Когда отряд выбил беляков из зимовника, бойцы узнали о судьбе Нечепуренко.

Денис был замечен и окружен. Двумя выстрелами он уложил на месте двоих: офицера и казака.

Нечепуренко пытался прорваться и ускакать, но на него набросились белоказаки, сбили с коня, скрутили руки и привели в штаб.

На допросе он ответил, что он матрос, служил на подводной лодке «Утка», дисциплину знает и никогда никому никаких сведений об отряде не даст.

Его подвергли мучительным зверским пыткам, а уже мертвое его тело бросили в колодец.

Ни одного слова не проронил буденновец.

Давно нет помещичьего зимовника, нет и старого, заброшенного колодца, но память о бесстрашном бойце жива: на месте его славной гибели высится памятник: «Зверски замученному белогвардейцами красному матросу Денису Павловичу Нечепуренко».

Противник стал наступать превосходящими силами. Конники дрались, как львы. Казаки не выдержали натиска. Теряя убитых и раненых, противник откатывался.

Все же положение оставалось тяжелым. В те далекие дни не было радиопередатчиков. Все донесения приносили конные связисты. Часто они не прорывались через вражеское кольцо, их убивали, они тонули, подстреленные, в реке. Семен Михайлович беспокоился о любимце своем — Федоре Морозове. От него не было вестей. А для беспокойства были причины: Федор себя не берег.

Однажды он застрелил командира сотни. При разборе боя он ничего не сказал. Семен Михайлович пожурил Морозова: «Гоняешься за офицерами, рискуешь жизнью, себя не жалеешь. Чтобы это было в последний раз!»

В другой раз Морозов пошел в разведку в густом тумане. Один из его бойцов натолкнулся на белогвардейца и крикнул:

«Эй ты, казачина, подойди сюда!»

Белогвардеец выстрелил. Поднялась тревога. Разведчиков окружили. Несмотря на то что Морозов был ранен, он не покидал боя.

— Федя, пожалей себя, — говорили товарищи.

Он отвечал:

— Не себя, народ жалеть надо.

Много раз Морозов спасал товарищей, выручал их.

И вот теперь о нем не было ни слуху ни духу. Буденный решил сам проверить, что с Федором.

Вскочил на коня, поскакал. Дорога была разрыта воронками, повсюду торчали колья с колючей проволокой.

Семен Михайлович не задумывался о том, что вдвоем с ординарцем они скачут по безлюдной земле, и неизвестно, встретят ли на пути неприятеля.

Туман над болотами, рытвины — в любую минуту кони могут поломать ноги. Буденный с ординарцем скакали все дальше, въехали в густой темный лес. На каждом шагу попадались ямы, заполненные водой. Лошадь ординарца вдруг поскользнулась, он вылетел из седла.

— Жив?

— Живой, товарищ Буденный!

— Не отставай!

Лес стал редеть.

— Наши! — закричал радостно ординарец. Он показал на множество всадников.

— Погоди. А может быть, и не наши.

Но бойцы уже узнали Буденного.

— Где Морозов? — спросил он.

— В хуторе, за рощей.

— Показывайте.

Семен Михайлович отдал Морозову приказания и тотчас же пустился в обратный путь. Взмыленный конь устал. Было уже совсем поздно, когда Буденный увидел огоньки в окопах.

Бои, бои… Одну за другой отбивали атаки.

В одном из самых тяжелых и ожесточенных боев, где пришлось иметь дело с кадровыми офицерами царской армии и юнкерами, сведенными в офицерские батальоны, дравшимися не на жизнь, а на смерть, Баранников и Морозов стали отрезать собравшуюся на церковной площади белогвардейскую часть.

Но белогвардейцы разгадали маневр и стали окружать красных конников.

Увидев, что группу бойцов окружают озверелые офицеры и юнкера, Баранников бросился на помощь.

К нему сзади подобрался юнкер, пытался его зарубить. Баранников обернулся, отпарировал ударом на удар. Но вражеский клинок ранил Николая Кирсановича в голову.

Больше всего Баранников сокрушался, что ранил его не офицер и не матерый казачина, как говорил он, а юнкер, мальчишка, «пискля».

