Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Так вы же сказали, что навестите меня в больнице. А если вы прождете еще дольше, я буду дома.

– Нет. Я не так сказал. Вы спросили: «Вы приедете еще раз навестить меня?» – и я сказал «да».

А не слишком ли я увлекся разбором слов? И, коль скоро речь зашла об увлечении, не выдаю ли я себя с головой вниманием, какое уделяю всякому и каждому слову в нашем общении. Может быть, она посчитает, что у меня просто фотографическая память. Может быть, она и не подумает, что я воссоздаю разговоры вместо сна.

– Мне сейчас скучно, – произнесла она. – Лежать в больнице такая тоска. Вы хоть представляете себе, как долго я уже тут?

– Хм. Нет. У меня со временем как-то не очень ладится.

– Ну так я тут целую вечность. Попала еще почти за месяц до операции. Пожалуйста, приезжайте ко мне завтра.

– Возможно, – сказал я.

– Так не годится. Обещайте.

– Нет. Обещать не могу.

– Но вы же уже это сделали. Вы мне уже дали обещание. Вы же не можете забрать обратно. Так нечестно.

– Постараюсь изо всех сил. Я стараюсь как могу, Вида. И это все, на что я способен.

– Почему это так трудно для вас? – спросила она.

Это меня разозлило. И больше, чем я мог себе представить. Какая-то ерунда, а мне пришлось объясняться. Столько сил попусту.

– Вам не очень-то ведомо горе, – сказал я. – Ведь так?

Сразу же молчание в трубке. Потом:

– Мне не очень-то ведомо горе? Вы так только что сказали? Это мне-то горе неизвестно? Мне?! Да это все, что мне вообще известно. Не ведомо мне как раз почти про все другое.

– Это многое объясняет в таком случае, – заметил я.

– Что объясняет?

– Возможно, почему вы с трудом распознаете горе, когда сталкиваетесь с ним.

– Обещайте мне, что приедете.

– Хорошо, – отозвался я. – Обещаю.

Какой же я идиот! Раньше я таким не был. Или по крайней мере уверен, что не был. Зато теперь – стал. Это одно из весьма немногого, что мне известно наверняка.

Следующим вечером я доехал до больницы и встал на автостоянке.

А дальше – ни-ни.

Был довольно поздний вечер, что само за себя говорило: время посещений уже заканчивалось. У меня в запасе оставалось всего около пятнадцати минут.

Солнце нельзя сказать чтобы стояло все еще высоко, но того, что оно заходило, тоже не скажешь. Оно сияло над больничной кровлей, слепя мне глаза. Я прикрыл их ладонью, что не очень-то помогло, если вообще подействовало.

Понял: в здание я не войду.

Поднял взгляд на окно, любое из которых могло быть ее.

Поймал себя на том, что стал дышать осознанно: напоминал самому себе о каждом вдохе-выдохе, да так сосредоточенно, будто иначе организм мог бы разойтись по швам (готов поклясться, что это было недалеко от истины), и тосковал по дням, когда дышал вполне естественно, совсем о том не думая.

В раме одного из окон виднелась какая-то фигурка. Пациентка, посетительница. Откуда мне знать? Я стоял не настолько близко, чтобы увидеть. Могла бы быть даже Вида: нет доказательств, что не она. Только, похоже, шансов на такое совпадение не было.

Потом до меня вдруг дошло, что эта фигура меня видит куда лучше, чем я ее: меня-то солнце заливает ярким светом и глаза мне слепит. Предположим, это была она. Вида или нет, только я почувствовал себя уязвимым. Обреченным на неудобство. Мне вдруг показалось, будто шагаю по не совсем замерзшему озеру. Чувствую, как подается лед. Гадаю, не станет ли следующий шаг тем, когда я провалюсь. Под воду уйду.

Залез обратно в машину и поехал домой.

