Подарки мы завернули в папиросную бумагу, которую собирали несколько месяцев, пакеты перевязали полосками цветной бумаги и красными ленточками от сигар. Подарков была целая куча.
Обед, мы готовили его две недели, состоял из (как бы это назвать?) целой бочки рагу, приготовленного из сушеной фасоли, сушеного гороха, пеммикана, бекона, тюленьего мяса, матака и, разумеется, мяса белухи; рагу получилось вкусное. Мы запаслись десятками хлебов и наварили две бочки пива.
Саламина по случаю рождества надела анорак из жемчужно-серого шелка, пояс в полоску, в цветах которого преобладал красный, новые штаны с превосходными аппликациями из кожи, новые, конечно, ярко-красные камики, красные серьги с подвесками сверкали в ушах, а на шее висело ожерелье из красных бус.
Рождественский наряд Елены состоял из новых камиков и яркого ситцевого платья поверх ее мальчишечьей одежды.
По случаю рождества я обул новые камики необычайной красоты, сшитые из тонкой черной тюленьей кожи; вверху кругом шла белая полоса в два дюйма шириной с вышивкой по краю; по голенищам спереди тянулись вышитые полосы; узкий белый кант отмечал край подошв. Молодежь любит франтить. На мне был бумажный анорак бледно-голубого цвета. Я постригся и вымыл шею.
Все приоделись по случаю рождества: на гору у церкви поднималась нарядная процессия. В полдень к нам в дом явилась премилая компания ребят: все они умылись.
Когда дети, получив конфеты и другие подарки и досыта поглазев на елку, вышли гуськом на улицу, там внезапно разразилось такое веселье, будто бы они в доме стояли, затаив дыхание. Гренландские дети - тихий народ, и они не становятся живее оттого, что родители тайком пугают их нами, иностранцами-путешественниками вроде меня, или доктором, или начальником торгового пункта.
Взрослые - другое дело. Они считают, что нами удобно пугать детей. Но сами не робеют. Они могут испытывать к вам самые различные чувства: удивление, зависть, дружелюбие и презрение, но, отправляясь к вам в гости, рассчитывают на пир и являются с хорошим аппетитом. Если усилием воображения можно заставить себя поверить, что у этих любителей тепловатой овсяной каши есть вкус, то ваша еда, ваши напитки, ваше угощение, Саламина и Рокуэлл Кент, были хороши. Им они понравились.
Как обычно, самыми веселыми были самые старые! Невольными нарушениями современного этикета, вызывавшими взрывы хохота у молодежи, или своей непринужденной веселостью они поднимали настроение.
- Аияя! - кричала Шарлотта, найдя среди своих подарков плитку табаку. - Куя, куя, куя!
Она разошлась, и никто не мог ее опередить. Если ж она не вызовет оживления среди собравшихся, то ничто не поможет. Я хотел бы, чтоб моими гостями были глубокие старики или жить в то время, когда эти остатки старины были молоды. Хорошо, наверное, жили те, кто сейчас, ковыляя к могиле, распевают: "Спасибо!".
Пообедавших в нашем доме гостей отсылали пить кофе к Софье - блестящий план, благодаря которому мы каждый раз освобождали дом для следующей партии. А если бы им захотелось там застрять - что ж, она знает, как с ними управиться. Впрочем, нашлось достаточно развлечений - кафемиков, конечно в других домах, чтобы гостей потянуло в новое место.
К концу дня, когда темнота спустилась, весь поселок стал ареной празднества. Не знаю, может быть, оно длилось всю ночь, во всяком случае, на следующий день празднество было в разгаре. Едва мы успевали вернуться домой с кафемика в одном доме, как появлялся разодетый ребенок и приглашал в другой. Во всех домах сделали уборку, все они украшались доступными произведениями искусства: бедные дома - простыми газетными иллюстрациями, богатые - цветными рождественскими открытками и литографиями. Все дома были увешаны самодельными бумажными гирляндами, а во многих стояли самодельные деревянные рождественские елки. Все дома были иллюминованы свечами и снабжены - думаю, по очереди - кофейными чашками и ложечками, и почти везде угощали пирогами, а кое-где сигарами и сигаретами. Короче говоря, хотя мы все сделали для того, чтобы гости веселились, веселья не было. "Мы все разоделись, - казалось, говорили люди, - и не знаем, чем заняться". Вот вам сегодняшняя Гренландия!
