Как было бы здорово в самом деле приехать и забрать ребенка. Интересно, после этого ее душа хоть немного бы обрела целостность? Сейчас Юле казалось, что да. Обрела бы. Этот поступок принес бы множество новых затруднений, но он казался правильным.
Она лихорадочно соображала, как вернуть малыша домой. В голове роились тучи страхов и вариантов «а что если...». Если Саша выгонит ее с ребенком из дома? А вдруг сам уйдет? Эта мысль вдруг принесла удовлетворение и тут же следом — чувство стыда. Дожилась! Она мечтает спровадить мужа из дома. Выселить. Но в душе она чувствовала, что не пожалела бы, если бы Саша ушел. Но он вряд ли оставит таким трудом заработанную квартиру. Что же тогда делать?
Юля промучилась раздумьями до вечера. Крутила в голове варианты, как стороны кубика Рубика и не могла сложить стройную картинку.
Ее раздумья разбил словно кувалдой по стеклянной витрине Сашин голос, раздавшийся за спиной.
- Юль, пожрать дай чего-нибудь.
Проснулся. Юля выдохнула и обернулась.
- А чего у тебя посуда немытая в раковине?
- Не хотела и не мыла, - скривилась Юля от запаха перегара. И отошла на другой конец кухни. - Тебе со службы звонили. По-моему, сам комдив.
- Багратов? Что говорил?
- Спрашивал, где ты и почему на службу не ходишь.
- И что ты ему сказала? - Саша навис над столом.
- Не переживай! Не разрушила я твою дурацкую легенду. Сказала только, что горе семейное у нас.
- Ты зачем сказала?
- А что я должна была говорить? Тебе все равно как-то пришлось бы объяснять причину твоих прогулов и пьянства! Багратов сказал, что тебе оформят отпуск задним числом. Ты же так любишь свою службу, чего ж ты шляешься где попало?
- Ты думаешь, мне легко? Юля! Моя семья разрушена, ребенок родился больным!
- Бедненький! - передразнила Юля.
- А чего ты грубишь? Что за тон, Юля? Еда есть спрашиваю?
- Нет!
- А что ты делала-то? Ты готовить собираешься вообще?
- Тебе надо, ты и готовь! - Юлю сорвало. - И не подходи ко мне! От тебя разит бомжатником и выпивкой!
- Юля, ты охренела? Чего орешь? - Саша попытался схватить ее за руку.
- Хочу и ору! Не трогай меня! - она стряхнула с себя руки мужа. - Мне надоело все это!
- Что «это»?
- Твое пьянство, вечная перегарная вонь в квартире, твоя мамаша, которая считает, что вправе залезать мне в душу и воротить там, что ей хочется! Мне противно! Смотрю на тебя и забыть не могу! Ты заставил меня сделать это! Хоть и больной, но это ведь мой ребенок, а я бросила его там одного!
Саша смотрел на Юлю разъяренным быком.
- Что значит, ты бросила его? - раздался Витин голос от двери и оба родителя обернулись. - Мам, он жив что ли?
Витя в неверии переводил взгляд с матери на отца и обратно.
- Папа, что это значит? Что ты заставил сделать маму?
Саша растерянно моргнул.
- Витя…
- Мама, мой брат не умер?
Юля закрыла лицо руками. Плечи дрожали от напряжения и сдерживаемых рыданий.
- Витя, сынок, мы очень не хотели, чтоб ты переживал, - начал отец, - но ребенок действительно умер. Просто мама еще сильно расстроена…
- Пап, я все ясно слышал. Мой брат жив, и ты заставил маму бросить его?
Морозов-старший молчал. Воспаленный с похмелья мозг отказывался выдать хоть какую-то стройную версию для сына.
- Мам, это правда?
Юля не выдержала. Заплакала. Тихо. Крупными алмазными каплями катились по щекам слезы.
- Это правда… - выдохнул Витя. - Пап, а как же это? Почему?
- Он родился очень больным. Сынок, у него страшные уродства, - начал Саша.
- Какие? - сын сверлил взглядом отца.
- Синдром Дауна, - выдавил из себя Морозов.
- Подожди, пап, но по-моему это не смертельно.
- Это не все. У него сильно обезображено лицо. Это называется «волчья пасть». Он не сможет ни есть, ни пить сам. Разговаривать тоже не сможет.
- А где он сейчас?
- В роддоме, наверное. Мама написала отказ.
- То есть, вы его вправду бросили.
- Витя, не говори так! Он — урод! Он никогда не станет настоящим человеком. Он погубил бы нашу семью. Его болезнь вытрясет из нас все: деньги, здоровье, нервы. И по тебе ударит тоже.