Я либо жуткий трус, либо наконец-то образумился. Зависит от того, кому, Виде или Майре, дать право вынести решение. А если бы такое право было у меня? У меня либо собственного мнения не бывает, либо я разрываюсь. Либо мнение мое разрывается.

Полагаю, это за посещение не засчитывается.

И, как мне кажется, не считается, что обещание сдержано.

Вида позвонила мне из больницы. Было еще рано – для нее. До девяти часов.

Я все это время не сидел дома.

– Я вас видела, – сказала она.

– Могли и ошибиться.

– Нет. Я не ошиблась. Я в окно смотрела. Я всегда в окно гляжу. Единственное, куда я еще в силах смотреть. Мне даже эти жуткие больничные стены видеть больше невтерпеж. Они меня с ума сводят. Они меня убивают.

– Вы скоро будете дома.

– Я видела вас на стоянке. Почему вы не пришли?

– Трудно понять, что видишь в такой дали.

– Откуда вы знаете, с какого расстояния я вас видела?

– Вида, я устал. Я собираюсь ложиться спать.

– Почему вы не пришли?

– Мне незачем объясняться перед вами.

– Но вы же обещали, что придете.

– Это мне урок на будущее.

– Так нечестно. И если вы скажете, что вся жизнь нечестная, то я завизжу.

– И не собирался такого говорить.

– Что ж тогда вы собирались сказать?

– Собирался сказать: «Спокойной ночи, Вида».

– Вы знаете, что я вам снова позвоню.

– Да, – ответил я. – Это я знаю.

Дорогая Майра,

наверное, мне следовало послушаться вас. По-моему, вы были правы.

Любящий вас

Ричард

P.S. Впрочем, на самом деле я не считаю, что все это связано с вопросом, который я вам задал на похоронах. Не думаю, что я настолько потерян, что уверовал, будто вся любовь, какую Лорри накопила за целую жизнь (в особенности любовь ко мне), все еще обитает в сердце. По-моему, тут западня попроще. У Виды есть частица Лорри. Настоящая частица женщины, которую я люблю. Внутри. Живая. Бьется. Она ее носит. Разве это оставило бы кого-то равнодушным?

Надеюсь на это. Хочется верить, что хоть я и полностью растерялся, но я не совершенно потерянный.

Кстати. Сказанное мною про связь с сердцем – это правда. Насколько я знаю. Во всяком случае, в определенной степени это правда. За исключением того, в чем это неправда. Если исключить рассмотрение в свете того своеобразного феномена, при котором что-то может быть правдой и неправдой одновременно.

Боже праведный. Послушайте меня. Я стал адвокатом конфликтующих реальностей. Или, может быть, это избыточно. Может быть, только такого рода адвокаты и существуют.

Боже, помоги нам всем.

P.P.S. Сегодня я сложил в коробки одежду Лорри. Только и всего. Надеюсь, вы не ждали от меня большего. Просто уложил все в коробки. Перетянул их клейкой лентой поверху. Я не вынес их из дому или еще что. Этого мне никогда не сделать.

Будем разумны.

Ричард, дорогой,

поверь, пожалуйста, что мне нет никакой радости оказаться правой в таком деле.

В твоих объяснениях есть смысл. Часть из них даже правдива.

Только мне все еще не дает покоя один вопрос: а как быть с той пожилой женщиной, которой достались роговицы Лорри? Почему ты не отправляешься заглянуть в ее глаза?

Взаимно любящая тебя

Майра

P.S. Интересное совпадение. Ты паковал коробки и стягивал их лентой. Я же разрезала скотч на коробках и выкладывала из них все. Ну, из одной коробки, во всяком случае. Сегодня прошлась по чердаку и нашла целый ящик с фото девочек в детстве. По-моему, больше, чем на половине из них есть Лорри, снятая еще ребенком. Разумеется, они очень много значат для меня, и я бы никогда не смогла расстаться с ними целиком. Но готова поделиться ими с тобой.

