К нам подошёл вполне современно одетый молодой человек лет около тридцати, с которым мы учтиво раскланялись.

– Знакомься, сын, это Ефим Николаевич Сорокин. Будучи несправедливо обвинён, бежал из Советов в поисках лучшей доли, умудрившись добраться до Архангельска и там спрятаться на американском судне.

Мы обменялись с младшим Вержбовским дежурными фразами, после чего он снова исчез в недрах трактира.

– Ну а как вообще русские живут в эмиграции? Наверняка ведь не всем удаётся поднять собственный бизнес.

– Что делать, – вздохнул мой собеседник. – Каждый выживает как может. Но мы по возможности стараемся держаться друг друга, у нас существует даже что-то вроде кассы взаимопомощи. Если уж кому-то придётся совсем худо, ему могут из этой кассы выдать какую-то сумму, естественно, с возвратом, но без процентов – мы не банкиры. Впрочем, это касается приличных людей, потому что, к сожалению, швали среди наших соотечественников тоже хватает… Ну а как там, в России?

– В Советском Союзе. – Я преднамеренно поправил Вержбовского. – В Советском Союзе строят социализм. У богатых всё отняли и разделили между населением поровну. Хотя, как обычно бывает, если все равны, то некоторые всё же более равны, чем другие[18]. По-моему, с революцией, конечно, перемудрили. Я вообще слышал, что её спонсировали из-за границы, но не могу утверждать этого однозначно. А тут ещё Гражданская война, разруха, из которой вроде начали как-то выбираться.

– В наших эмигрантских газетах пишут, что большевики своих же сажают. Это правда?

– Есть такое, поговаривают, что товарищ Сталин решил почистить партийный аппарат от старой гвардии. Думаю, типов вроде Троцкого можно бы и зачистить, но, к сожалению, до кучи под гребёнку попали и невинные люди. Сначала Ягода переборщил, затем Ежов взялся за дело засучив рукава. С другой стороны, на то, чтобы реализовать грандиозные проекты вроде Беломорско-Балтийского канала, нужны огромные людские ресурсы. Нанимать сотни тысяч людей и платить им деньги – слишком невыгодно. Легче взять крепкого мужика по ложному доносу и отправить его на стройку канала или Днепрогэса, чтобы пахал за похлёбку и кусок хлеба. Понятно, это бесчеловечно, но в руководстве партии другого выхода не видели. Зато потомки будут вспоминать безвестных строителей с благодарностью, пользуясь плодами их трудов.

– Вы думаете, советская власть – это надолго?

Хм, уж кому, как не мне, знать, что СССР закончит своё существование в декабре 1991 года. И это при том, что подавляющее большинство населения страны проголосовало за сохранение страны. Но Ельцин с подельниками по Беловежской Пуще решили по-своему.

– Не знаю, – уклончиво ответил я, – может, и надолго. Правда, в ближайшее время следует ждать серьёзных испытаний. Гитлер спит и видит, как войска вермахта маршируют по Красной площади.

– Да, я читал, что германские нацисты готовятся чуть ли не к мировой войне. Однако хочется надеяться, что они не отважатся на самоубийственный шаг, поскольку против них выступит весь мир… Слушайте, а что вы делаете сегодня вечером? – вдруг огорошил меня вопросом Вержбовский.

Вот те раз, на свидание, что ли, приглашает? Да вроде бы с виду не из таких.

– А вы с какой целью, простите, интересуетесь? – процитировал я, пусть и не дословно, кота Матроскина.

– Хочу пригласить вас выступить на одном из наших вечерних собраний, пусть и остальные услышат вашу историю.

А, вон оно что! Чёрт, мне такая известность совершенно ни к чему, и так уже засветился порядочно. А он ведь по-любому проговорится в кругу своих знакомцев. Или попросить его, как офицера, дать обещание держать язык за зубами?

– Спасибо за приглашение, но, знаете, я пока воздержусь. Не хочу вас обидеть, однако я пока ещё пребываю в стране инкогнито, не имея эмигрантского статуса, и лишние слухи, которые могут пойти после участия в собрании, могут дойти до чужих ушей. Сами знаете, то, что знают двое, знает и свинья. Поэтому хотел бы взять с вас слово русского офицера не распространяться пока насчёт моей персоны.

