— По-твоему получается, что любовь это одна такая сплошная жертвенность?
— Нет, не получается, — мотнул головой Адин. — Это как раз у тебя получается: «Я для него, а он!..» — тут не сделал, здесь не сказал, а там, наоборот, сказал, да не то. Сама знаешь, в этом мире бесплатно даже материнская любовь не всем даётся. Кстати, твоему ребёнку повезло. Вот ему я завидую абсолютно чёрной завистью. Что же касается вас с Даном… Серьёзно, ведь всё до смешного просто: ты любишь его, он любит тебя. Вам лишь нужно научиться одним одеялом укрываться. Так, чтобы на обоих хватило.
Ивтор встал, зачем-то отряхнул колени. Потрепал Арху по макушке, да ещё в затылок чмокнул. И пошёл себе. Ну да, его, видимо, тоже в столице дела заждались. Деловые все кругом, деваться некуда.
***
Там, в степи огонь нёсся вперёд со скоростью ветра. Отсюда же, со скалы, казалось, что серая полоска, смахивающая на грязную вату, совсем не движется. Она только в высоту росла, будто пытаясь до солнца дотянуться и всё — зависла, замерла у горизонта, деля небо и землю. Приходилось ждать. Агной-ара сказала: в обратный путь можно будет двинуться, только когда пожар уйдёт дальше на запад, да и то не сразу, а через день-два — земля остыть должна.
Арха уже начинала жалеть, что не согласилась вместе с демонами вернуться. Мыслишка попросить Шая перенести в столицу мелькала навязчивым призраком: её отгонишь — глядь, через полчаса опять вернулась. А что делать, если делать нечего? Вынужденному ожиданию радовались только лошади, да шаверы-«наложники», залёгшие в спячку. Видимо, ни расовые, ни культурные различия для настоящих солдат значения не имеют: если ситуация позволяет, нужно спать.
Блондин привидением бродил между камней. Просто так бродил, а, может, изучал жизнь коз, которые тут в изобилии водились, кто его знает? Главное, что общаться ифовет не желал, пребывая в несвойственном ему мрачно-меланхоличном настроении. То есть, огрызался на любого, посмевшего к нему обратиться.
Ирда строгала палочки. Просто сидела у костра и строгала. Достругает сучок до размера спички и в костёр бросит, за другой берётся. У ног демонессы уже приличная кучка стружек образовалась, но ифоветка этого, вроде бы, и не замечала.
Арычар как заправский полководец изучала местность: замрёт, вглядываясь вдаль, постоит неподвижно минут пять-десять, а то и больше. Буркнет себе под нос что-то, сильно смахивающее на ругательства. Пройдётся кругом по площадке перед пещеркой и снова степь озирает.
Тоска. И ничего не остаётся, кроме как думать. А думать не хотелось. Уж больно мысли приходили не сладкие, то ли смолу, то ли кофе напоминающие: горько-тягучие, оставляющие противный вяжущий привкус.
— И чего вот ты тута торчишь, как кобель на бугру, а? — ворчливый голос старухи, про которую ведунья успела благополучно забыть, заставил Арху вздрогнуть. И не её одну — Ирда тоже едва в костёр не нырнула. — Как командовать, так ты первая. А как чего полезного сотворить, так и нету тебя, белоручка, ирханова дочка?
Странная бабка сгорбившаяся рядом с входом в занор, да ещё и плащом накрывшаяся, мало чем от камня отличалась. Да, собственно, ведунья в серьёз полагала, будто это кусок скалы: не заговори она, не приметила бы.
— И что я, по-твоему, сделать должна? — сквозь зубы и явно через силу процедила Агной, даже не обернувшись.
— Да хоть чай завари! Нарчар вон бледненькая какая, худенькая. Ей бы горяченького в самый раз хлебнуть.
— Нет у нас чая, — огрызнулась степнячка.
— Это у тебя нету, а у меня всё есть, я запасливая, — хихикнула старуха, будто и вправду смешное что-то сказала.
— Да я твой чай пить не стану, даже если от жажды помру, — хмыкнула шаверка.
— Неужто ты думаешь, я единственную свою внучку, кровиночку отравить задумала? — возмутилась старуха. — Ты, змеища подлая, всех-то по себе не суди! Я вот погляжу, погляжу, да нарчар-то и уведу от тебя подальше. А то, может, ты и её извести захочешь, а?
— Не внучка она тебе! — рыкнула Агной. — Плоть от плоти моей! И не тяни к ней лапы, стерва!
