Я спустился в трюм вслед за Томасом. Тут следовало быть начеку. Абордажная команда хоть и прошла весь корабль от юта до бушприта, но мало ли кто мог прятаться в темноте. Внизу, на пушечной палубе, повсюду оказался рассыпан порох. То ли голландские канониры неосторожно заряжали, то ли во время сражения бочку с порохом случайно опрокинули, но теперь с огнём сюда зайти не рискнул бы и самый последний смельчак.
– Гасите фонарь, – буркнул капитан.
Лампу немедленно подняли наверх, и теперь мы, полуослепшие после яркого солнца, стояли почти что в кромешной тьме. Свет проникал только через дырки от наших ядер и открытые орудийные порты, в которых торчали пушечные стволы.
– Не нравится мне это, – проворчал старик Смит.
– Надо было оставаться на берегу, – ответил ему первый помощник.
– Op de aanval! – раздался вопль из темноты.
– Не стрелять! – крикнул я, когда увидел, что боцман схватился за пистолет.
Оставшиеся в живых голландцы бросились на нас, словно дикие звери. Их глаза уже привыкли к темноте, они знали этот корабль от киля до клотика, их было больше и они стремились забрать с собой в могилу как можно больше пиратов. Им нечего было уже терять. Битва закипела по новой.
Капитан выхватил шпагу и сам бросился в атаку.
– Все, живее вниз! Кто зачищал трюм, получит плетей! – рявкнул он, широкими круговыми ударами защищаясь от врагов.
Мы вчетвером отбивались от наседающих голландцев: капитан, первый помощник, боцман и я. Мой клинок мелькал в воздухе, каждым ударом выпуская кровь кому-нибудь из голландцев. Толстый Уолш орудовал коротким тесаком с небывалой сноровкой, а старик Смит отбивался боцманской тростью и кинжалом.
С палубы уже спускались матросы, набиваясь в тесное пространство трюма и вынуждая нас идти грудью на клинки. Я с трудом отбил очередной удар и бесчестно пнул голландца по яйцам. Когда тот согнулся от боли – я коротко ткнул его шпагой в живот и крутанул лезвием в ране, словно вырезая сердцевину яблока.
Томас выписывал клинком причудливые фигуры, восьмерки и круги, каждый раз отбивая удары за мгновение до того, как они достигнут его. Капитан уже отправил в небытие двух матросов, пока я возился с первым.
Уолш прикрывал капитану спину, страшно рычал и ругался по-ирландски, когда короткому тесаку не доставало буквально нескольких дюймов до врага.
Я принял удар палаша на клинок. Шпага, снятая с французского офицера, зазвенела, но не сломалась, и я, благословив французских оружейников, быстро резанул голландца по шее. Я отпихнул уже мёртвое тело, и с удивлением обнаружил, что схватка уже закончилась.
– Твой, похоже, был последним, – тяжёло дыша, заметил старпом.
– Поганые трусы не рискнули встретить нас на палубе, – сплюнул я.
– Они убили Смита, – процедил капитан.
По толпе сзади нас пронёсся взволнованный шёпот.
– Старый пень как знал, что в последний раз в море вышёл, – хмыкнул ирландец и перекрестился. – Упокой Господь его душу.
– Трупы наверх, – приказал Томас. – Вы двое, за мной.
Я протёр клинок полой рубахи и с громким стуком загнал его в ножны. Меч, проливший сегодня столько крови, заслужил немного покоя.
Уолш от души, с оттяжкой, пнул раненого в живот голландца, и мы отправились дальше.
Корвет оказался пуст, как карманы нищего. Немного провизии, запас пороха, ядер, парусины и медикаментов, вот и всё, что мы обнаружили в трюме. Похоже, патруль курсировал уже давно и собирался возвращаться в порт. Шторм нарушил их планы также, как нарушил наши.
Когда мы поднялись наверх, нас ждал сюрприз. Оказывается, пока мы сражались, ван Рейн провёл переговоры, капитан голландского патруля сдался на милость победителя и вместе с двумя офицерами ждал нас на квартердеке.
Голландец стоял с непокрытой головой, сверкая обширной лысиной, которую постоянно вытирал белым шёлковым платком. Капитан корвета постоянно озирался и часто моргал, глядя на лежащие трупы.
Томас подошёл к нему, покачивая окровавленной шпагой.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Николас Янсен, – ответил голландец, снова вытирая вспотевшую лысину.
– Хорошо сражался, Николас. Знаешь, кто я такой?
