Когда Том с Биллом, оглядевшись, вышли из укрытия, надежно спрятанного за стволами ели, то моментально попались в лапы соседям, живущим через пару домов. Ругаясь и вопрошая обоих парней — думают ли они вообще хоть иногда о своих родителях — чета Робинсонов развела ребят по домам.

Биллу повезло больше — его исчезновение не было замечено. Гордон срочно уехал на работу и вернулся поздно, не догадавшись проверить комнату сына. Симона же соседа в известность не поставила, пообещав себе всыпать сыну по первое число единолично.

Ругалась она долго. Наверное. Том со стеклянными глазами выслушивал все её претензии, но на самом деле не слышал ничего. Он подцепил жаркий бред, всего лишь раз коснувшись теплых губ лучшего друга и думал теперь лишь о нем. На крики «Где ты был? Я обзвонила все больницы, городской морг!» Том буркнул вялое «отвали» и ушел к себе, хлопнув дверью.

Он провёл два дня взаперти, бойкотируя даже призывы спуститься поесть. Лучший друг тоже не заходил. В связи с выходкой Тайлера у него дома царила предгрозовая атмосфера, потому он старался не усугублять ситуацию.

Вечером воскресенья хмурая Симона зашла в комнату сына, сложив руки на груди. Том сидел в наушниках за компьютером, вычитывая в Интернете статьи о научных исследованиях озоновых дыр. Миссис МакГрат простояла над его душой примерно пять минут, явно требуя внимания, но Том держался как спартанец и не дернул даже веком, чтобы посмотреть на неё.

Мать в изумлении изучала мальчика и не узнавала в нем своего некогда послушного ребёнка. Он стал таким недавно. Сложный характер и сложная ситуация, постоянное общение со свободолюбивыми друзьями — вот что сделало его таким. Симона уверилась в этом так же твёрдо, как в том, что день наступал после ночи.

Том хмурился. Он всё ещё не мог ей простить те слова, которые осели глубокой обидой за Билла на самом дне его души. Он собрал всю волю в кулак, чтобы не повернуться к матери и не сказать: “Что? Хочешь мне сказать, какой я плохой?” Вместо этого он смотрел в монитор и молчал.

— Том, ну почему с тобой стало так сложно? — наконец, промолвила Симона.

— Давай договоримся так, мам, — сын от злости сорвал с головы наушники. — Я не общаюсь с Биллом, но тогда ты бросаешь Карла. И мы живём с тобой спокойно, каждый на своей территории. Пойдёт?

Он прекрасно знал, что этого не случится ни при каких условиях. Симона от его тона аж приоткрыла рот. Она обернулась через плечо, метнув взгляд в сторону двери. Даже не оборачиваясь, Том знал, что она пришла не одна. В проеме наверняка стояло её лысеющее военное подкрепление по борьбе с трудными подростками.

— Том, это не то же самое! — начала было она.

— Мам. Это то же самое, Билл — мой лучший друг и очень близкий мне человек. Он будет рядом со мной, что бы ни случилось. Хочешь ты этого или нет. Конец истории, — отрезал Том.

Симона вышла из комнаты, поняв, что переговоры в таком тоне бесполезны. Она примерно представляла, что так оно и окажется — слишком уж дружны были мальчишки, и слишком сильно за это время изменился её сын. Материнское сердце обливалось кровью при мысли о том, что она на полном серьёзе могла принять такое решение — она тоже любила Билла. Но что еще тут можно придумать? Воспитание Гордона плодов не давало — за столько лет его борьбы с поведением Тайлера, он не сдвинулся ни на миллиметр в своем начинании. Слабого звена в этой цепи вообще не было — Билл держался за Тайлера, Том — за Билла, и расцепить их не могли даже очень прочные клещи.

Миссис МакГрат просто не знала, что делать. Её мальчик медленно становился таким же — безрассудным, своенравным, не задумывающимся ни о чём подростком и не останавливался на своем пути.

Том кипел злорадным ехидством. Он прекрасно знал, что всё равно останется в выигрыше. Билл был его соседом. Билл был его одноклассником. Билл был его другом. Билл приходил к Симоне на занятия по искусству. Никакого шанса избежать его общества — он будет рядом всё время, Том лишь уверился в этом сильнее.

