— Привет Майк, — Симона вежливо улыбнулась, обняв старого друга и по совместительству лечащего врача своего сына. — Как дела?

— Со мной все в порядке. А вот у тебя вид что-то обеспокоенный, — он глянул на нее, возвращаясь к заполнению каких-то бумаг. — Впрочем, я это понял еще по твоему звонку в полтретьего ночи с просьбой срочно назначить прием.

Симона пожала плечами, опуская глаза, под которыми от нескольких бессонных ночей кряду залегали темные круги.

— Да. Не все так хорошо, — она кивнула на своего сына. — Ты бы мог осмотреть Тома? С ним случилось что-то странное.

Майк подмигнул парнишке, глянув на него с лукавой улыбкой.

— Тысячу лет не виделись, парень. Что с тобой стряслось?

Том пожал плечами.

— Если бы я знал, — неразборчиво пробормотал он.

Симона беспомощно посмотрела на старого друга. За несколько минут она ввела его в курс дела. Доктор Брайтман слушал очень внимательно, нахмурив брови. Все это было уже знакомо ему — точно такую же историю он услышал когда-то от молодого ученого — Йорга МакГрата, который пришел к нему пожаловаться на усиливающиеся головные боли, внезапные провалы в памяти и носовые кровотечения.

Выслушав Симону, доктор Брайтман похлопал рукой по стульчику рядом с собой, приглашая Тома сесть ближе. Мальчик нехотя послушался. Он прекрасно знал все эти процедуры. Сейчас ему посветят фонариком в глаз, потом проверят некоторые рефлексы. Потом зададут вопросы — все одни и те же, ничем не отличающиеся каждый год.

— Том, расскажи мне свою точку зрения. Как всё это произошло? — начал свой допрос доктор Брайтман.

Том поморщился — врач навел свой фонарик прямо в его правый глаз.

— Эм… — начал он, стараясь не жмуриться и не закатывать глаза в белый потолок. — Я не помню точно, когда я отключился. Мы убежали из дома, чтобы… просто прогуляться вдоль по улице, — он кинул взгляд на Симону, от которой исходили волны вящего материнского возмущения, но врач настойчиво повернул его лицо обратно на луч света.

— Потом мы шли по темноте, на северо-восток города. Потом мы… — голова от света фонарика, направленного в глаз, начала немного гудеть. — Шли по дороге… никого больше не было, только нас, четверо…

— Кто был с тобой? Ты помнишь их имена? — доктор продолжал свои вопросы, переключив внимание на другой глаз. В этот раз лицо его приняло озадаченное и серьезное выражение, что не укрылось от Симоны. Она сделала шаг вперед, чтобы понять, что он там увидел.

— Я… Был с Тайлером, Ханной и Биллом — моими новыми друзьями.

— Больше никого?

— Никого…

— Продолжай, — доктор выключил, наконец, свет, и взял Тома за руки, чтобы посмотреть на его ногти.

— Потом мы… шли вдоль по улице, кажется… пятнадцатая… — Том напрягся: в этом моменте память уже подводила его, и странное гудение усиливалось, будто рой очень злых пчёл по одной залетал в ухо.

— Дальше? — врач снова посмотрел юному пациенту в лицо.

— Ммм… — тот прикрыл глаза. Яркий свет начал его раздражать, — дальше… Я и Билл остановились, Ханна тоже… — головокружение стало очень ощутимым. Помещение уплывало куда-то, словно растворяясь в плотном тумане, — потом я помню ночь, какой-участок…

Начало не хватать кислорода, слова давались очень нелегко.

— Дальше… — доносился словно издали голос врача.

— Участок… мы стоим рядом, не идём никуда … — дышал Том, мечтая только об одном — чтобы холодные пальцы, которые казались ему теперь стальными когтями, прекратили сжимать его виски.

— Почему вы стоите, Том? Почему не идёте дальше?

— Я не помню … — прошептал он, с трудом узнавая свой голос.

Том попытался поднять руку и вцепиться в стул, но ослабевшие конечности не слушались его. Он не мог ухватиться за реальность, темнота засасывала его, как болото, как душный зыбучий песок. Глаза закатились, и он конвульсивно дёрнулся назад. Симона хотела подбежать к сыну, но врач сделал ей знак рукой, что всё в порядке, так и должно быть.

