Уж не было толком видно преклоненного рыцаря Фабиана в толпе окружившей его нежити. Видел Федор и остальные товарищи, только как подошла к тому месту упырица, и тоже склонилась, сокрывшись от их глаз. Через какое-то время хозяйка распрямилась, и утерла ладонью красный рот. Мертвяки же расступились, и утащили безвольное тело мертвенно бледного рыцаря куда-то, к жилым комнатам внешнего здания.

Упырица отяжелевшей походкой снова подошла к осажденному дому.

- Что ж, - довольно сказала она. - Один умный среди вас нашелся. Спускайтесь и вы!

- Бесовка! - Рявкнул со своего места Окассий. - Да ведь ты же убила рыцаря у нас на глазах! Высосала как бурдюк с винищем! Пусть и был он предатель, - собаке собачья смерть! Но уж теперь-то мы точно знаем, что тебе верить нельзя.

- Вот же ты балда поповская, - Возразила хозяйка, и сыто рыгнула. - Да ведь твой рыцарь взрослый мужик, в нем почитай четырнадцать ксестов86 крови. Если б я его всего осушила, раздулась бы как пиявка, а я слежу за линией талии... Ничего я его не убила. Он согласился принять дар, и процесс превращения начался. К утру он уже встанет на темный путь, - сами увидите. Я даже не буду убивать вас до того момента. Может, увидев своего товарища обновленным, вы все же образумитесь, и станете моими слугами. Приятной ночи. Не скучайте.

С этими словами упырица развернулась, и удалилась вальяжной походкой к тому же входу, куда унесли павшего рыцаря. Оставшиеся на крыше компаньоны переглянулись. На лицах у всех читалось уныние.

- Как же так? - Подавленно спросил Автоваз. - Ведь он воин-жрец. Как же он нарушил все клятвы?

- Видимо, страх перед болезнью оказался сильнее страха Божьего, - Мрачно перекрестился Парфений. - Я помолюсь о его падшей душе.

- Тебе не о нем, а о нас надо молится, - Буркнул Окассий.

- Но может он... действительно... предался только для вида, чтоб подобраться к упырице? - Растерянно спросила Дарья.

- Это уже неважно, - прошелестел зажатый в руке Федора Солнцедар. - Здесь на востоке есть дурманные зелья, воскурив которые человек забывает себя. Человек забывает друзей, родных, долг, все становится ему неважно, кроме его дурмана. Но все эти дурманы - слабые подобия темного дара не-мертвых. Получив его человек перерождается. Забудьте того рыцаря, которого вы знали. Его уже нет. И никогда не будет. Новый зверь родился. И он будет желать только одного - крови.

Все замолчали.

Идите по постам. - Устало сказал Федор. - Он сам выбрал свою судьбу. Говорить не о чем.

***

Глава двадцать девятая.

Ночь прошла муторно. Осиротевший меч Эклер, Федор вручил умелому мечнику Автовазу. Меч сей, после яростного припадка гнева, был подавлен.

- Ладно бы еще если я его бросил, - только и сказал меч. - Но чтоб он меня!.. И на этом замолк.

Автовазу тоже, видать, говорить не хотелось. Он мрачно опоясался вторыми ножнами, и впал в задумчивость. К ночи оставшиеся компаньоны разделили дежурство на вахты. Но даже те, чей черед был отдыхать, дремали лишь урывками. Мысли были тяжелы. Сон не шел. Все же, когда наступил его черед, Федор смог забыться дремотным забытьем. Разбудил его в утро Окассий, отходивший по крыше свою смену.

- Что? - Спросил Федор, размыкая глаза, и разминая затекшую от сидения у стены шею. - Пора?

- Вроде пора, - Отозвался монах. - Хочешь, еще покемарь. Я постою, у меня что-то сна ни в одном глазу...

- Не, - Федор повел застывшими плечами, оглядев крышу, которые первые косые лучи солнца заливали в быстро светлеющий багрянец. - Порядок есть порядок. Все спокойно?

- Да. - Окассий повел взглядом за край крыши. - Большая часть лежит вповалку, но часовых достаточно.

