Том тоже сорвался. Ссоры с матерью и стычки с Карлом стали его обычной реальностью. Чаще всего в эти моменты он просто уходил в себя, вспоминая Билла, его дыхание на своей шее и его руки под футболкой в кабинке школьного туалета, где температура становилась выше с каждым выдохом. Им было всё равно, если они опаздывали на уроки. Им было плевать на косые взгляды и снизившуюся успеваемость, на рассерженных учителей и обиженных друзей, на злющего Тайлера, которого выпустили с условным сроком и тремя месяцами исправительных работ. Старший брат Билла после отбывания срока стал ещё более неуравновешенным, он набрасывался на всех, кто попадался ему на пути, а поскольку чаще всего это оказывался младший брат, то ему влетало больше, чем всем остальным. То самое слово «педики» приклеилось к паре неразлучных друзей очень прочно, хотя при Тайлере Том и Билл старались даже не садиться близко друг к другу, чтобы не искушать судьбу.

В один день, когда Тайлер доставал их особенно сильно, Билл все-таки напомнил ему прямо при Томе, что один раз он вмазал ему в челюсть и если нужно сделает это еще раз. Но старшего брата это не остановило. Том очень многое отдал бы, чтобы увидеть, как Билл нокаутирует своего братца, но, увы, не помнил ничего из того дня. Они не связывались с Тайлером. Вместо этого Том просто брал друга за руку и уводил куда угодно — по магазинам, кататься, гулять или плавать.

Том старался проводить больше времени с Биллом и меньше оставаться дома. Симона начала подозревать, что у сына появилась девушка, она даже задала ему один раз этот вопрос, но тот буркнул ей что-то вроде «она из нашей компании» и закрылся у себя в комнате. Там он брал трубку телефона и звонил «девушке» в соседний дом, рассказывая очередной прикол про Карла. Билл знал, что отец не должен ничего подозревать, и старался не попадаться ему на глаза, уходя рано утром («я на пробежку, потом к Тому») и возвращаясь только под вечер. Если, конечно, не оставался на ночёвку.

Том не узнавал его — некогда тихий и стеснительный мальчишка рядом с ним превращался в жаркого, жадного до поцелуев демона. Когда они оставались наедине, от его губ было невозможно оторваться, его прикосновения доводили до точки кипения. Том иногда ловил себя на мысли, что ему становится сложно держать себя в руках — Билл был безумно горячий. Каждый раз, когда никто не смотрел, он будто распускался как цветок, выплескивая на Тома весь свой жар, всю накопившуюся за многие годы энергию.

Благодаря Биллу и его теплоте Том переживал один из самых сложных периодов своей жизни. Осталось загадкой, как об их небольшом переходе на новый уровень отношений еще никто не догадался. Симона больше не возвращалась к неприятному разговору, который состоялся между ней и Томом в начале весны.

Лето было временем полной свободы и беззаботности, весь мир будто сжалился и притормозил, пока двое влюбленных мальчишек стояли в объятиях друг друга, не в силах разорвать поцелуй и попрощаться. Том запоминал для себя эти моменты. Он старался не упустить ничего и хранил всё, что связано с Биллом, как самое ценное, что у него когда-то было.

За летом наступила осень, выпускной класс. Золотистая пора года, совсем, как тогда, много лет назад, в далеком 1996 году. Они прошли с Биллом вместе всю школу, сейчас Мёрфи было уже 17, а Тому — 15. Не смотря на юный возраст МакГрат уже получил письма из самых престижных институтов страны. На момент окончания школы ему должно было исполниться 16, и Симона настаивала на том, чтобы он целился на Гарвард, где её сыном весьма заинтересовались.

Билл тоже встал перед трудным выбором. Том изо всех сил уговаривал его брать планку выше, целиться на престижные учебные заведения, чтобы им не приходилось расставаться. Билл был удивительно талантлив, с его умениями любые преподаватели искусства были бы рады увидеть его среди своих студентов, но мистер Мёрфи наотрез отказывался слушать про скульптуры, живопись и всякий бред. Он очень удачно приводил им в пример Симону, которая тоже хотела бы быть художником, но рассматривала это только как хобби.