— Давайте я чая заварю! — поспешно предложила Арха.
Честно говоря, «горяченького» ей сейчас совсем не хотелось — и без того жарко. Но разнимать шаверок, вздумай они опять драку устроить, желания ещё меньше было. Ночью-то их и Дан с Иррашем едва разнять сумели. И не без потерь, между прочим. Кошак, заработавший длинную царапину через всю физиономию, выражал своё отношение к происходящему громко и забористо.
— Да сиди уж, сама справлюсь, — отмахнулась от внучки арычар, — отдыхай. А то и вправду, зелёная и тощая, аж ветром качает.
Ведунья на такую оценку собственной внешности лишь ухом нервно дёрнула, но возражать не решилась.
— Давай сюда свой чай! — приказала Агной, притащившая от ручья полный котелок с водой. — Кидай только, сама не подходи!
— Да и пожалуйста! — обиделась старуха, действительно швырнув в степнячку мешочком.
Зато у всех занятие появилось: смотреть, как шаверка с котелком возится, над костёрком его прилаживает, да почти невидимый в ярком дневном свете огонь раздувает, подкладывая веточки.
— Кстати, арычар, — подала голос Арха, соскучившись просто так смотреть. — А почему вы с ней на имперском разговариваете? Я думала, шаверы между собой на степном общаются.
— Так это только с живыми, — безмятежно откликнулась бабушка, не прекращая осторожно на угли дуть.
— В смысле?! — опешила лекарка, нервно косясь на старуху, снова — и вполне успешно — изображающую собой камень.
— Да неужели тебя даже этому отец не научил? — возмутилась Агной. — С мёртвыми, да с душами просто так болтать не к добру: заговорят, в Бездну утащат. Но на вашем языке можно, он же не настоящий, силы не имеет.
— А она… действительно мёртвая?
— Да уж неживая, — фыркнула бабушка. — Может, конечно, кто и по-другому считает, а я её дохлой ещё зим тридцать назад объявила.
— Убила? — осторожно уточнила лекарка.
— Да нет, не убила, — поморщилась степнячка, словно ей в рот кислое попало. — Хотела, но…
— Но не вышло у тебя ничего, — съязвила старуха, обладающая, видимо, очень острым слухом. — А на счёт того, кто кого мертвее, на себя глянь, змеища. Я-то ещё раньше сказала, что ты сдохла!
— Не раньше! Я первой была, и отец это слышал!
— Ой, гляньте на неё! Она первой была! Да как бы ты поспела, криворукая? Ты вон даже водицы вскипятить не можешь! Рядом ж щепок настругано, а и этого не видишь! Всё дуешь, всё пыжишься!
— Давайте я подкину! — встряла Арха, испугавшись, что драке все-таки быть.
— Не на… — начала Агной.
Начать-то она начала, да закончить не успела. Ведунье даже подкидывать ничего не пришлось, она просто наструганное Ирдой ногой в костёр сдвинула. Тут-то и случилось странное. Огонь будто вздохнул, а потом выдохнул прямо в лицо степнячке струю пламени с облаком невесть откуда взявшейся сажи.
Лекарка только пискнула, плюхаясь на задницу. Потому как было чего бояться. Может, покрытая сажей шаверка выглядит и не так страшно — чёрное на чёрном не особенно-то заметно. Но вот разъярённая, да ещё и подкопчённая степнячка, начисто лишённая бровей, ресниц и хорошего клока волос — это зрелище не для слабонервных.
— Убью! — пообещала нежная родственница, таращась на внучку.
— Я не хотела… — проблеяла лекарка.
— Ну и где твоя красота, Агной-ара? Да что это я? Вот теперь краше солнышка, все мужики к ножкам падут, точно говорю! — сухо захихикала старуха. — Принести зеркальце, чтоб полюбовалась вдоволь? Или, может, солькой присыпать, а то ведь не навек такая-то красота останется! Эк, я ловко придумала, вокруг пальца обвела! Ну кто тут первая красавица да умница? Элной-ара, вот кто!
Собственное имя сумасшедшая почти пропела.
— Убью! — взревела Агной.
И рванула с такой скоростью, что Архе показалось: шаверка на миг расплылась в воздухе. Ненормальная бабка дожидаться, пока её убивать будут, не стала. Пронзительно взвизгнула, подхватила длинные юбки, да и пошла сигать по камням с козлиной ловкостью.
