– О…

Рука дрогнула, выводя код объединения нескольких видеослоёв. Кирк не в первый раз давал себе зарок хоть что-то почитать о ментальных связях вулканцев, да всё руки не доходили. И вот. Он мог убить Спока. И чем – своими же чувствами.

– Я должен что-то сделать. – Руки возвращаются к объединению слоёв, функционируют твёрдо. А голос – тихий и срывающийся. – Я не знаю, что. Съехать от тебя? Пить успокоительные? Хоть что-нибудь.

– Есть мера, которая позволит избежать ненужных затрат времени и сил. Я разорву нашу связь так же, как перед повторным спуском на Говорящую планету.

Он выпрямляется, переливает синеватую жидкость в пробирку с прозрачной. Всё на секунду окрашивается в ярко-синий, затем светлеет до светловато-мутного. Спок отставляет пробирку на подставку и принимается снимать перчатки.

– Осталось дождаться остывания до комнатной температуры и поместить транквилизатор в гипошприц из лаборатории.

Внутри будто что-то ухает и проваливается. Разорвать связь. Ладно, чёрт с ним, что Спок это уже делал – хотя тоже дрянь выходит. Их связь. Перед глазами – прочные золотые нити между ними, которые натягиваются, лопаются, от одной этой картины уже больно.

– Разрывай. – Твёрдо. – Её же можно восстановить?

– Это будет болезненно, так как со времени Вентуса она укрепилась в несколько раз, полагаю, обострённая страхом потери. – На этом месте он будто едва заметно споткнулся о слово, но продолжил так же спокойно: – Я тщательно обдумывал создавшееся положение последний час и пришёл к выводу, что сохранение связи при нашем ежедневном взаимодействии негативно скажется на текущем выполнении рабочих обязанностей. Это не является приемлемым. Восстановление связи полагаю возможным с вероятностью в 95,7 процента, так как она устанавливается вне зависимости от нас на уровне тонких ментальных структур.

– Дай мне закончить, – кивнуть на видео. – И разрывай. Я подвергать тебя опасности…

Пара часов назад. Тёмные глаза Спока, распластанного под ним. Сумасшедшее желание убить медотсековую сволочь, которая помешала любить почти супруга. Жар между ними, живой, осязаемый.

– Я прошу тебя сосредоточиться на работе, – сказал Спок, убрал перчатки в утилизатор и ушёл в дальний конец лаборатории к терминалам – скорей всего, устранять следы своего «пребывания» в файлах отдела фармакологии.

Сосредоточишься тут. Призрак потери любимого, почти забытый после пребывания на этой злосчастной планете, снова встал перед глазами.

Кирк насильно сосредоточивается на сведении аудиопотоков.

В каюте темно. В клетке никак не угомонится Счастливчик, чёртов мохнатый клубок, и Боунс клянётся себе завтра вернуть его в лабораторию. Не спится. Пашка к нему спиной, Боунс обнимает его под одеялом, придвинувшись ближе, и прямо чуется, что тоже не спит. Переживает из-за Шкафа и статей, ясное дело.

– Пашка, снотворное дать? – тихо. – Отдохнёшь.

Он сжимается как-то беспомощно, кладёт свои руки на его.

– Я сейчас не хочу засыпать. Ты… ты сам спи.

– Мог бы спать – спал бы, – огрызнулся Боунс шёпотом. Выдохнул. Ткнулся носом в его кудряхи, у шеи, потянул запах. Пластиком каким-то отдаёт, из лаборатории, что ли, ещё чем-то химическим. Регенератор, вроде. – Вот ты гениален, блин.

– Ну а чего я сделаю…

Бурчит вроде, а сам спиной к нему жмётся, доверчиво так.

– Да то-то и оно. Со всех сторон гении, скоро облысею на нервной почве. Ты, капитан, зеленоухий… Не удивлюсь, если этот хренов триббл тоже.

– Он выжил и ещё ни разу не размножился. Для триббла самая настоящая гениальность.

– Точно облысею, – МакКой подгребает его к себе ближе. Знал бы он ещё, что говорить. Ревнующий старый… А они всё это время клепали статейки, которые сука эта воровала. И не стыдно, козлу. Ещё начальник отдела астрофизики.

А тебе самому не стыдно – ревновать? Не доверяешь, получается.

Чехов тихо сопит – его дыхание ощущается теплом на переплетённых пальцах.

– Я буду любить тебя и… лысого, – говорит, наконец.

