***

Баркас его по-прежнему колыхался у южной оконечности Каркасса. Оставленный морфом Радецкий взобрался на влажную от росы палубу, сел по-турецки, достал из кармана мятой рубашки дрожащий оранжевый комочек и всё то время, пока восхитительное создание медленно расправляло тонкие трепещущие лапки, смотрел на него, не отрываясь.

Когда оно кольнуло его в затылок, он зажмурился, а открыв глаза, обнаружил, что мир вокруг приобрёл завершённую кристальную ясность.

ГЛАВА 3.

Бенжи.

***

Бенжи открыл глаза и оказался лицом к лицу со склонившейся над ним Аей.

- На золотом крыльце сидели мишки Гамми, Том и Джерри, Скрудж МакДак и три утёнка, выходи, ты будешь Понка, - сказал он, глядя в большие зелёные глаза, опушённые рыжими ресницами. - Я и не знал, что электроника тоже подвержена галлюцинациям.

- Ты ненормальный, - сказала Ая.

- Не понятно, относительно какой нормы ты наблюдаешь отклонение, - уклончиво ответил андроид. Он моргнул, пошевелил пальцами, определяя по степени координации движений заряд батарей, и так и остался сидеть на песке. - Если бы я был человеком, я бы сказал, что устал. Или что у меня депрессия.

Камень, у которого он сидел, вдруг показался ему грузом, опущенным на его плечи.

- Ненормальный, - сказала Ая. - Дурак, каких надо ещё поискать.

- Наверное, тут я должен был бы спросить, быстро ли ты меня нашла? - он усмехнулся. - Ты быстро меня нашла?

Ая опустилась на песок и молча пнула андроида в его терракотовый бок.

- Драться с неживыми предметами - это невроз, солнышко, - сказал он. - Наверное, будь ты человеком, тут уже ты должна была бы спросить, специально ли я это делаю. Но ты же не человек, ты - вершина эволюции материи. Ты и сама знаешь ответ.

Ая молчала.

- А я вот не знаю, - вздохнул андроид. - Иногда мне кажется, что чем больше живых существ завязано друг на друга, тем сложнее поступить специально. Я не понимаю, как вы вообще умудряетесь не свихнуться.

- А мы...

Договорить она не успела: песок, на котором они сидели, вдруг зашевелился, пополз как живой, и Бенжи без особого удивления обнаружил, что сидит на ветровом стекле собственного закопанного в песок челнока.

- Ты... - начал было он...

- Это не я!

- ... сводишь меня с ума.

- Это не я! - на этот раз шёпотом сказала Ая. - Это Радецкий!

- И он тоже, - кивнул Бенжи и - как с новогодней ледяной горки - соскользнул вниз с растущего из песка орбитера.

***

- Я ничего не понимаю, - говорила Ая торчащим из-под приборной панели ногам копающегося в проводах андроида. - Радецкий - и вдруг реализат! Нет, не то, чтобы это было плохо или невозможно...

Бенжи осторожно шёл своей узкопалой ручкой вдоль впаянных между гондолой и наружной обшивкой гроздьев микроскопических клемм и, поскольку говорить ему было нечего, молчал.

- Всё к этому шло, - продолжала тем временем Ая. Лицо у неё было сердитое, красное и всё в пятнах - словно новые возможности Радецкого привели к появлению трещины в самом базисе мироздания. - И что теперь делать?

Ждать, пока небо не рухнет тебе на голову, подумал Бенжи. Он дошёл пальцами до края последнего клеммника, проверил конечный зажим и попятился назад, вылезая.

- Не знаю, кому из нас троих больше нужно это корыто, - сказал он, выбравшись окончательно. - Но оно в порядке.

Он пнул ногой валяющуюся на полу противоперегрузочную пару и мимо Аи вышел из гондолы наружу. Солнце играло, отражаясь от алюминиевых боков орбитера, и по небу плыли редкие прозрачные облака. Ни то, ни другое Бенжи решил не сохранять. Мир его внезапно схлопнулся до размеров острой мимолётной мысли о собственной обречённости болтаться до конца своих дней по бессмысленной орбите вокруг Аи и Радецкого. И орбита эта ещё только должна была быть определена.

