МакКой, машинально придерживая триббла, наклоняется в кресле.

С минуту охреневает от происходящего. Вот теперь точно – ошибся.

На моменте, когда Шкаф прижимает Пашку к стене, срывается с места. Стакан с недопитым пивом опрокидывается на пол, и МакКой выбегает из каюты. Мысли в панике мечутся только первые две секунды, потом выстраиваются в логический порядок.

В лифт, потом – в третью лабораторию, на столе поблёскивают образцы новых лекарств; полминуты – найти среди двух десятков контейнеров гипо с испытательным вариантом транквилизатора – и вперёд, к нужной двери. Пальцы плохо слушаются, Боунс забивает офицерский код доступа (где-то хоть пригодилось, хвала не пойми чему, любую дверь открыть можно) и влетает в едва разъехавшиеся створки.

В лаборатории темно.

– А ну отпустил его, живо, – как со стороны слышит свой откуда-то спокойный голос, хотя изнутри накрывает такой злобой, что в глазах темнеет. Рука сама швыряет в голову Шкафу… нет, не гипо.

Забытого триббла. Как вцепился в его «загривок», так с собой и притащил.

Триббл врезается точно в цель, Кельвин начинает оборачиваться, разжав хватку на Пашке, МакКой подскакивает к амбалу и втыкает ему в шею транквилизатор. Две секунды – и тело падает на пол. Триббл, отлетевший к стене, попискивает.

– Вот и провели испытание образца на сутки раньше, – констатирует тяжело дышащий МакКой, с яростным удовлетворением глядя на тело. Вряд ли копыта откинет, в транквилизаторе теоретически нет опасных соединений. А ему бы сейчас в обход всех врачебных клятв и постулатов этого хотелось. Встряхнувшись, МакКой кидается к Чехову. Он уже по стене сполз. Боунс торопливо опускается рядом на колени, берёт его за плечи, легонько встряхивает.

– Пашка, ты как? На меня посмотри.

Чехов медленно переводит на него взгляд – светлые глаза, чуть расширенные, смотрят будто сквозь. Руками себя обхватил.

– Боунс, – тихо говорит, – он… он меня…

– Что? – Обхватить ладонями его лицо, вглядеться в глаза. Мелькает догадка о шоке, но нет, Пашка же сильный, не мог он настолько испугаться. – Больно сделал? Ушиб? Перелом? Не молчи!

– И… изнасиловать хотел. – После того, как Чехов моргает, к его взгляду возвращается осмысленность. Вот теперь – испуганный и охреневший. – Руками… уже…

– Хвала космосу… – выдыхает МакКой и крепко прижимает его к себе. Обхватывает, слегка дрожащего. В голове мысли – согреть-одеяло-успокоительное-сон. – Не успел, скотина.

Боунс на секунду утыкается носом в разлохмаченные кудри.

– Нормально всё уже, Пашка. Хорошо всё. Идти сможешь, или мне дежурную смену вызвать?

– На руках они меня понесут, что ли? – Огрызается вяло, но огрызается. Хорошо. – Дойду. Это… посижу только. Ноги дрожат.

– Ага, а я пока… – МаКой отстраняется, стягивает с себя форменку и накидывает её Пашке на плечи, хоть какое-то тепло, – охрану вызову. Пускай нашего болезного под присмотр возьмут.

Убедившись, что паниковать Пашка не будет, Боунс идёт к интеркому. По пути поднимает попискивающего триббла. Не пострадал, ни капли.

Вот уж точно, Счастливчик.

Кирк целует Спока, уже устроился меж его разведённых ног, трётся эрегированным членом о его, зеленоватый. Кирк ведёт ладонями по слегка вздымающимся бокам вулканца, сильно вжимая, до темнеющих следов.

Кирк жадно вдыхает его запах. В голове шумит, жарко (ну хоть на время секса можно сбросить клятое одеяло), и в паху сладко сжимается горячий ноющий ком…

Когда пищит…

Блядская дверь.

– Прошу тебя, – хрипло в губы Спока, сквозь поцелуй. – Не надо говорить... что я должен открыть. Я свихнусь...

– Если это срочно… свяжутся через интерком, – совсем тихо и явно через силу.

– Да, – выдохом, прежде чем снова припасть к его жадным губам.

Пищит.

Блядская.

Дверь.

Следом тихий и ещё более мерзкий писк интеркома и торжествующий рёв Боунса:

– Кирк, я поймал этого изврата! Он Павла чуть не изнасиловал, и я требую, чтобы ты выкинул его за борт в чёртов космос, слышишь, трахоёб несчастный! – Судя по глухому звуку, дверь с той стороны слегка так пнули. – Открывай!