– Том Уэйн, сэр. – пленный капитан попытался улыбнуться.
– Сэр. Если бы мы поменялись местами, ты бы честил меня 'разбойником и пиратом'. Если ты знаешь меня, почему сразу не сдался? И почему сдался сейчас? – капер развернулся и сделал несколько шагов. С кончика шпаги упала капля крови.
– Вам просто повезло, сэр.
– Ладно, перейдём к делу. Тысяча дукатов, и я высаживаю тебя в ближайшем порту целого и невредимого.
– Сэр, на то, чтобы собрать такой выкуп, уйдет немало времени! Мне придется написать моим родственникам в Старый Свет и…
– Эту сказку я слышал тысячу раз! – рявкнул Томас. – Даю тебе десять секунд на раздумья.
Янсен снова вытер вспотевший лоб.
– Я могу дать вам шестьсот дукатов. Все мои сбережения. Мне всё равно придется написать жене на Сан-Мартин, чтобы она смогла выслать деньги.
Капитан прошёлся по палубе. Вся команда ждала решения, затаив дыхание.
– Хм. Хорошо, пусть высылает в Порт-Ройал. Капитану Томасу Уэйну. Правда, тебе придётся немного побыть с нами, месяц или два. Но это лучше, чем пойти на корм рыбам, верно? Ребята, проводите его в каюту, пусть чиркнет своё письмо, – широко улыбнулся Том.
– Спасибо, сэр! – Николас облегчённо вздохнул и отправился в каюту, подгоняемый тычками конвоиров.
– Теперь вы, – лицо капитана вновь обрело хищное выражение.
– Они английского не понимают, – заявил ван Рейн. – Переводить?
– Конечно. Спроси их про выкуп.
Штурман моментально выполнил приказание. Голландцы переглянулись и быстро залопотали что-то на своём языке.
– У одного есть сотня дукатов, у другого ничего нет. Умоляют пощадить, – перевёл штурман.
– Который при деньгах? – спросил Том. – Вот этот? Скажи ему, что он сейчас поплывёт на Сан-Мартин. Передаст письмо капитана, и должен будет привезти в Порт-Ройал семь сотен. Объясни, что его ждёт, если он этого не сделает. Идите, пообщайтесь с Николасом. Ему тоже объясни.
– Как прикажешь, Том, – ответил штурман, уводя пленного в капитанскую каюту.
Голландец, у которого денег не оказалось, теперь остался один. Парень дрожал от страха.
– Что же с тобой-то сделать… – пробурчал Уэйн.
Я удивился – Том никогда не отличался милосердием.
Голландец по-своему понял это замешательство. Он упал на колени и принялся молить о пощаде на ломаном английском, постоянно сбиваясь на родной язык. Парень обхватил ноги капитана, по его лицу текли ручьи слёз. Он всхлипывал и бормотал, с ужасом глядя, как вся команда смотрит на него с ухмылками на лицах.
Томас поморщился и попытался высвободиться из объятий пленника, но тот был слишком настойчив.
– Дьявол тебя забери! – рявкнул капитан, выхватил кинжал из-за пояса и быстрым движением пробил голландцу шею. И ещё. И ещё. Уэйн остановился только тогда, когда шея пленника превратилась в одну сплошную кровавую рану.
Команда одобрительно загомонила.
– Вы видели, ребята, он меня вынудил, – широко улыбнулся капитан, вытирая клинок о рубаху мертвеца. – Святые угодники, он мне ещё и сапоги испачкал! За борт его.
Матросы тут же выбросили тело на поживу акулам. Я встретился взглядом с Филиппом, который стоял на юте и наблюдал за всем происходящим. Тот покачал головой и перекрестился, я в ответ просто пожал плечами. Обычное дело. Голландцу ещё повезло, что он умер быстро.
Шлюпку спустили с корвета, и офицер постарался отчалить как можно быстрее. Ему ясно дали понять, что капитана ждёт мучительная смерть, если через месяц деньги не будут лежать у ямайского ростовщика. Этот голландец казался человеком чести, и его капитан без проблем доверил ему такую деликатную миссию.
Меня так и подмывало стрельнуть по удаляющейся шлюпке, чтоб припугнуть голландца, но я сдержался.
Наши матросы перетащили добычу на палубу 'Левиафана', топорами пробили обшивку корвета ниже ватерлинии, и снова потекла размеренная морская жизнь. Вкус победы чувствовался железным вкусом крови на дёснах.