Билл не спорил с отцом, хотя Том и настаивал, пытался его убедить. Он пытался сам поговорить с Гордоном, но тот лишь посмеивался и отмахивался от них обоих, как от мух. Билл ходил грустный в дни, когда начинались подобные дебаты — он смотрел в окно и говорил, что это к лучшему, ведь он всё равно не смог бы оставить отца и его мастерскую. Тома это бесило просто до невозможности. Билл мог бы ослушаться, поднять бунт — в нём был стержень. Но вместо этого друг лишь покорно опускал ресницы и говорил, что «так лучше». Том не имел понятия — кому лучше, если только эгоистичному и не думающему о своем сыне Гордону.

Он гнал от себя страшные мысли о том, что им с Биллом, возможно, придётся расстаться, когда закончится последний год обучения. В это было невозможно поверить — после стольких лет рядом, за одной партой, в одной жизни.

— Билл, я правда не понимаю, — в один из вечеров Том валялся на кровати у друга дома. Это был последний выходной октября, тридцатое число.

— Давай объясню, неразумный, — мягко улыбнулся Билл, копаясь в своем шкафу.

Завтра намечался Хеллоуин, и парень усердно выбирал наряд. Это была проблема номер один.

Разговор снова зашел о том же, в тысячный раз за последнее время, и в тысячный раз Билл старался делать вид, что он очень занят и не слышит разумных доводов. Мысль про то, что он может расстаться с самым близким человеком на свете рвала и его сердце, хоть он и не показывал этого.

— Я не понимаю, почему ты гробишь свою жизнь. Ты молодой, красивый парень, перед тобой все дороги открыты, — рассуждал Том, заложив руки за голову.

— Мм, ты считаешь, я красивый? — услышал самое важное Билл. — Красная или чёрная? — Он приложил по очереди две футболки к груди.

— Лучше без, — запорол выбор Том, за что тут же получил тычок коленкой.

— Ну Том, ну помоги, не вредничай. Завтра последний школьный Хеллоуин, а ты даже не собираешься!

— Вот именно, времени до конца года в обрез, а ты про футболки думаешь, — Том строго посмотрел на него.

— Ну ты чего разнылся. Ну времени ещё навалом… Завтра всё равно ни о какой учёбе речи не пойдёт, все уроки будут сорваны!

На этих словах Том взял Билла за руку и потянул к себе, старший из мальчиков только и успел, что сжать вешалки и постараться не потерять баланс.

— Почему с тобой так сложно? — Том навалился на него сверху, прижимая своим весом к кровати.

— Том, не делай так, мы же договорились. Я возбуждаюсь, — напомнил Билл об их общей договоренности.

Том ткнулся ему носом в шею. Это была их общая очень большая проблема, которую они пока не решались преодолевать. Хотя перейти к следующему шагу иногда хотелось неимоверно. Сейчас Том подумывал этим воспользоваться. Его рука бессовестно проползла по узким джинсам брюнета и прошлась прямо по ширинке, заставляя Билла расширить глаза от изумления. Впрочем, он раскусил всё очень быстро.

— Ммм… ты действительно в отчаянии, раз других способов не осталось. Том перестань!

— Не перестану. С чего мне переставать, после того, как ты меня чуть не завалил на крыше?

— Я был пьян. Мне было жарко. А ты был такой красивый, без футболки… — Билл зажмурился от приятных летних воспоминаний.

Они с Томом тогда забрались к нему на чердак и перелезли на крышу дома, прихватив с собой пива и солёной рыбы, и провели весь день, поджариваясь на солнышке, как в детстве. Когда их обоих повело от алкоголя и присутствия друг друга, они едва не свалились с края, опасно катаясь и покрывая поцелуями тела друг друга. Однако Том до сих пор считал это изнасилованием, потому, что у него тогда встал так, что до конца дня никакие уговоры не помогали сбить возбуждение.

— Значит, я тебе нравлюсь, только когда ты пьяный? Ну спасибо! — притворно обиделся Том.

— Нет, ты для меня всегда самый лучший, — Билл приобнял его за плечи.

— Тогда почему ты не хочешь послушать мой совет?