МАРТИНЕС: Гарет. Ну охренеть. Ну молодец. Ты какого черта ей идеи подаешь?!
ГАРЕТ: Не подавал я ей никаких идей. У нас был короткий разговор, и я особенно не следил за ним, потому что думал о своем.
ШЕЙН: А я не понял, чего драмим-то. Давно говорил, что единовластию здесь должен прийти конец. Теперь я король.
ГУБЕРНАТОР: Уолш, тебе слово “логика” знакомо?
ШЕЙН: Все подняли жопы и идем разбирать барахло!
МЕРЛ: Иди-иди, лысый, а мы догоним.
ТАРА: Нет, нам нужен папка или мамка, но только не Шейн. Прости, Шейн, ты псих. Может, Филип?
МАРТИНЕС: Да ты охренела!
МЕРЛ: Дэрилина, принеси-ка мне бухлишка из во-о-он той коробочки.
ДЭРИЛ: Сам себе неси.
МЕРЛ: Еще один бунтует. Щас ремня-то все получат! (даже не двигается с места)
ТАРА: Я бы потаскала корм, но мне обидно это одной делать. Кто-нибудь, а?
МЕРЛ: Сестренка, слабо принести мне пиваса?
ШЕЙН: НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!
Дэрил, тяжело вздохнув, идет во двор, хватает две бутылки с пивом и возвращается. Они с Мерлом синхронно открывают пробки.
МАРТИНЕС: Мог бы и друзьям принести.
ДЭРИЛ: Не развалишься, если два шага пройдешь.
ШЕЙН: Диксон, ну какого черта! Я ждал! Я ведь ЖДАЛ! Это должно было быть эпично! Второй раз просираете “слабо” на какую-то херню!
МЕРЛ: (делая глоток) Не парься, носатый, Дэрилина не подведет.
ШЕЙН: Если слабо у Дэрила – это вообще, считай, конец игре!
ДЭРИЛ: Мартинес.
МАРТИНЕС: Че?
ДЭРИЛ: Слабо тебе тощему заехать?
Мартинес свешивает ногу с кресла и с трудом дотягивается мыском ботинка до плеча Гарета.
МАРТИНЕС: (пихнув Гарета) Не слабо.
ГАРЕТ: Эээ, рад, что помог.
МАРТИНЕС: Диксон.
ДЭРИЛ: Че?
МАРТИНЕС: Слабо дать глотнуть?
ДЭРИЛ: (протягивая бутылку) На.
МАРТИНЕС: (пьет пиво) Заебись.
ДЭРИЛ: Мартинес.
МАРТИНЕС: Че?
ДЭРИЛ: Слабо обратно бутылку отдать?
МАРТИНЕС: Держи.
ШЕЙН: ХВАТИТ!
МАРТИНЕС: Диксон.
ДЭРИЛ: Че?
МАРТИНЕС: Слабо рыгнуть по-королевски?
Дэрил издает ужасный звук.
ТАРА: Фу-у-у-у!
МЕРЛ: (ржет) Дэрилина а-ля натюрель.
ТАРА: Дэрил, если тебе пофиг, что я здесь, подумай хоть, что Кэрол и Бет на тебя смотрят.
ДЭРИЛ: Не станут такую хрень по телеку показывать.
ТАРА: И дай сюда пиво... Даже рыгать нормально не умеешь. Сейчас узнаете, что такое рыгнуть по-королевски.
Мишонн и Андреа лежат у озера на полотенцах. В руках у них бутылки с пивом, которые они захватили с собой. У Андреа пиво безалкогольное.
АНДРЕА: ...и первое, что он спросил, когда мы остались наедине, это не “Андреа, хочешь, будем вместе на прогулки ходить?” Или там... “Барби, покажи шрам, как заживает”. Нет. Он спросил: “А если тебе теперь ходить можно, то что там про трах-бабах?”
МИШОНН: (закрыв глаза на солнышке) А разве ты не спрашивала сама у врача про... трах-бабах?
АНДРЕА: Спрашивала, но знаешь, я хотя бы чем-то интересуюсь, кроме трах-бабах.
МИШОНН: Нам надо потом обсудить твою любовь к странным метафорам.
АНДРЕА: (не слушая) Ладно, то, что он целоваться не сильно любит – с этим я сначала смирилась. Думала, просто процесс не нравится. Но когда я ему сказала: “Пошли в лес целоваться”, а он ответил: “Я что, гомик?” – это просто... Я аж дар речи потеряла. А недавно лежу я в спальне, он заходит, я говорю – Мерл, ложись рядом со мной. Он: это еще зачем? Я говорю: пообнимаемся. А он: нахрена?
МИШОНН: Андреа, я сдаюсь. Тебе надо спросить у Кэрол совета. Она ведь тоже Диксона получила.
АНДРЕА: Спрашивала...
МИШОНН: И как?
АНДРЕА: Она сказала, что всегда думала, будто любит обнимашки. Но оказалось, что это не сравнить с любовью к обнимашкам человека, которого никто не обнимал с пяти лет.
МИШОНН: О-о-о.
АНДРЕА: Да, трогательно, но не мой случай. По-моему, для Мерла обняться – это что-то вроде подраться. За милую душу, но пощады никому. Когда он меня последний раз обнял, у меня чуть швы не разошлись, и, по-моему, одно ребро треснуло.
