Юстина жаждала любви - бог знает, как она ее себе представляла! Она жаждала любви - мужчины пугали ее.
- Тасса! - говорила она. - Этого не надо!
Она отталкивала мужчин и уносилась к мечтам об аистах (если бы она знала, что это такое), о младенцах, о друге-герое, об уютном собственном домике. Никто не мог знать мысли Юстины, можно было только догадываться о них по нежности, которую они придавали ей.
Девственнице Эльзе Брабантской герой ее мечтаний явился, когда она в нем больше всего нуждалась. Красота, благородство, сила - он был подобен гирлянде, сплетенной из цветов Асгарда. Так Юстине в Игдлорсуите, быть может, в тот самый час, когда кто-нибудь покушался на ее пугливую невинность, явилась лебединая ладья ее рыцаря. В июльский день ушей ее достиг крик: "Лодка!", она вместе со всеми вскочила на ноги и побежала смотреть.
Лебединая ладья приблизилась; с бьющимся сердцем девушка услышала "та-та-та" двигателя, последовав за лодкой, увидела, как лодка стала на якорь. Юстина вместе со всеми стояла на берегу и смотрела не отрываясь. Из лебединой ладьи вышел я. Неважно, что думали все остальные в этой толпе. Что нам до всех этих нарядных девушек в ярко-красных сапожках и пестрых ситцах! Неописуемая Юстина, серенькая, оборванная, грязная, взглянула лишь раз. Взглянула - и почувствовала, что никогда, ни разу в жизни и ни в одном из снов она не созерцала такой красоты. Юстина взглянула и - полюбила. Для Юстины началась жизнь.
Обо всем этом, как уже говорилось, я узнал несколько месяцев спустя. Вспоминая прошлое, тот июльский день, когда я прибыл на остров, мне хотелось бы узнать, чем объясняется сокрушительное впечатление, произведенное моим появлением на Юстину. Конечно, она, я это понимаю, была глупенькая. Многое объясняется этим. Кроме того, все гренландцы путаются в определении возраста белых по их виду. Мы совсем не похожи на них. Например, лысина. Что думают о лысых эти люди с густой гривой? Юстине моя голова могла показаться похожей на головки очень, очень маленьких детей. Хотел бы я знать, почему прекрасная Юстина полюбила меня?
Но она полюбила меня и ничуть этого не скрывала. Она говорила об этом каждому. Говорила и показывала всем своим видом. Оповестила об этом весь поселок. Как они смеялись! Как жестоко издевались над ней! Какие шансы были у нее против всех остальных! И правда, какие? Весь день на месте гуляний днем и ночью на широкой прибрежной полосе, на их "бульваре", прохаживались яркие фигуры: яркие платья, яркие лица, завлекательные взгляды, смех, песни. Смотр юности. И серенькая Юстина, время от времени проходящая тяжелыми шагами с полными ведрами: бедная, забитая служанка!
Но вот я приступил к постройке своего дома, моего однокомнатного деревянного дворца. Событие! Зрелище для всего поселка. Все бездельники толпятся на участке, сидят, смотрят, греются на солнышке, курят, сплетничают, смеются, помогают мне. Я знакомлюсь постепенно со всеми. Со всеми, кроме Юстины.
В поселке есть человек с большим весом по имени Рудольф. Он бондарь и работает круглый год, получает тридцать семь центов в день. Жена его Маргрета, как и полагается, содержит в чистоте аккуратный домик и хорошо одевается. Однажды к дверям их дома подошла бедная Юстина. Вошла, прикрыла дверь и остановилась, смущенная, опустив голову.
- Ну, что, Юстина? - спрашивает Маргрета.
Юстина бормочет что-то невразумительное.
- Ну, в чем дело? - снова спрашивает Маргрета.
Юстина пробует ответить. Она поднимает раскрасневшееся лицо и говорит, теперь уже вполне ясно:
- Не можете ли вы одолжить мне ваши серьги?
Маргрета смеется.
- Ты влюблена? - спрашивает она.
Юстина улыбается, улыбкой, проступающей, кажется, откуда-то из глубины.
- В кого?
Юстина отвечает со вздохом, как будто очнувшись ото сна:
- В Кинте.
Несколько минут спустя Юстина торопливо возвращается домой, крепко зажав в руке подарок - не пару серег, конечно (кто ей одолжит пару!), а одну-единственную, стеклянную, собственную серьгу.
