Но в том-то и дело, что работы не было. Сейчас они летели к одной из дальних исследовательских колоний с доставкой грузов с Земли, так что никаких опасных миссий и вылазок. Поэтому Боунс притащил к себе из лаборатории клетку с кудрявым трибблом и в 15% освещении смотрел за зверьком. В этом слабом свете поблёскивало оборудование и стоящая чуть в стороне бутылка.

– Я бы с радостью был тебе другом, – обратился он к попискивающему трибблу. – Другом, понимаешь? Зачем тебе старый разочаровавшийся в жизни доктор, ума не приложу. Ещё и с моей кучей заморочек.

Триббл, урча, прошуршал к задней стене клетки. Оказалось, учуял тарелку с реплицированной едой.

Пришлось отодвинуть клетку подальше.

Сегодня… или не сегодня, Боунс не смотрел на табло, отсчитывающее внутреннее время на корабле, так вот, несколько часов назад он встретил Чехова в коридоре. Сник, бедолага. От него не шарахнулся, но постарался обогнуть. Головы не поднимал.

Старая мудилина, ты пацану жизнь сломаешь.

А лучше было б согласиться?

Новые отношения

Оно мне надо?

Он через прутья клетки потрогал триббла пальцем. Почесал. Зверёк издал низкое урчание и переполз ближе.

Всем охота тепла и, мать её, любви.

Чесал бы его а он бы мурлыкал

Потом что? Ручной триббл, канарейка

Ферма в Джорджии

Или общая комната в общежитии флота.

Иди нахер, Леонард

Дверные перегородки разъехались, впуская в кабинет Кирка. С момента их последнего разговора прошло три дня.

– Ужинать собираешься? – осведомился он мрачно. – Отставить. Успеешь ещё.

МакКой смерил его уничтожающим взглядом от раковины. Он только вот, за пять минут до прихода капитана, разобрался с двумя идиотами из младших лаборантов при химлаборатории, поступивших с отравлением: умудрились от скуки реплицировать какой-то аналог сладкой ваты и наелись этой ерунды (по счастью, оказавшейся не ядовитой, а просто вызвавшей сильную рвоту).

Кирка он всё-таки был больше рад видеть, чем зелёные морды тошнотиков.

Правда, не настолько мрачного и хмурого Кирка. Солнце всея Энтерпрайз стукнул бутылкой об стол и опустился на стул. Молча.

– Выкладывай, – Боунс вымыл руки и теперь старательно вытирал полотенцем. Видно, что ситуация серьёзная (хотя бы потому, что Кирк притащил неизвестно где взятый спирт), и долгие вступления лучше не сделают.

Кирк так же молча достаёт стаканы (знает, что и где, как у себя дома), разливает, опрокидывает в себя половину.

– Гоблин он и есть гоблин. Спирт разбавленный.

– Понятно, – МакКой сел за стол. Там как раз стояла тарелка непочатой овсянки – реплицировал на ужин кто-то из медсестёр для своего вечно занятого командира. Самое оно. – Опять когнитивный диссонанс на фоне разного отношения к директивам?

– Нет, блять… – Кирк наливает вторую и так же опрокидывает в себя. – Я сам идиот. Влюблённый. Боунс, – шлёпнул свой зад на хлипкий стул и уставился несчастным взглядом, – Боунс, я… я такой идиот. Ёбни меня чем-нибудь тяжёлым.

– На территории медотсека? – Боунс тоскливо посмотрел на стакан . – Нет уж. Давай дождёмся высадки на какую-нибудь планету. Там – с удовольствием.

– Угу…

Кирк замолкает, тоскливо уставившись в стакан, а потом тихо признаётся:

– Я ему предложение сделал. Даже думал на базе кольцо купить.

МакКой оставляет сообщение без комментариев. Понятно, что драма не в предложении.

Вместо этого он хлопает четверть от стакана и подливает в оба.

– Ну он, в общем… – Кирк водит стаканом по столешнице. Звук неприятный. – Доходчиво объяснил мне, что… не пойдёт за меня, короче. То ли генофонд для Вулкана бережёт, то ли рано нам. Я не понял. Не вслушивался.

– Это зря, – подвёл итог Боунс, глядя на поникшего Джима. – Гоблин тебе свою позицию аргументировал. Думал, ты слушаешь. А вдруг реально рано, а не полное «нет»? Ты бы шёл и сразу выяснил, что к чему, пожалеешь ведь потом.

Вопреки его ожиданиям, Джим не ломанулся из-за стола.