- Ясно...

- Сколько еще мы сможем так просидеть?

- Пока не кончится вода. Или не подойдет караван. - Не стал кривить душой Федор.

- Смерть от жажды, или огня... Не лучший выбор.

- Не будет ни того, ни другого. - покачал головой Федор. - Когда мы подойдем к слабости - я дам приказ к атаке, и мы спустимся вниз.

- Это будет бой без надежды.

- Да. Но все же это будет бой. А не жалкое бессилье.

- Да, - поднял глаза к небу Окассий. - Наверно так лучше... - Монах помолчал какое-то время. - Но что же за диво такое кум, у тебя в штанах? Мне и подумать-то завидно и страшно. С этаким-то богатством мы в любой таверне могли получать бесплатный постой! Я про нормальную таверну, а не это гнездо упыриное... Ты бы только хозяйке свое добро показал...

- Вот еще, - рассеяно ответил Федор. - Им только покажи, так они сразу попользоваться захотят.

- Ну так и дал бы. Что от тебя, убудет что ли? А ты еще думал, как к принцессе подступиться. С таким-то добром.

- Нет, - отмахнул рукой Федор. - Эта штука кружит головы только простолюдинкам. Купчихам. Мелкой знати может быть. На принцесс такие штуки не действуют.

- ТАКИЕ штуки на всех женщин действуют. - Уверил его Окассий. - Так что, хоть твоя торговля с упырихой и не выгорела, - но принцессу ты точно заинтриговал.

- Да? - Мимолетно обрадовался Федор, но тут же угас. - Здесь и теперь - что толку?..

- Ну, так, - последний повод для мужской гордости.

Федор подумал, что они с монахом говорят о себе, будто они свое прожили. Это, может, была правда. Но это было неправильно. Он уже хотел отчитать монаха, или как-то приободрить. Но пока он размышлял, внизу, во дворе, обозначилось движение. От дверей гостевой стороны, во главе группы своей жутковатой неживой свиты, к таверне шла Хозяйка.

- С добрым утром, затворники, - Громко и жизнерадостно крикнула Шинбана, задрав голову. - Как спалось?

Буди остальных, - шепнул Федор Окассию, а сам свесился над амбразурой.

- И тебе утро, хозяйка, - ответил гвардеец; чай не убудет. - Что скажешь?

- Нерадостно ты меня встречаешь воин. - Заметила Шинбана. - Плохо спал?

- А с чего мне тебе радоваться? Заперла ты меня здесь, как постылая жена. Воли нет.

- Не я заперла. - Легко возразила хозяйка. - Сам взаперти сел. Отпирай, да выходи. А то, боюсь, скоро в доме тебе станет... жарко.

- Летел бы наутек, да не пускает силок.

- Ладно, побалагурили - и будет. - Хозяйка откинула с лица прядь своих темных волос. - А поглядите лучше, кого я вам привела?

Свита хозяйских мертвяков расступилась, и из-за них, на передний план, по левую руку от хозяйки вышел рыцарь Фабиан. Сильно изменился рыцарь. Вместо брошенного вчера меча, пояс франка украсил новый. И пут на нем не было. Что бы не сотворилось с рыцарем ночью, - он вошел у хозяйки в доверие. Лицо его за ночь заострилось и осунулось, лишившись приятности черт, и став каким-то пугающим. Рот его искажали легкие гримасы, губы конвульсивно подергивались, словно изнутри на них постоянно пытался вылезти хищный оскал. Под глазами залегли темные тени. Но они были не темнее той тьмы, что поселилась у франка в глазах.

- Ах ты уд козлиный!.. - Процедил Федор, чувствуя, против своей воли, кроме гнева, и какую-то почти брезгливую жалость. - Был человеком, а превратился в не пойми что...

- Бог да смилуется над твоей душой, рыцарь, - Раздался рядом с Федором печальный голос Парфения. Гвардеец оглянулся, все остальные компаньоны уже проснулись, и встали рядом, проверяя оружие. Дарья, уперев лук в крышу, снова натянула на ушко снятую на ночь тетиву.