– Что ж, извольте! Даю слово и офицера, и дворянина, что, пока вы сами того не захотите, ваша история останется между нами. Андрей также будет держать язык за зубами.

– Спасибо, – поднимаясь, совершенно искренне поблагодарил я подполковника. – Очень рад нашему знакомству, и спасибо за прекрасное угощение, а теперь я всё же вынужден откланяться. Дела, знаете ли.

– Конечно, конечно, не смею вас задерживать. Но всё же вы не пропадайте, потому что мы, русские, ещё раз повторюсь, должны держаться друг друга. А вы вроде человек приличный.

Из Бруклина я отправился прямиком к Изе Шмейхелю, к которому уже несколько дней думал явиться за решением одной проблемы. У фотографа и поинтересовался, можно ли как-то увеличить маленькое фото моей знакомой девушки, оставшейся в СССР. Шмейхель покрутил фотокарточку в руках и заявил, что не видит особых сложностей. Только, конечно, чёткость кадра будет не такой резкой, как на маленькой фотографии.

То, что получилось, было, конечно, не идеально, но вполне приемлемо. Фото Вари я облёк в недорогую деревянную рамку, которую у Изи и приобрёл, и поставил дома на тумбочку, рядом с кроватью, под матрасом которой уже по привычке хранил револьвер. Чтобы наган пребывал в норме, купил в оружейном магазине набор для чистки оружия. Не хватало ещё, чтобы в решающий момент, если таковой когда-то случится, что-то внутри заклинило.

Мне не было нужды приходить на работу каждый день. Антиквару не требовалась охрана в магазине, он просто периодически давал мне какие-то задания, чтобы самому не отлучаться со своего рабочего места. Например, однажды я отправился в соседний Провиденс, где принял участие в аукционе, о котором старик узнал из газеты. Там же указывались и основные лоты. Абрам Моисеевич меня проинструктировал, какая именно вещь его интересует: это был набор жанровых статуэток из мейсенского фарфора XVIII века. Сам он не мог поехать – была суббота, следовательно, Шаббат. В начале торгов я предложил за набор сначала сотню баксов, а в итоге пришлось выложить сто пятьдесят – эту сумму никто не рискнул перебить. Антиквар выдал мне двести на крайний случай, так что полсотни, можно сказать, я ему сэкономил. Перед Лейбовицем я отчитался соответствующим чеком, хотя антиквар и не настаивал на подобной мелочи.

Антиквар назначил мне повременную оплату в размере пятидесяти долларов в месяц. Тридцать долларов, как уже было указано выше, я платил за квартиру, причём в квартплату входили и коммунальные услуги: газ, вода и канализация. Таким образом, на еду, одежду и прочие мелочи у меня оставалось двадцать баксов. Для нормальной жизни этого было мало, поэтому поневоле приходилось тратить из суммы, выданной мне Лейбовицем после поездки в Лос-Анджелес.

Например, мне нужно купить второй костюм, менее презентабельный. Просто штаны и пиджачок, ну и недорогую сорочку с кепкой. Без головного убора в этом времени никуда, его отсутствие считалось признаком дурного тона. Хотя по такой погоде я не отказался бы от майки, шорт и кроссовок. Но, во-первых, шорты и уж тем более кроссовки тут ещё не в ходу и взять их попросту негде, а во-вторых, в таком прикиде я выглядел бы белой вороной. Так и в дурдом загреметь недолго. Другое дело, если я открою своё производство и устрою «модную революцию», типа как Коко Шанель с её брюками. Но когда ещё народ начнёт адекватно воспринимать такой стиль одежды… Да и на ателье с обувной мастерской нужны приличные деньги, а у меня их, этих зелёных бумажек, уже наперечёт.

Покупка обновки в итальянском «бутике», как я назвал этот магазинчик в соседнем квартале, обошлась всего в десятку с мелочью. Но мне и десять баксов было жалко, поэтому по примеру Джо я задумался о подработке. В идеале, конечно, открыть собственное дело. Впрочем, без стартового капитала рассчитывать на это нереально, тут получается замкнутый круг. Не кредит же брать у этих самых Морганов, Ротшильдов и Рокфеллеров! Хоть иди грабь банк.