Но за газ придет огромный счет… Дэйзи уже повернулась к Мюриэл, чтобы попрощаться, как в глубине гостиной послышались шаги.

Оливия Блейз была сама элегантность. Правда, когда она подошла ближе, стало понятно, что желтое платье-пальто короче, чем требует мода, и сшито из дешевого джерси, и все же выглядела она, без сомнения, шикарно. Дэйзи подумалось, что все дело в походке, мягкой, грациозной, полной сдерживаемой жизненной энергии. Наверное, она будет так же хороша, даже если на нее надеть мешок. Гладкие темные волосы, стриженные под каре, и заостренные черты лица придавали ее облику мальчишеский задор. Люси всегда восхищалась фигурой Оливии и прочила ей блестящую карьеру модели, если с пением не выйдет.

Увидев стоящих в холле, Оливия скривилась.

Кокрейн выступил вперед:

– Оливия, позвольте, я вас подвезу.

– Что ж, подвезите, – небрежно отозвалась она. – Все лучше, чем на автобусе.

За ней тяжело брел Роджер Абернати, лысоватый тучный мужчина средних лет в очках с толстыми линзами и роговой оправой. Лицо его искажала боль, а губы приобрели синеватый оттенок.

– Роджер! – бросилась к нему Мюриэл. – Опять слишком быстро поднимался по лестнице! Присядь. – Она взяла его за плечи и подвела к стулу в холле.

Оливия резко обернулась:

– Боже, это я виновата. Так торопилась избежать… вот этого. – Она махнула рукой в сторону Кокрейна и Беттины. – Чем помочь, мисс Уэстли?

– Он не принял лекарство. – Мюриэл пошарила во внутренних карманах сюртука Абернати. – Мисс Блейз, будьте добры, принесите пузырек с таблетками из ванной комнаты и стакан воды.

– Я сам виноват, – пробормотал Абернати, когда Оливия проскользнула мимо него, на ходу бросив сочувственный взгляд. – Уже лучше.

– Когда будешь в состоянии, Роджер, – раздраженно бросила Беттина, – поможешь мне с Liber scriptus[4].

– Конечно, любовь моя. – Ни от кого из присутствующих не укрылось почти собачье обожание, с каким Абернати посмотрел на свою красавицу-жену.

Она исчезла в гостиной, с грохотом захлопнув за собой дверь. Почти сразу же оттуда раздались фортепианные аккорды, и великолепный высокий голос пропел Liber scriptus proferetur[5], с легкостью взяв сложную квинту в конце.

Тем временем вернулась Оливия Блейз с лекарством. Кокрейн застыл на пороге, не зная, то ли прямо сейчас избавить всех от своего явно нежелательного присутствия, то ли еще немного задержаться. Дэйзи подумала, что ей-то уж точно давно пора откланяться.

– До свидания, Мюриэл, – сказала она. – Благодарю вас!

Занятая открыванием пузырька Мюриэл рассеянно улыбнулась:

– Увидимся позже, Дэйзи.

Дэйзи поспешила в свой маленький домик по соседству и почти бегом спустилась в тесную полуподвальную кухоньку. Там она отмерила муку и сахар, как советовала кухарка Мюриэл, и принялась энергично взбивать яйца.

Спустя час Дэйзи сидела за кухонным столом, чаевничая с миссис Поттер, приходящей служанкой, и тут в дверь позвонили.

– Встаю я, значит, и говорю ему: «Да нипочем такого не будет», – закончила женщина свой рассказ и, допив переслащенный чай, грузно поднялась на ноги. – Я открою, мисс. Все равно еще в ванной помыть надо. А вы, смотрите, не трогайте пока духовку-то, а то вместо пирога подарите Люси лепешку, уж я знаю, что говорю.

Ее тяжелые шаги раздались на лестнице. Дэйзи в нетерпении уставилась на духовку. Если приоткрыть только на щелочку, ничего ведь не будет? Но кухарка Абернати тоже говорила, что открывать нельзя, а если все испортить, Люси будет смеяться, ведь Дэйзи уверяла ее, что печь бисквиты – проще простого.

– Это мисс из соседней квартиры! – прокричала сверху миссис Поттер.

– Не поднимайтесь, Дэйзи, я сама к вам спущусь, – раздался голос Мюриэл.

На ступеньках послышались легкие шаги.

– Я принесла билеты.

– Спасибо, Мюриэл. Вы душечка. Извините, я тогда убежала, не хотелось мешать. Я бы осталась, если бы требовалась помощь, разумеется.