– Потом. – Ткнул пальцем проскользивший по столу стакан. – Щас я набухаться хочу. И не слушать о логике хоть пару часов. А то веришь, нет, возненавижу и слово, и понятие.

– Ладно, только я особо бухать не буду. – Боунс подтянул к себе овсянку. – Голова нужна ясная.

– Ты когда успеваешь задолбаться после пересчёта смен?..

Кирк вздыхает. Выглядит тоскливым. Продолжает тыкать стакан пальцем, противореча утверждению о «набухаться».

– Ну поспал я сегодня два лишних часа. Успели с ватой этой… ладно. – МакКой принялся за подстывшую овсянку. – А ты говори, говори.

– Что говорить? – Смотрит на него хмуро. – Спока знаешь? Знаешь. Ну, то есть, я его люблю и всё такое, но…

– Не похоже на тебя, – Ложка стукает о край тарелки. Боунс слегка щурится. – Сдаться с первого раза. Раньше вы не цапались, задолбаться тебе было негде. Где-то ты мне врёшь, морда твоя капитанская, и не краснеешь.

– Боунс, вот хоть ты не нуди. – Кирк морщится. Чуть мотает головой. – Говорю же – люблю. Но вот идеальным я его никогда не считал. Так что, – Тыкает в него пальцем руки, сжимающей стакан, – дай капитанской морде хоть разок поныть. Мне хочется.

– Ной, – вернуться к каше. – Только где-то ты врёшь, нутром чую. А значит, тебе что-то надо. Лучше б сразу выложил, без обходных манёвров.

– Да ты серьёзен.

Кирк ухмыляется. Болтает стаканом.

– Вообще, я только в деталях вру. Мы со Споком про брак проговорили, но мне пока что нельзя. Да и отношениям даже года нет. Дело терпит. Посмотрим, что ещё совет Вулкана скажет, он же полукровка.

Замолкает, продолжая болтать стаканом.

– А вот ты меня беспокоишь. Так что сам и выкладывай.

– Я беспокою? И что тебя конкретно напрягло, то, что я на своём рабочем месте, или то, что ем овсянку?

– Ага. Боунс, у нас корабль проверен от турбин до палубы. Медосмотр прошли все, прошли успешно.

Кирк так и не выпивает злосчастный стакан – ставит его, смотрит на доктора. Серьёзно.

– Бета- и гамма-смены почти не работают, не происходит ничего особенно. Даже в фармакологии, хотя уж с ней-то самый завал. А ты умудряешься не высыпаться, не жрать, и, блять, не орёшь же ни на кого. Трудоголизм в жопе играет? Так скажи, где заразился.

– Это у тебя личная жизнь кипит, а моя радость – это бухло и работа, – Боунс с сомнением поглядывает на бутылку. Но пить не хочется. Не сегодня. На пьяную голову лезут непрошенные мысли. О трибблах, например. – Так что развлекаюсь как могу.

– Ты осунулся, алкаш мудотсековый!

Кирк с силой бьёт ладонями по столу, встаёт. Теперь он нависает над доктором.

– Мне няньку к тебе приставить?! Чтоб в кроватку укладывала и с ложечки кормила? Ты, блядь такая, мой друг и третья нога Энтерпрайз, наравне со мной и Скотти!

– Зеленоухого своего приставь, – хмыкает Боунс. Представление не впечатляет. Уж что-что, а орущего Кирка он насмотрелся во всех агрегатных состояниях. – Да успокойся ты, сядь. Ну хочешь, прямо сейчас пойду и спать лягу?

– Надо будет – приставлю.

Джим садится, смотрит на стакан с сомнением, потом выпивает.

– Не любит Спок, когда я пью, – выругивается. – Короче, забегался я с этим кораблём. Если б не зеленоухий, сам бы не заметил. Боунс, колись, – пододвигает к нему второй, непочатый. – Что? Аэрофобия? Чехов?

– Аэрофобия – друг мой и песня. Чехов меня беспокоит. – Рука сама тянется к стакану. Условный рефлекс алкаша со стажем, и в качестве компромисса МакКой сжимает пальцы на стекле. – Сам понимаешь, если что с мальчишкой будет, на моей совести останется. И ответственности как врача. Голову ломаю, что с ним делать, но не до такой степени, чтобы не спать и не есть. У тебя паранойя.

– Ладно, не до такой. Но ты не ешь и не спишь. В зеркало посмотри.

– Один из симптомов аэрофобии, Джим – тошнота. – Пальцам на стакане уже больно. Приходится разжать их усилием воли. – Не сильно пожрёшь с таким раскладом. А до меня только сейчас доходить начинает, что волынка эта – на пять лет. Пять лет в чёртовом космосе!