Баев
Слансарга
Из монографии Ричарда Кавендиша "Чёрная магия":
"...особой магической силой наделены палиндромы - слова или группы слов, которые читаются одинаково и в прямом, и в обратном направлении. Необычайное могущество палиндромов объясняется тем, что они более "стабильны", чем простые слова, которые становятся бессмысленными, если читать их задом наперед.
Возьмём, к примеру, самый известный палиндромный квадрат SATOR.
Многочисленные попытки перевести его текст не увенчались сколь либо заметными успехами. По одной версии, эта формула означает: "Арепо (Агеро), сеятель (sator), удерживает (tenet) колеса (rotas) своих трудов (opera)". Мазере интерпретировал ее следующим образом: "Творец (sator), неторопливо движущийся (агеро), поддерживает (tenet) свои творения (opera) в вихревом вращении (rotas)". В настоящее время возобладало мнение, что перевести эту формулу вообще невозможно. По-видимому, она представляет собой христианское заклинание, анаграмму латинских слов "Pater noster" ("Отче наш"), к которой добавлено по две буквы А и О. Таким образом, в ней содержатся первые два слова молитвы "Отче наш" и буквы Альфа (А) и Омега (О) - "начало и конец", символ Христа.
В манускрипте из Бодлианской библиотеки говорится, что с помощью квадрата Сатор можно чудесным образом исполнить любое желание: "Начертай сии слова на пергаменте кровью дикого голубя, и носи их в левой руке, и попроси, о чем хочешь, и ты получишь это. Fiat".
Алексей Баев
СЛАНСАРГА
S A T O R
A R E P O
T E N E T
O R E R A
R O T A S
Второе лето подряд, когда хотелось побыть в одиночестве - не в относительном, как в городской квартире, где постоянно то долбят за стеной очередные евроремонтники, то звонят в домофон разносчики рекламной заразы, а в полном, в абсолютном, - Глеб отправлялся на вокзал, оставлял машину на парковке, садился в ближайшую электричку и ехал до платформы "Слансаргá". Именно там - стоило спуститься с перрона по восьми щербатым бетонным ступенькам и пройти еле заметной тропинкой метров тридцать до мрачного ельника - заканчивалась человеческая цивилизация.
Сколько раз бывал, Глеб ни разу не видел здесь ни людей, ни даже следов гуманитарной катастрофы - ни кострища, ни пустой бутылки, ни рваного пакета, набитого объедками и консервными банками, ни даже затоптанного окурка. Словно тут вообще никто и никогда не появлялся. Однако сам факт наличия тропы, ведущей, впрочем, непонятно куда - Глеб обычно углублялся в чащу километра на два-три, - свидетельствовал об обратном. Может, там, дальше, есть чьи-то дачи? Или озеро? С другой стороны, какая разница? Если воздух чист и тишина, тишина, тишина... Такая, что даже птиц почти не слышно.
Стоило запрыгнуть в последний вагон, электричка предупредительно свистнула и, захлопнув изрисованные одарёнными подростками двери, заскользила прочь от наполненного выхлопами эмоций мегаполиса. Глеб уселся на крайнюю скамейку полупустого вагона, прислонил голову к холодному стеклу и сомкнул веки. Час. До пункта назначения со всеми остановками ехать ровно час...
С Колей они выросли в одном дворе. Вместе ходили в детский сад, потом, после выпуска, оказались в одном классе. Десять лет за соседними партами. Вместе гуляли, вместе ходили в авиамодельный и на футбол. Позже, когда подросли, вместе обхаживали Любу Синягину и вместе получили от ворот поворот. То есть, не вместе, конечно, а каждый по отдельности, но сути это не меняет. Люба, окончив школу, практически сразу выскочила замуж за какого-то жирного боша, с которым познакомилась через одну из многочисленных тогда своднических контор, и укатила на пээмжэ то ли в Нюрнберг, то ли в Гамбург. В какой-то бург, короче. Не важно. Там до сих пор и живёт - стала такой же толстой, как её колбасник. И пацанов растит жирненьких и румяных. Не семейка, а полный октоберфест. Да и чёрт бы с ними - с фрау экс-Синягиной и обитателями её фамильного хлева.
Николай...
Шустрый Колян, придя из армии, в институт решил не поступать. Замутил с синягинским мужем совместное предприятие по доставке в Россию из Дойчланда подержанных иномарок. И не прогадал. Пока Глеб просиживал последние штаны в аудиториях и библиотеках, сколотил весьма неплохое состояние. Ходил этаким бесстрашно-безупрёчным рыцарем, закованным в малиновые доспехи, скреплённые под шеей золотой цепью толщиной в сложившиеся обстоятельства. Да ещё и потешался над менее удачливыми приятелями. Глеба, правда, не гноил. Наоборот, звал его - свежеиспечённого молодого специалиста - к себе, управляющим в автосалон, обещал приличную деньгу. Да тот, птица гордая, отказался, устроился экономистом на какую-то полудохлую фабрику. С ежеквартальной зарплатой, равной полупрожиточному минимуму.
Нет, потом-то всё, естественно, наладилось...
Ну, вот и она - точка отсчёта шагов.
Чернёный креозотом и солнцем покосившийся деревянный столб. Прибитая к нему двумя гвоздями ржавеющая серо-зелёная вывеска. "С..ансар..а". Литеры "л" и "г" давно отвалились, но по оставленному грязному следу легко угадываются. Этакая нечаянная метафизика. Смешно? Пожалуй. Ни кассовой будки, ни перил. Щели между бетонными плитами такие, что можно кулак просунуть. Или оступиться, коль засмотришься на дикую и почти никем не востребованную красоту. Или, если о чём-то крепко задумаешься...
- Твоють! - Глеб и оступился, погружённый в мысли. Чуть не упал...
Да, потом всё наладилось.
Не проработав на фабрике и года, понял, что это не его. Ушёл в свободное плаванье. То есть, в свободную бухгалтерию. Взял под крыло с десяток предпринимателей, которым сперва помогал составлять отчёты, потом, поднабравшись и наблатыкавшись, и от хамских госпоборов уходить. В общем, зажил. Не то чтоб в необузданной роскоши, но более чем неплохо.
С Коляном виделся теперь только по датам - днюхи, новогодья, шашлымайские выезды, ещё что-то. Да оно и понятно - работа, личные обстоятельства. И у того, и у другого. Глеб, раскрутившись, открыл аудиторскую фирму. Николай, развернувшись, послал куда подальше жадного и, прямо скажем, не семи пядей во лбу Любиного боша. Переключился на новьё. Случайно задружившись на каком-то званом мэрском банкете с деловаристыми японцами, стал официальным то ли трейдером, то ли дилером. Салонов понаоткрывал штук десять - "мазды", "ниссаны", "тойоты", прочее, прочее, прочее. Плюс - сервисные станции, сеть магазинов запчастей. В олигархи? Нет, не целил. Смеялся: "само так получилось". Но остался человеком. Хоть и не без понтов, но не злым и вполне отзывчивым, что в среде крупного бизнеса всё-таки нонсенс.