Холодная молчаливая война дома капитально подстегивала его решительность. Мысли о Билле стали почти болезненно приятны, он смаковал их в моменты одиночества, заносил в свой дневник, однако в школе ему едва удавалось обмолвиться с Мёрфи парой слов.

Словно по негласной договоренности друзья старались не оставаться рядом без присутствия кого-то ещё — Том боялся, что у него просто рванет крышу, и он даст волю эмоциям прямо при всех.

Перерождённые отношения с лучшим другом оказалось очень сложно скрывать и тем более контролировать. Со временем Тому стало казаться, что Билл боится его. Он часто прятал глаза, когда замечал, что Том ловит его взгляд или сбегал куда-нибудь под любыми предлогами. Чем дальше уходил в прошлое поцелуй, тем тяжелее становилось молчание, Том хотел бы взять Билла за руку, отвести его в угол и спросить, что он надумал в своей чёрной голове, но пока не нашёл шанс сделать этого.

***

— Идём, Том, — спокойный голос матери оборвал его размышления, когда Том в очередной раз раздумывал о том, как начать диалог с Биллом. — Майк будет ждать.

Томас закатил глаза. Он решил, что может позже вечером всё же вытащит приятеля на прогулку, когда они вернутся от врача. Сидеть без его присутствия становилось просто невозможно.

Нужно было только отделаться от очередного малоприятного визита, который был назначен сразу, как только Симона узнала о повторившемся приступе.

***

— Привет, Том — улыбнулся ему доктор. Несколько седых прядей появилось в его волосах за эти годы. В остальном он не менялся, оставался все таким же типичным врачом: в очках и белом халате, с морщинками у глаз. — Рад тебя видеть.

Том не хотел грубить и говорить, что не может в данном случае ответить взаимностью. Он просто улыбнулся, проходя и садясь на свое законное место на кушетке.

— Ты с годами стал такой же красавец, как и твой отец, — неожиданно выдал врач, заставив Симону вздрогнуть от этих слов. Любые сравнения с Йоргом она воспринимала очень болезненно, хотя отрицать сходство было просто глупо.

— Майк, снова началось. Восемь лет ничего. И вот опять.

Врач кивнул.

— Я понял по твоему голосу, — невесело констатировал он. — Ну что ж, Том. Как обычно? — он кивнул на ширму.

Это значило, пришёл момент сезонной томографии. Том вздохнул и прошёл переодеваться.

— Ну, вот, сейчас сделаем тебе несколько тестов. Ничего такого страшного, — улыбнувшись, добавил врач, когда его подросший с годами пациент прошлёпал босиком по клеёнчатому полу к аппарату.

Сердце Симоны колотилось, пока она смотрела, как сына укладывают на платформу перед массивным томографом. Майк настроил прибор и взглянул на Тома через маленькое окошко.

— Ты в порядке, Том? Тебе нельзя будет двигать головой, пока мы будем делать фотографии вот этой большой камерой, — сказал в микрофон Брайтман.

— Неприятно, — поморщился Том. — Побыстрее бы уж. У меня скоро разовьётся клаустрофобия.

— Не бояться, ты же у нас солдат. Просто делай то, что я буду говорить, и представляй себе что-нибудь приятное. Сможешь?

У Тома даже появилась идея. Уголки его губ слегка дёрнулись.

— Готово, — пробормотал доктор себе под нос и щёлкнул переключателем интеркома. — Поехали.

Большой агрегат, зажужжав, ожил и повернулся вокруг своей оси. Сканер медленно начал вращаться вокруг головы мальчишки.

— Только пусть будет так, чтобы у него не прогрессировало заболевание, — взмолилась Симона, глядя на работающую машину.

Доктор скрестил на груди руки.

— Знаешь, я уверен, что тест не выявит никаких отклонений. Припадки могут повторяться и не отражаться на физическом состоянии. Том опять не избежал какого-то сильного стресса? — врач неотрывно следил за тем, чтобы мальчик внутри сканера лежал ровно и смотрел только перед собой.

— У него постоянно стрессы, — Симона нахмурилась. — В школе, перед поступлением в университет. Дома… у нас с ним очень испортились отношения в последнее время из-за Карла. Он считает его неподходящим. Плюс, его компания, с которой он постоянно впутывается во все непонятные истории, какие только можно найти в нашем городке.