Боунс, как раз хотевший поцеловать его в ухо, замирает. Хмыкает неуверенно.

– Ну ты чёрт, вот теперь точно не усну. И облысею.

На пальцах – прикосновения. Это уже не его дыхание. Это он гладит так. Осторожно. На заднем плане шуршит триббл.

МакКой гладит в ответ Пашкины пальцы. Как-то это в духе зеленоухого гоблина.

– Осталось научиться общаться телепатически, – вырывается само собой.

Чувствуется – Пашка в объятиях напрягся. Сжался.

– Ты чего это, за старпома распереживался? – Голова как-то странно болит. В висках и ещё затылке. Чего не хватало. – Пашка, не дури. Всё с ними будет нормально.

Самому бы в это верить.

А он – молчит. Долго молчит – не спит, точно. А потом резко оборачивается, стискивает доктора в объятиях, прячет кудрявую голову на груди.

– Да ты чего, Пашка? – К себе, закутать в одеяло. – Всё нормально будет.

– Боунс, хочешь, расскажу что-нибудь? – Звучит глухо из-за того, что он говорит это в его грудь. – Что угодно.

– Рассказывай… хотя погоди. Слушай, у меня подозрения, что пока я спал, Кирк скормил что-то трибблу, и он там теперь размножается. Шуршит ведь, скотина меховая.

– Нет. – Его стискивают крепче. – Он… не кормил. Я заметил бы.

– Ладно, верю. – Боунс укладывает голову обратно, вздыхает. Хреново на душе, муторно. Ещё и головная боль эта, и за таблеткой вставать неохота. Он запускает пальцы в мягкие Пашкины волосы. – Рассказывай тогда.

====== Это же стратегическая ошибка ======

Дневник капитана.

Звёздная дата 2257.96

На корабле произошёл конфликт лейтенанта Чехова и начальника научного отдела астрофизики Кельвина. Причиной конфликта послужило то, что Кельвин, войдя в доверие к Чехову, пытался выдавать его научные разработки за свои. Дело закончилось дракой. Чехову и Кельвину объявлены выговоры без занесения в личное дело. Просьбу на добровольное отстранение от служения на Энтерпрайз Кельвина – удовлетворить.

Кирк откладывает падд. Присутствия Спока на мостике не хватает. И если раньше даже тогда, когда старпом блистал своим отсутствием, какая-то часть сознания всё равно ощущала его, посылала ему свои импульсы, то теперь…

Внутри будто локализированная чёрная дыра. Она настолько пуста, что стремится собой опустошать и всё остальное, только у неё не выходит. Чувства, ощущения, посылы, которые раньше Кирк непроизвольно направлял к коммандеру, рвутся наружу – а вырваться не выходит.

Спок разорвал связь, как только они вернулись в каюту – до смены оставалось двадцать минут. Он не хотел перед сменой, но Кирку пришлось настоять. Чем быстрее связи не станет, тем проще будет восстановиться ментальной структуре его личности. И это было больно. До сих пор больно.

У пульта управления Чехов просчитывает изменения курса. Он сегодня тихий. По-хорошему ему нужно дать пару дней отдыха – мальчик здорово перепугался. На его глазах друг превратился во влюблённого одержимого насильника. Но нельзя. Это вызовет вопросы. Зато Боунс вышел на смену как ни в чём не бывало – уже прислал на падд ёмкое: «После смены чтобы оба ко мне на осмотр. И не отлынивать, скотина капитанская».

Спока не хватает. Это ощущается постоянно. К этому, как оказалось, не получается привыкнуть или не обращать внимания. Ещё хуже делает осознание того, что Споку сейчас очень плохо: надорванное ментальное поле, большая чувствительность ко всем этим тонким структурам и, в конце концов, он правила нарушил. Использовал свои способности для обмана. Это херово должно быть.

– Капитан, – голос Чехова, – согласно данным сенсоров на нашем курсе через три часа будет крупное скопление дрейфующих обломков астероида.

– Вас понял, лейтенант. Пересчитайте курс с минимальным отклонением, – реакции на такие ситуации у Кирка доведены до автоматизма. А ещё – нельзя лишать людей надежды на скорый отдых на базе после месяца работы. – Сулу, сколько времени потребуется на закладку нового?

– За полчаса справимся, капитан, – жизнерадостно отзывается азиат. – Скорость надо будет сбросить, но в остальном вы и изменений не заметите.