XXXII. ОТ РОЖДЕСТВА ДО КРЕЩЕНИЯ
Вот опять! Бух! Бух! Бух! Можно подумать, что сегодня 4 июля, но это только 30 декабря! Настраиваются к новогоднему вечеру. Завтра начнут по-настоящему.
Бух! Звук так силен, будто выстрелили в комнате.
Дверь распахивается, в комнату врывается старая Беата.
- Крону, крону! Давайте ее мне! Я ее подстрелила! - И Беата квохчет от смеха, повертывая по своему обыкновению во все стороны забавное туловище.
- Вы не могли подстрелить крону, Беата, потому что в доме нет ни единой. Вот, может быть, вы подстрелили эти сигареты. - И я даю ей горсть.
Если бы я не спас банк от нашествия вкладчиков, то он бы лопнул. Нашествие вкладчиков? Это было нападение грабителей. Весь день перед самой моей дверью или под окном раздавались оглушительные взрывы, а затем входил стрелок, требуя чего-нибудь. Я спас свои лампы, флейту, спас множество ценных вещей, отдав взамен их значительное количество шнапса, табака, пива и сгущенного молока. Те, кто не стреляли в мою собственность, приобретали ее, приходя ко мне в дом с новогодними поздравлениями. Они шли поодиночке или группами, разодетые, большей частью парни. Войдя, каждый из них вежливо пожимал мне руку, а потом просто стоял и сконфуженно ждал.
А вечером, в канун Нового года, внезапно, как будто все торопились закончить до наступления Нового года все то, что оставалось недоделанным, на меня посыпался такой дождь довольно страшных изделий из тюленьей кожи: спичечниц, футляров для ножниц и часов, кисетов, кошельков, что я был растроган чуть не до слез. Я немедленно созвал всех женщин, поднесших эти подарки, и их мужей на ужин с танцами. Ну, скажу я вам, отпраздновали же мы канун Нового года! Наше дружеское веселье разгорелось, как пламя на начиненном фруктами, сочащемся ромом роскошном рождественском пудинге. Наконец не в силах сдерживать любовь к людям, мы вооружились бутылками млека доброты человеческой (90-градусной крепости) и пошли по поселку от одного конца до другого, от дома к дому, поднимая тех, кто спал, и всех подряд поздравляя "С Новым годом, с новым счастьем".
Наступил уже Новый год, но рождество должно было длиться еще пять дней.
Я не знал, какой сегодня день, который час, где я. Я ничего не знал, а только слышал, как во сне, необычайную музыку, пение ангелов. Сон? Не может быть, я уже не спал. Открыл глаза, да, в комнате горела лампа. Я чувствовал, как до моего ложа доходит тепло от печки. Вон Саламина ходит на цыпочках по комнате. И все же слышна музыка: созвучно поющие голоса, близкие, но приглушенные, удивительно нежные. Они пели "Venite adoremus". Сознание вернулось ко мне, я вскочил. Взял лампу и поднес ее к окну так, чтобы свет падал на снег. Сквозь замерзшие стекла я разглядел стоявших под окном людей. Поставив на подоконник в ряд зажженные свечи, я вышел.
Вышел к ним как раз, когда пение кончилось. Было холодно, очень тихо и темно. Внизу, как будто от падающего снега, стояла завеса, вверху на небе светилось несколько звезд. "Спасибо, спасибо", - говорил каждый, принимая от меня подарок. Было утро крещения. К тому времени, когда певцы, закончив обход поселка, вернулись к нам, уже был готов завтрак - кофе с пирогами, на которые я их пригласил. Кофе и пироги на крещение в обществе ангелов! Едва они улетели, как пришло множество гостей: день начинался хорошо.
Как следует согревшись, они ушли. Только затихло эхо их шагов, как снаружи донесся громкий говор, шум в передней, забарабанили в дверь. В комнату ворвалась толпа, толкая перед собой три бесформенные демонические фигуры, укутанные в меха, непристойно приплясывающие, с черными, жутко гримасничающими лицами: воплощение сладострастного кошмара. Крещенский вечер - начались танцы. Даже собаки разбежались в страхе перед тем, что бродило в ночи.