Майра,

о да, прошу вас! Прошу, все, что сможете подарить мне. Столько, сколько сами позволите себе отдать, благодарю вас. Это так много значило бы для меня.

Понимаете, я тяну со своей стеной. Позавчера пошел на гаражную распродажу и накупил целый ящик фоторамок самых разных размеров. В большинстве 8×10[4], но вообще-то всего понемногу. Выбор велик, а набрал я всего почти даром. Цены классической гаражной распродажи. Что немаловажно, поскольку, само собой, я не работаю.

Пока нес покупки до дома, то в тот момент был почти счастлив. В общем.

Зато потом пришел домой и выяснил, что у меня совсем немного фото без рамок. Я не позаботился проверять. Хотелось думать, что мои фотозапасы неисчерпаемы. Бездонны. Едва не до того доходило, что я себя обманывал, полагая, будто еще больше фотографий появится, словно бы по волшебству, на дне темного ящика комода или на компьютере.

Едва, но не доходило. Уж не настолько я плох.

Глупо, да?

Я тянул с добавлением фотографий на стену. Дошел до одной в день. И я понимаю, прозвучит безумно, но меня ужасал тот момент, когда мне придется остановиться. День, когда я увижу, что не осталось фотографий, которые следовало поместить в рамку и повесить.

Я чувствую себя сумасшедшей Сарой Винчестер, построившей свой безумный Таинственный дом Винчестеров[5] (неприятно близко к месту, где я жил), чтобы задобрить призраков всех душ, погибших от пуль, вылетевших из винтовок «винчестер». Все достраивала и достраивала его, совершенно не желая завершения из страха перед тем, что произойдет, если она когда-нибудь прекратит строить.

Не знаю, что, по ее мысли, должно бы произойти. То есть не совсем правда, что не знаю. Должен знать, как и любой, кто работал там гидом, когда учился в старших классах (Майра, я вам об этом когда-нибудь рассказывал?). Я до сих пор наизусть помню свои пояснения экскурсантам по всему маршруту. Но я не могу вам сказать, что в действительности было у сбрендившей старухи на уме и каких бед она боялась, если когда-нибудь остановится.

Знаю только, что был бы по-настоящему признателен за фото Лорри.

Что бы я без вас делал, а, Майра?

Премного благодарный и сильно любящий вас

Ричард

P.S. Сегодня позвонил Роджер. Из университета. Похоже, ему хочется, чтобы у моего отпуска уже появилась конечная дата. Как будто я могу попросту, невзирая на горе, определить день, когда полегчает до того, что я снова смогу работать. А еще полагаю, он хотел, чтобы я взял да и огласил ему эту дату. Все это совершенно нелепо, но в то же время и полностью подавляет. Под конец нашего разговора я раз-другой только что трубку не бросал. Может быть, мне понадобится новая работа, когда я буду готов возобновить преподавание. Или, возможно, он проявит понимание. В данный момент не нахожу в себе ни клеточки, которая пришла бы от этого в волнение.

P.P.S. Еще раз благодарю за фото. За все, какими вы позволите себе поделиться.

вернуться

4

То есть 8 на 10 дюймов, или 20 на 25 см.

вернуться

5

Загадочный и мистический дом, самая известная достопримечательность городка Сан-Хосе (Калифорния, США). В 1884 году дом был приобретен Сарой Винчестер, вдовой Уильяма Винчестера, сына Оливера Винчестера, изобретателя знаменитой винтовки. После смерти мужа Сара съездила в Бостон к медиуму, который «пообщался с духом ее покойного супруга». Дух усопшего якобы сообщил, что злоключения Сары (смерть единственной дочери вскоре после рождения, относительно ранняя смерть Уильяма) связаны с тем, что на семье лежит проклятие погибших от винтовки, созданной Оливером. Дабы избежать дальнейших проблем, женщина должна была построить особый дом, в котором духи не смогут навредить ей.

12
{"b":"597117","o":1}