Делает глоток из бутылки.
АНДРЕА: Но, черт, как же это возбуждает.
МИШОНН: (стонет)
АНДРЕА: (смеется) Прости! Ну прости, но тебе придется это слушать!
На них падает чья-то тень. Мишонн приоткрывает один глаз.
ШЕЙН: Ржете, да?
АНДРЕА: А тебя не приглашали.
ШЕЙН: Вот вы ушли, а в доме сразу хаос начался. Издеваются над “слабо”!
МИШОНН: Нам не интересно.
ШЕЙН: Пора назад, девушки. У нас выборы, и все должны проголосовать.
АНДРЕА: Вроде недавно только голосовали?
ШЕЙН: Мы выбираем главного в доме. И если вы не хотите, чтобы вами пиздоглазый помыкал, двигайте булками.
Он первым возвращается в дом.
ШЕЙН: Диксон, ты совсем идиот?
ДЭРИЛ: А?
ШЕЙН: Не ты, я про ущербного Диксона. Не можешь свою бабу хоть разок приголубить?
МЕРЛ: Ты что несешь-то, лысый?
ШЕЙН: Андреа на пляже рыдала, что от тебя нежности меньше, чем от Чарльза Мэнсона!
Мерл настораживается.
МЕРЛ: Не пизди-ка ты, гвоздика. Барби тебе такого бы не натрепала.
ШЕЙН: Естественно, она не мне трепала, а Мишонн. Я просто подслушал.
ТАРА: Мерл, ну что ж ты? Андреа такая клевая, а ты такой сухарь. Девочкам нравится, когда с ними нежничают.
ШЕЙН: Пацан дело говорит.
ТАРА: Это НЕ СМЕШНО уже!
МЕРЛ: Нежностями пусть мой кастрированный брат занимается!
Замечает, что на него осуждающе смотрят все остальные участники.
МЕРЛ: Че?
МАРТИНЕС: Дубина ты, Мерл.
АНДРЕА: (заходит в дом) Что он опять натворил?
ШЕЙН: Наконец-то. Все, начинаем предвыборные речи.
МИШОНН: (садится в кресло) Серьезно? Речи? Я думала, надо будет просто написать имя на бумажке.
ШЕЙН: Ага, я тоже так думал. (косится на Губернатора)
ГУБЕРНАТОР: Это в твоих же интересах. Никто не станет за тебя голосовать только потому, что ты прикажешь. Прояви красноречие и убеди своих соседей.
ШЕЙН: Ну окей.
Встает посреди гостиной, сунув руки в карманы джинсов.
ШЕЙН: Что утром Тара сказала? Мы семья. Да, может, ущербная семья. У нас тут два гэ. Губер и Гарет. Ну и что? В семье не без урода. Зато в семье всегда должен быть глава.
МЕРЛ: Третий гэ.
ШЕЙН: Ша! Так вот... Должен быть президент. Вами нужно управлять. Это очевидно. В мире есть шерифы, а есть рядовые. И нетрудно понять, кто здесь прирожденный шериф. Вы мне шанса ни разу не давали. А если б дали, то поняли бы, что я отличный лидер.
АНДРЕА: Шейн, ты не расхваливай себя, ты давай конкретные обещания.
ГУБЕРНАТОР: Пусть говорит.
Шейн чувствует, что Губернатор доволен его косноязычием, и его это настораживает.
ШЕЙН: Окей. Конкретные обещания? Мы должны закатить вечеринку. И это будет лучшая вечеринка на свете. Как лидер этого дома я лично позабочусь обо всем. Мы не просто нажремся, сидя на ковре и играя в задравшую дженгу. Мы запомним эту тусу навсегда. Дальше. Преступность. Преступности в этом доме больше не будет. Каждый... (смотрит на Гарета) кто хоть попробует кому-то насолить, отправится под арест в кладовку. Нагадит еще раз – получит реальный срок.
ГАРЕТ: А потом что? Смертная казнь?
ШЕЙН: Может, и не казнь, но козлам спуску не будет. Я закончил.
Он садится на диван. Мерл лениво аплодирует.
ШЕЙН: Конкуренты, давайте.
Губернатор поднимается.
ГУБЕРНАТОР: Что ж, в одном Шейн был прав: вами, люди, необходимо управлять. Даже самые сообразительные среди вас привыкли быть ведомыми. И не нужно выпячивать гордость, потому что быть ведомым ничуть не позорно. Мистер Уолш выбрал простейшее решение, подкупить избирателей вечеринкой и припугнуть насилием. Я выбираю другой путь. Вечеринка вне моей юрисдикции. Ее может организовать кто угодно, у кого есть свободное время. Главное сейчас – это работа. Никто не любит работать, когда другие отдыхают. А тех, кто отдыхает, заставить работать можно только грубой силой. Готов ли мистер Уолш стать этой самой грубой силой? Потому что я готов. Вы можете ненавидеть меня. Можете проклинать меня. Можете говорить за моей спиной что угодно. Мне все равно, пока вы работаете. Шейн не потянет эту ношу. Он сорвется, как только кто-нибудь начнет ворчать. Я же буду крепок, как скала. Если вам нужны решения, принятые твердой рукой – вы знаете, за кого голосовать.