Остаётся только бессильно уткнуться лбом в грудь тяжело дышащего Спока. Хочется выть, тихо, бессильно, а рука (долг капитана урою блядскую суку) тянется включить интерком.

Не хочу отрываться

Спок

Я с ума схожу

– Боунс, – тихо и зло, – если я сейчас встану и открою, ты ляжешь и захлопнешься. Навеки, старый алкаш.

– Я тебе покажу, жопа твоя залётная, всяких маньяков на борт набирать, – с ласковым садизмом ответили из динамика. – Судя по твоим ответам, дорогуша, ты сейчас в шаге от того, чтобы залезть на своего старпома, так что благодари что хочешь, что я пришёл вовремя. Потому что нахрен ты его убить можешь, мудила капитанская!!!

Вот этот рёв, без всякой иронии злобный, точно бы мёртвого из могилы поднял.

Блять

Нутро обдаёт холодным страхом.

Он прав

Кирк оглядывает распластанного под ним Спока. Позеленевшая на скулах кожа. Тёмные глубокие глаза. Кирку на его месте было бы похрену, умирать или нет, лишь бы трахнуться наконец. Но Кирк не на его месте – на своём, и поэтому сейчас готов себе яйца с корнем вырвать.

– Ashayam, – коротко коснуться его губ, – дрочи и медитируй. Я иду.

– Мне будет проще, – отзывается он хрипловато, переворачиваясь на бок и бессильно опуская голову на подушку.

Через минуту, собранный и одетый, Кирк быстрым шагом выходит из своей каюты. Кивает взбешённому Боунсу.

– Ты прав. Твой должник.

– Именно, – кивает он сухо, но уже без злобы. – Идём.

Боунс кратко, без лишних деталей описывает произошедшее. Что следил, тоже не скрывает. Ни к чему сейчас, да и не до того. В каюте спит укутанный Пашка – под успокоительным и снотворным, и вернуться туда всё-таки хочется поскорей, а для этого лучше не вилять хвостом.

– В общем, пока я скомандовал взять его под охрану, до твоих распоряжений, – закругляется уже в коридоре, ведущем к лабораториям. – Сказал, что этот просто напал на Чехова. Но это, дорогой мой капитан, пиздец какой-то, за неимением других подходящих слов.

– У меня психов нет, – отрезает этот бледнокудрый, решительно шагающий рядом. – Ты сам психологическую экспертизу курировал. Или рецидив…

– Пашка его не провоцировал, – тихо. Врачебная клятва зудит о том, что Кирк прав, чёртов засранец. Тесты они проводили. Все отклонения у экипажа были в пределах нормы. – Я следил столько дней, знаю. Вёл себя как обычно. Да и ты его знаешь, каждый день видишь. Экспертиза была перед вылетом… разве что что-то успело повлиять на несостоявшегося маньяка на двух посещённых планетах. Вентус и Говорящая.

– Его проверят. Без тебя, ты заинтересован.

Доходят до одиночных камер, где сидит (на полу) повесивший голову астрофизик. Кирк встаёт у прутьев. Молчит, постукивая пальцами по предплечью – руки скрестил, пока голос не подаёт сам Кельвин.

– Что со мной будет… капитан?

– Заключение, экспертиза. – Кирк отвечает сухо, но хмуро. Можно понять – его экипаж сплошь молодые люди, с мозгами, с будущим. Тяжело перечёркивать целую будущую жизнь.

Боунс с неудовольствием думает о том, что Пашка тоже окажется втянут. Его станут допрашивать как свидетеля, а это – тень на репутации, да и в целом. История тёмная и грязная. Теперь, когда норадреналин от мозгов отхлынул, в ситуации вообще ничего хорошего не видится.

– Меня тоже привлекут, – МакКой говорит это тихо, глядя на хмурого Джима. – Я ему вогнал экспериментальный образец транквилизатора из экстракта вентусского плотоядного остролистного кактуса. Испытания на трибблах были назначены только на завтра. Препарат до экспертизы вряд ли полностью распадётся в организме.

– Но тебя, в отличие от него, могут оправдать.

Капитан трёт подбородок. Точно злится. Ищет выход.

– Мы можем решить это дело внутри корабля, – говорит так, чтобы слышал только Боунс. – Старшим офицерским составом… без тебя, конечно. Ты спрашивал Пашку, как там… всё было? Нападение? Принуждение?