— Я не помню… Всё исчезает, и я лежу на земле. В лесу.

— Том, что было на участке, что ты видишь?

— Я вижу…

На этом моменте снова вспыхнула боль — живая, тяжелая, рвущая на части. Она электрическим током прошла по всей коре головного мозга, останавливаясь где-то в центре и вовлекая в свой водоворот полностью. Том ещё раз дернулся, издав протяжный сдавленный стон, и склонился набок, резко теряя сознание. Миг — и его тело растянулось на полу, под полным ужаса взглядом Симоны и невесёлым взором врача.

— Майк, да что же это… — миссис МакГрат подбежала к сыну. Вместе с доктором они перенесли мальчика на кушетку. Она вытерла тыльной стороной ладони горячие кровавые дорожки, капающие с подбородка Тома.

— Что с моим сыном?

— Симона, я думаю… — Майк покачал головой, — я боюсь это не сотрясение.

Он отвернулся в окно, соображая, как рассказать матери мальчика о результатах этого небольшого эксперимента.

— Он меняется. Вот чего я боюсь.

Глоток воздуха дался Симоне нелегко. Она положила ладонь на живот, словно испытала вдруг острую боль.

— Ты хочешь сказать он становится, как …

Доктор Брайтман погладил ребенка по холодному, бледному лбу, отводя его волосы в сторону.

— Он не мог не унаследовать болезнь, которую носили в себе всю жизнь и его отец, и дед, и прадед, — печально констатировал Майк.

— Ты ведь говорил проявление наступает в пять-шесть лет! А ему уже семь! С половиной!

Майк взял со стола какой–то пузырек. Он повертел его недолго в руках и, откупорив крышечку, с тихим бульканьем вылил несколько капель на марлевую повязку, которую достал из ящика. В комнате поплыл острый запах нашатырного спирта.

— Симптомы могли появиться и позже, если ничем не провоцировались ранее. Я сделаю ему томографию, прямо сейчас. Но, боюсь, это всего лишь подтвердит результат — у парня вяло прогрессирующая форма частичной амнезии, которая при дальнейшем развитии может принять очень опасные формы.

— Господи… — Симона закрыла руками лицо. Руки дрожали, сердце рвалось из груди, а во рту чувствовался металлический привкус. Она прикусила язык, когда ее сын упал без чувств.

— О, Господи, только не это! Только не Том, я не могу допустить, чтобы с ним случилось то же, что и с Йоргом!

Ужасные мысли, забытые воспоминания нахлынули потоком. Миссис МакГрат до сих пор помнила больные, полные ненависти глаза мужа. Он изменился настолько, что был готов убить даже собственную жену, не задумываясь о последствиях своих действий. В нём не осталось ничего от того человека, которого она когда-то любила. Он стал сумасшедшим, безликим манекеном, пустой оболочкой от человека.

Если Том станет таким же.. Если он тоже болен… Симона крепко сжимала пальцы, спрятав в них бледное лицо. Ей хотелось разорвать в клочки амбулаторную карту с записанным в ней страшным диагнозом. Ей не хотелось ни видеть, ни знать всего этого ненормального бреда, от которого она так долго бегала. Почему это происходило снова?

— Майк…Каковы шансы? Что он не станет таким? — прошептала миссис МакГрат сухими, лишенными крови губами.

— Есть шансы. Я хочу сначала убедиться, что у него нет кровоизлияний…

С этими словами врач поднес нашатырь к носу ребенка. Вдохнув его пары, Том закашлялся, попытался встать, но тут же рухнул обратно.

— Ч-что случилось? Я вспомнил? Сработало?

Том с трудом посмотрел на мать и доктора. Их лица были сосредоточены, а в глазах читался испуг. Брайтман побарабанил пальцами по своему колену и вызвал одну из дежурных сестер. Она отвела ничего не понимающего, ослабевшего и бледного мальчика в туалет, чтобы он умылся.

— Подожди, Симона. Когда он вернется, сделаем снимки, — тихо пробормотал Майк.

За многолетнюю практику к нему приходили с различными видами психических нарушений, но случай Тома и Йорга был, пожалуй, самым уникальным на его практике.

— Том, — обратился врач к перепуганному ребенку, когда его привели обратно, — сейчас мы сделаем тебе томографию, чтобы посмотреть изменения твоего мозга. Хорошо?