Командующий фронтом приказал Буденному разгромить корпус генерала Мамонтова, а затем взять город Воронеж. Буденновцы начали выполнять приказ.

Однажды в небе показался самолет. Он летел совсем низко над расположением красных частей. Летчик пытался что-то рассмотреть на земле, но это ему, видно, плохо удавалось.

«Хорошо бы самолет захватить, а летчика в плен взять», — подумал Буденный и отдал приказ: опустить знамена, всем бойцам махать летчику шапками: дескать, свои, не бойся, приземляйся.

Летчик развернул машину, спустился еще ниже и легко посадил самолет.

Пилот стал быстро вылезать из машины. В это время самолет был окружен буденновцами. Летчик снял свой шлем, перекрестился и сказал:

— Ну, слава богу, нашел своих.

Буденновцы, увидев, что летчик — офицер, крикнули:

— Руки вверх!

Пилот побледнел, но сразу же поднял руки.

— Я думал, вы свои…

— А мы разве не свои? Мы тоже свои, но кому… — рассмеялись буденновцы. — А вот вы чужие, вы белые. Воюете против трудового народа.

Вместе с летчиком были захвачены важные документы. Среди них находилось и письмо белого генерала Шкуро.

— Зачем и куда летел? — спросил Семен Михайлович у летчика.

— Из Воронежа. Везу в штаб пакет от генерала Шкуро генералу Мамонтову.

Буденный вскрыл пакет. «Срочно пришлите снаряды, — просил у своих начальников Шкуро, — а то, не дай бог, красные ворвутся в Воронеж, так защищаться нечем».

«Все равно в Воронеже будем, снаряды не помогут», — подумал Буденный.

— Разрешите мне, господин командующий, — обратился к Семену Михайловичу летчик, — сесть в самолет. Я буду низко летать над вашими войсками.

— Ишь чего захотели, ваше благородие! Нет уж, дудки, отлетались, хватит, — улыбнулся в усы Буденный.

Буденный приказал отправить летчика под строгим конвоем в штаб фронта.

Летчика увели. Самолет остался стоять в открытом поле.

Начальник штаба Василий Андреевич Погребов и говорит:

— Семен Михайлович, а как же самолет? Куда его девать? Ведь у нас-то летчика нету.

— Это верно, — кивает головой Семен Михайлович, — вот задача. Действительно, как же быть: никто из нас летать не умеет. Тут надо подумать. Самолет-то нам, конечно, пригодится, как только летчика найдем.

— Конечно, пригодится, — соглашается Василий Андреевич. — Послужит еще Красной Армии.

— Надо вот что сделать, — предложил Буденный. — Поставим самолет на подводу, укрепим как следует, чтоб не сполз, и пусть за нами в обозе плетется. А придет случай, мы его в воздух поднимем. Негоже такую вещь в обозе тащить, но что поделаешь! Авось нам пилота скоро пришлют, а то смеху не оберешься.

Так и сделали. И долго буденновцы возили за собой удивительную птицу, пока оказалась она в руках у красных летчиков.

Во время стремительного налета конармейцев на село Даниловку командир 1-го эскадрона 20-го кавалерийского полка Петр Иванович Цупкин, увидев развевающийся над одним из домов флаг, сразу понял, что именно там находится белогвардейский штаб.

Он тут же с бойцами бросился к этому дому. Но в это время из дверей вышли три офицера, вскочили на коней и помчались по дороге, уходившей в степь. На плечи одного из них была накинута бурка, двое других офицеров охраняли его.

«Должно быть, крупный зверь», — решил Цупкин и пустился в погоню. По его команде красноармейцы Мацукин и Кузьменко стали отсекать офицеров, охранявших всадника в бурке, а сам Цупкин бросился за ним.

— Остановись, — крикнул Цупкин, — а то застрелю!

Но всадник не останавливался. Тут он невольно сделал ошибку, не желая ответить на возгласы Цупкина выстрелом. Он обернулся, в этот момент бурка откинулась, и Цупкин увидел на брюках генеральские лампасы.

— Да ведь это генерал! — воскликнул Цупкин. — Вот какая птица. — И послал коня вперед. — Сдавайся, а то смерть! — снова закричал Петр Иванович, догоняя белогвардейца.