– Нет-нет, что вы. У бедного Роджера слабое сердце, ему просто нужно вовремя принимать лекарство. Носить с собой, а он забывает. Бетси знает, что приступы не опасны, – добавила она в защиту сестры.

Дэйзи, чье мнение о Беттине увиденная сцена только укрепила, тактично ответила:

– Рада, что болезнь мистера Абернати не настолько серьезна.

– Я тоже. Он всегда был очень добр ко мне, – впалые щеки Мюриэл порозовели. – Простите, что вы, что вам… боюсь, нам всем было неловко.

– Вы имеете в виду вашу сестру, господина Кокрейна и мисс Блейз?

– Да, видите ли, мисс Блейз ожидала, что партия меццо-сопрано в «Реквиеме» достанется ей, а ее получила Бетси. Вот она и досадует.

«Это еще мягко сказано», – подумала Дэйзи. Надеясь услышать продолжение истории, она предложила:

– Выпьете со мной чаю? Заварка перестояла, но я заварю еще.

– Я бы с удовольствием, – с сожалением ответила Мюриэл, – но мне пора возвращаться. Берил выходная, некому открывать дверь. Не провожайте. Не хочу отрывать вас от выпечки. М-м-м, как вкусно пахнет!

– О боже, я забыла про время! – Дэйзи бросила взгляд на часы. – Уфф, еще пять минут. Если бисквит выйдет съедобным, непременно заходите завтра на чай.

– С удовольствием. В четыре подойдет? Бетси не будет дома с обеда и до вечера.

– Увидимся в четыре, – согласилась Дэйзи, подавляя желание сказать, что она имела в виду утреннее чаепитие. Тогда Мюриэл расстроится. Раз она позволяет сестре помыкать собой, это ее дело.

Бисквит вышел недурным, значит, первую попытку можно счесть удачной. Слегка подгоревшие края Дэйзи срежет, а небольшую впадинку наверху заполнит вареньем. Оставив бисквит остывать, она взяла билеты и отправилась в ателье Люси во внутреннем дворике.

Буквально за ночь расцвели кусты форзиции, расплескавшись фонтаном золотых брызг по краснокирпичным стенам бывших конюшен. «Вот бы какой-нибудь изобретатель придумал быстрый способ делать качественные цветные снимки», – подумала Дэйзи.

Маленькое ателье было завалено фотоаппаратами, треногами, рулонами с фоном, реквизитом. На столе в углу высилась стопка фотографий и счетов, как оплаченных, так и нет, а под ними виднелся краешек открытой записной книжки. Люси иногда заговаривала о том, чтобы провести телефон; хотя если бы он был, то, скорее всего, служил бы вешалкой для черной накидки, которой фотографы накрывают голову. Вот уже много лет Дэйзи недоумевала, как человек, который умудряется вынырнуть из-под накидки с непотревоженной прической, может мириться с таким беспорядком.

– Люси?

– Я в проявочной, дорогая. Минуточку.

– Хорошо. – Дэйзи села за стол и принялась сортировать бумаги. Она помогала подруге, когда у той было особенно много заказов, поэтому знала, куда что складывать.

Перебирая бумажную кучу, она наткнулась на фотокарточку Беттины и ее мужа. Беттина сидела на стуле, Роджер Абернати стоял позади и смотрел на жену с такой глупой, полной обожания улыбкой, что Дэйзи передернуло. Как слащаво! Некоторые мужчины не видят дальше золотистых кудряшек… или золотого голоса. Она сунула карточку в самый низ.

К тому времени, как Люси вышла из проявочной, бумаги на столе были сложены в аккуратные стопочки. Люси уже сняла белый халат и причесала темные стриженые волосы, на руках белых и ухоженных – ни единого пятна от реактивов. Высокая и стройная, с янтарно-карими глазами, Люси ни за что бы не надела вышедший из моды наряд, хоть и была столь же ограничена в средствах, как и Дэйзи. Одежду она шила себе сама, а на ткань и отделку тратила ничуть не больше, чем Дэйзи – на книги и граммофонные пластинки. Самая нарядная шляпка Дэйзи из уцененного отдела универмага «Селфридж» неизменно повергала ее в ужас.

– Ты – ангел! – воскликнула Люси, увидев порядок на столе. – Но право же, не стоило.

– Я все равно просто сидела и ждала, а смотреть на это уже невозможно.