Насчет зеркал в доме Юстины не богато, есть только один осколок. Она прислоняет его к переплету окна и, поймав в зеркале отражение части своего лица, начинает наводить красоту. Грязь! Она немного стирает ее грязной тряпочкой, поправляет выбившиеся волосы, туже сворачивает узел. Розовые мочки ушей чуть видны, так и надо.
Юстина берет в руку серьгу, держит ее, колеблется. Она думает, решается. В левое. Укрепляет серьгу в мочке. Затем, взяв два пустых ведра, уходит.
Тропинка от жилища Юстины проходит не вблизи моего дома. Мой дом расположен вверху на горе, тропинка же от дома Юстины ведет вниз. Но, как я уже сказал, Юстина вступила в жизнь. Дорожки, по которым ходят другие, уже не для нее. Она поднимается в гору, в сторону моего дома, приближается к нему, поворачивает и проходит прямо мимо дома, который оказывается у нее догадайтесь! - слева.
Юстина ушибает пальцы на каменистом горном склоне. Равнение налево! Глупый ребенок! Опять ушибает ногу. Ах, если бы он только взглянул на меня, молит она. Стеклянная сережка сверкает на солнце.
А в это время я работаю прямо на виду у нее, прибиваю стропила к балке. Забив четырехдюймовый гвоздь, я каждый раз выпрямляюсь, чтобы насладиться видом, порадовать глаз зрелищем гор, ледников, моря и льда, чтобы созерцать лик божий, обогатиться, облагородиться общением с ним. А богу на меня наплевать.
И Юстина проходит мимо незамеченная.
Около углубления, откуда набирают воду, Юстина ставит ведра на землю. Опустившись на колени, она черпает воду кружкой, наполняет ведра. Готово! Она вынимает драгоценность из левого уха, любовно разглядывает ее, держа сверкающую вещицу на ладони. Хватит! Юстина подносит драгоценность обратно к уху, прикрепляет ее. Нет, на этот раз не в левое, в правое. Вода в луже успокоилась. Девушка наклоняется, смотрит в темную поверхность. Оттуда на Юстину глядит ее собственное лицо, позолоченное отраженным солнечным светом. Если бог вообще видит что-нибудь, то он не может не заметить ее.
Но только один бог. Лишь по протоптанной тропинке, появившейся со временем ниже моего дома, я узнал, что у некоторых жителей существует странная привычка пользоваться этим кружным путем.
Когда мой дом наконец был закончен, я начал жить: знакомиться с людьми, принимать гостей, ходить к другим в гости. У меня появились друзья. Как-то незадолго до рождества я сидел со своей милой домоправительницей Саламиной* (именем которой названа эта книга) в доме наших друзей Рудольфа и Маргреты. Какие это были приятные вечера! Рудольф играл на губной гармонике, я на флейте, и тем, кому наша игра нравилась, было приятно слушать. Саламина и Маргрета болтали.
[Саламина - согласно древнегреческой мифологии дочь речного бога Асопа. Сын ее от Посейдона стал первым царем острова Саламин. (Прим. выполнившего форматирование.)]
- Кто эта Юстина, о которой вы говорите? - спросил я, опуская флейту.
- Как, - воскликнули обе, - вы ее не знаете? Да ведь она влюблена в вас, - и расхохотались.
Тут-то они мне и рассказали историю Юстины примерно так, как я пересказал.
- А теперь мы ее позовем сюда! - И они начали снова смеяться. Рудольф пошел за Юстиной.
Ух, грязна же она была, когда вошла в этот вылизанный чистый дом. Что за одежда - лохмотья! Бедняжка! И как она переносила все эти насмешки, хохот. Она привыкла к ним. Смущалась ли она? Да. Но держалась со странным самообладанием, как будто, даже находясь среди других людей, она сохраняла связь с внутренним миром, принадлежащим только ей одной.
Мы смеялись, она улыбалась нам в ответ. У нее было только отдаленное подозрение, что мы смеемся над нею. Ее заставили проделать все номера.
- Кого ты любишь? - спросили у нее.
Она пробормотала:
- Кинте.
- Ну-ка считай, мы послушаем.
Юстина получила ограниченное образование: в математике она не пошла дальше счета до двадцати.
- Раз, два, три, четыре, пять, - считала девушка (как считают у них) по пальцам руки. - Шесть, семь, восемь, девять, десять, - продолжала она по пальцам другой руки и остановилась.