- Пап, это как-то не правильно!
- Не правильно? А приносить ради него в жертву всех остальных — это правильно?
- То есть, пап, по твоей логике, если я завтра сильно заболею, ты меня тоже выкинешь на улицу?
- Сынок, не передергивай мои слова!
- А в чем разница, пап? Я или он? Он — урод, а я — больной? Мам, а ты что молчишь? Его надо забирать оттуда! Как можно бросить своего?
- Ты не представляешь, о чем говоришь! Ты знаешь, каково это? Кто будет отвечать за него, содержать его? Ты? Ты еще школьник. Тебе учиться нужно.
- То есть ты не собираешься?
- Нет!
- Мам, а ты что же? Ничего не сделаешь?
- Я… - Юля открыла было рот. Хотела сказать, что как раз перед Витиным приходом она думала об этом.
- Мать тоже не поедет, - перебил Саша.
- Тогда я сам заберу его!
- Ты? Кто тебе позволит?
- Не сейчас. Я узнаю, куда его отправят, а когда мне будет восемнадцать, я сам подам документы на опекунство!
- Не говори ерунды! Ты ведь даже не зарабатываешь! А для опекунства нужно соблюсти кучу формальностей и условий.
- Замечательно, значит у меня есть еще два года, чтоб подготовиться! А пока я буду ездить навещать его. Пусть он знает, что не один! На дорогу я могу заработать и сейчас.
Они стояли друг напротив друга. Отец и сын. Напряженные, как направленные друг на друга со взведенными курками пистолеты дуэлянтов. Пространство кухни казалось таким маленьким вокруг этих мужчин, сошедшихся в противостоянии. Неверие и протест старшего, горячая решимость младшего. Глядя на сына, Юля понимала: он это сделает. Он придумает и сможет, если придется. Но ему не придется.
- Я собираюсь завтра съездить и забрать его, - спокойно сказала Юля.
Оба мужчины повернулись к ней.
- Что, - переспросил Саша. - Что ты сказала?
- Я завтра его заберу.
Юля спокойно наблюдала, как на лице мужа меняются эмоции. От неверия до бешенства. Кулаки Морозова-старшего сжимались и разжимались. Страшно не было. Ей казалось, что теперь ее вообще ничто не может напугать.
Витя шагнул к матери.
- Значит, пойдешь жить на улицу вместе с ним, - выплюнул Морозов и ушел, хлопнув за собой дверью спальни.
- Мам, не переживай. Прорвемся, - сын приобнял ее за плечи.
Остаток вечера они вдвоем просидели в Витиной комнате за компьютером. Искали информацию обо всем, что их интересовало. Витя долго рассматривал фотографии детей с похожими проблемами в интернете, искал информацию о болезни брата и они вместе читали статьи. Потом искал фонды и организации, помогающие таким детям и их семьям. Выяснил, что в городе есть три центра, оказывающих психолого-педагогическую помощь детям с синдромом Дауна и несколько общественных организаций в разных районах города для дружеского общения семей с особенными детьми. Затем настала очередь другого недуга. Юля и Витя выяснили, что операции на волчьей пасти делают таким детям бесплатно и даже разузнали о процедуре получения такой помощи. Затем настала очередь еще менее приятных запросов. Нужно было найти, что делать, если отец все таки исполнит свою угрозу и выставит на улицу жену с больным ребенком. Нашли несколько телефонов фондов социальной помощи для жителей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, и ближайшего к ним пункта бесплатной юридической поддержки для тех, кто не может позволить себе заплатить за консультацию юриста. А еще они много разговаривали и плакали. Оказывается, Витя очень переживал, когда думал, что его брат умер.
Юля любовалась сыном. В такой непростой ситуации, в которой оказалась их семья, шестнадцатилетний Витя повел себя более по-мужски, чем его отец. Поддерживал мать, взял на себя хозяйственные дела и даже расходы, пока она была в родильном доме. А сейчас он переворачивал кучу мегабайтов информации в поисках путей решения их проблемы. Что-то выписывал, что-то копировал с сайтов, сводил информацию единое целое и выводил нечто наподобие алгоритма их действий. Сидя рядом с ним, Юля вновь чувствовала себя частью семьи. Нет, он не будет отдуваться за все один. Юля должна сама. Она сможет, найдет в себе силы. Теперь она почему-то в это верила. Может от того, что когда не остается рядом того, за кого можно держаться, ты начинаешь, наконец, грести сам и получаешь возможность доплыть туда, куда нужно именно тебе. Да, тяжело, но лучше так, чем плыть туда, куда держал путь Саша.
