóнято! — С транслятором в руке Кошкин прошлепал к окну и отогнул занавеску. — Людей вижу. И женщины есть. Симпатичные. Вы бы мне курева прислали, я же за ним пошел…

— Подожди ты с куревом, — шептал Егорушкин сквозь века. — Прислушайся к их речи — какие слова они говорят?

Кошкин прислушался. У стены, меж кустарников, сражались деревянными мечами два мальчика. Вот один из них споткнулся, упал, и другой тут же наступил ему на руку и приставил к груди оружие. «Вэ виктис!» — радостно воскликнул он.

Кошкин, как мог, повторил слова мальчика в транслятор.

— Все правильно! — обрадовался Егорушкин. — Латынь! В Древнеримском государстве ты, Кошкин! Нажимай зеленую кнопку. Век уточним позднее. Связь заканчиваю… — Голос Егорушкина зазвучал слабее. — Следующий сеанс — на закате. Мы тебя вызовем. Постарайся уединиться и нажми синюю кнопку. Другие пока не трогай.

— Про курево не забудьте, — заторопился Кошкин. — Хотя бы пачку «Беломора». И спички!..

— Транслятор береги…

— И на работу сообщите, а то прогул поставят…

— Спрячь его… Держись, Серега! Наблюдай… Не болтай лишнего. Ты наша… на рожон не…

Кошкин хотел заверить, что выполнит, так сказать, задание Центра — не подведет, но голос Егорушкина угас и транслятор смолк.

«Вот ведь оно как, — растроганно подумал Кошкин, разглядывая коробочку с множеством мелких, утопленных вровень с корпусом кнопочек. — Не забыли, волнуются. Как, дескать, ты там, Серега?..»

Как ему и предписывалось, Кошкин надавил зеленую кнопку и тут же ощутил некоторую перемену в окружающем мире. Что-то изменилось. И как показалось ему — на улице. Кошкин крадучись подошел к окну и с удивлением обнаружил, что понимает разговор мальчиков, фехтовавших недавно у стены. Ну да! Они говорят, что пора заканчивать гимнастические упражнения и идти умываться. Более того, Кошкин почувствовал, что тоже может сказать им что-нибудь на их языке. «Здравствуйте, — например. — Как поживаете?» или: «Сегодня хорошая погода».

Вот она, наша техника! А кое-кто не верил.

Кошкин быстренько оделся и засунул транслятор в носок, но тут же перепрятал его в плавки — так ему показалось надежней.

Думая о чудесном приборе, Кошкин испытал соблазн понажимать на свой страх и риск другие кнопочки, кроме синей и зеленой, назначение которых было теперь понятно ему, но после колебаний он решил оставить устройство в покое. «Егорушкин недаром отличником был, — рассудил он. — Сказал — не трогать, значит, надо слушаться».

С транслятором Кошкин почувствовал себя увереннее. Шутка ли, все понимаешь и ответить можешь. Он бодро прошелся по своей спальне и решил, что как всякий разведчик, — а именно в этом качестве он ощущал себя ныне, — он будет больше слушать и меньше говорить. Пожалуй, вначале он вообще ничего не будет говорить по-латыни, держа в тайне свое превращение. Но потом, когда разберется в политической обстановке, даст им звону. Быть может, ему пришлют пулемет и ящик с патронами, и тогда он поможет восстанию Спартака, например. Не зря же его сюда прислали…

Через час с небольшим после своего пробуждения Кошкин, выбритый цирюльником, аккуратно причесанный, с красиво обрезанными ногтями и намытый в ванне, сидел за столом с хозяином дома, неспешно, с достоинством завтракал и предвкушал, как отвиснет у этого холеного мужчины челюсть, когда он услышит от своего гостя что-нибудь вроде: «Вы проиграли, сударь! Ваша карта бита! Я — Кошкин!»

Рабовладелец, отослав слуг, потчевал Кошкина легким холодным вином, ароматным мясом, терпкими и удивительно сладкими травами, приятно улыбался при этом, и Кошкин, с вежливым поклоном принимая от хозяина очередное блюдо, восторженно восклицал: «О-ля-ля!», скрывая обретенную им способность изъясняться на латыни.

— Отведайте жареных пиявок. — Хозяин протянул Кошкину золотое блюдо. — Прошу вас!

— Что? Пиявки?.. — брякнул Кошкин по-латыни, к черту разрушая всю свою конспирацию. — Бр-р-р… — Он передернул плечами и заметил испуг на лице хозяина.

— Кто вы? — шепотом спросил тот, и массивное блюдо звякнулось из его рук на стол. — Вы из Рима? От нашего императора, отца отечества и э-э… освободителя Цезаря?

Кошкин забегал глазами, хмыкнул, почесал нос и, понимая, что таиться дальше нет смысла, окончательно перешел на латынь:

— Вас, если не ошибаюсь, зовут Марий?

— Вы не ошибаетесь.

— Не пугайтесь, любезнейший. Будем считать, что я — из другого государства. Или даже другого мира. Меня зовут Сергей Кошкин.

— Сергей Кошкин, — коряво, но с готовностью повторил мужчина и встрепенулся, намереваясь подняться.

— Сидите, сидите, сейчас вы все поймете…

Объяснение вышло путаное, с множеством недомолвок, что и неудивительно, учитывая положение Кошкина.

Марий жестами призывал своего гостя говорить тише и беспрестанно озирался. Несколько раз он прикладывал ладони к вискам и встряхивал головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.

Кошкина же прорвало. Он уже позабыл, что собирался дать звону эксплуататорам, и теперь отчаянно хвастался.

— Мы высадились на Луне! Можете себе представить? Но там никого нет — пыль и кратеры.

— О боги! — прикрывал глаза Марий. — На Луну… Пыль и кратеры… Извините, но поначалу, увидев на вас штаны, я принял вас за грубого галла. Простите великодушно!

— Ладно, бывает, — прощал Кошкин и азартно щелкал пальцами, вспоминая новые достижения своего века. — Мы умеем опускаться на дно моря и выходим оттуда совершенно сухими! Представляете? — хихикал он.