Он вернулся в гондолу и нашёл Аю сидящей на краешке одного из пассажирских кресел и размазывающей по щекам злые слёзы.

- Ну, хорошо, - сказал андроид. - Где он?

Радецкий.

***

Когда двери 'Седьмого неба' съехались у него за спиной, Радецкий прищурился.

В баре по-прежнему было сумрачно и дымно. Старый Хосе сидел у того же самого окна и, казалось, ничуть не удивился. Радецкий снова опустился за столик напротив старика, только на этот раз выражение его лица больше напоминало выражение лица морфа.

Бармен с наколотыми на лысой голове иероглифами усмехнулся ему сквозь дымку, как старому знакомому, и вопросительно взмахнул поднятой над головой рукой с выставленными двумя пальцами.

Нет, покачал в ответ головой Радецкий.

- Я знал, что ты вернёшься, - сказал Хосе. - Это было написано на лице твоего... - он заколебался, подыскивая слово, - ... друга. Если он, конечно, тебе друг. Где он, кстати?

Дверь в бар открылась и закрылась, пропуская вовнутрь стайку маленьких белокурых мальчиков и девочек в аккуратных костюмчиках: точь-в-точь дети немецких бюргеров, отбившиеся от родительского пикника.

'Канделябры' под потолком дрогнули и загудели с удвоенной силой, а дети запереглядывались, засмеялись и рассыпались по бару, как горошины.

- Не знаю, - пожал плечами Радецкий и кивнул. - Может, вон.

Мальчик, устроившийся за соседним столиком, здорово напоминал ему его самого - лет пяти от роду.

- Может, - согласился Хосе. - Пока они не начинают говорить пропитыми голосами уставших от жизни взрослых, я не отличаю их от детей.

Он посмотрел на Радецкого и наклонился вдруг - близко-близко, так, что Радецкий даже слегка сдал назад.

- Как ты думаешь, эти психи любят играть? - заговорщицки шепнул он, глядя в глаза Радецкому красными воспалёнными глазками, и, не дожидаясь ответа, зашептал дальше:

- Ещё как! Ты только посмотри на них - они живут так, словно всё это не настоящее, словно их и правда, как детей, закинули сюда, в этот детский сад сбежавшие по своим делам взрослые. Сбежавшие взрослые. Ты никогда не спрашивал себя, где они, эти взрослые?

Радецкий открыл было рот, но Хосе повелительно двинул рукой: молчи!

- Ты не спрашивал. Никто не спрашивает, - он развёл руками вокруг. - Посмотри, сколько их - детей, оставшихся без опеки.

- Нет у них никаких взрослых, - сказал Радецкий. - И никакой опеки.

- А вот насчёт опеки я бы не торопился с поспешными выводами.

Хосе смотрел куда-то ему за спину - так странно и так насмешливо, что он обернулся. Дверь в бар снова открылась и закрылась, первым вошёл Бенжи, за ним - Ая. Радецкий скривился: пока они высматривали его в сгущённом генераторами стабильности плотном мороке, он похлопал Хосе по плечу и пошёл к выходу, - в обход, так, чтобы остаться незамеченным.

***

Куски полиэтилена трепетали во дворе, как маленькие грязные флаги. Ветер подхватывал их, надувал и бросал, снова надувал и снова бросал. Радецкий поёжился и зашагал прочь.

Ая.

***

О баре, в который привело её предчувствие, она знала, но бывать здесь до этого ей так ни разу и не случилось. 'Седьмое небо' не было изобретением ни морфов, ни реализатов. Его придумали люди. Когда-то давно, когда морфы ещё только-только рассеялись по растерявшейся от неожиданности Земле, некто, пожелавший остаться неизвестным, организовал это странное место, и, как ни странно, морфы подхватили идею.

'Седьмое небо' гудело разными голосами. Висящие у потолка генераторы плавно катили стабильное настоящее в не менее стабильное будущее, и смешливые маленькие морфы, хмельные от собственного бессилия, весело катились вместе с ним.