Затем — дамы с кавалерами. Шийла и Рэй говорили о книгах. По мнению Шийлы, у Рэя, пожалуй, слишком утилитарный подход.

— Я знаю, — сказала она, — что принято сравнивать Филдинга с Ричардсоном, а Диккенса с Теккереем, но, по-моему, это мало что проясняет.

Хорошо ей, подумал он, делать заявления типа «к черту Ливиса, все равно Конрада читать невозможно» — ей-то не надо сдавать экзамен. В целом, однако, фигуры танца давались им легко, и оба испытывали законную гордость. Кэроле и Эрику было куда труднее. Эрик полагал, что Кэрола, в общем, ничего себе крошка, только тяжеловата, как пудинг на говяжьем жире, и лицом уж больно похожа на этот самый пудинг. А она тщетно пыталась не презирать его за пошлость. Впрочем, и они неплохо справились с задачей, вознося похвалы Рэю и Шийле, в то время как улыбки не сходили с их раскрасневшихся лиц.

Наконец — все в середину с рассказами о приключениях военных дней, иными словами — общее веселье.

Рождество бывает не каждый день, и поэтому выпили «за отсутствующих друзей». И каждый в одиночку мысленно вернулся в душную атмосферу семейного рождественского ритуала, из которой им удалось бежать.

— За отсутствующих друзей, — сказала когда-то мать Кэролы, подняв бокал имбирного вина. — Добавлю, что их отсутствие в молельне сегодня утром достойно сожаления.

— Если ты о Пенелопе, — отозвалась тогда Кэрола, покраснев до самого воротничка своей школьной формы, — так она каталась на коньках. Ведь не каждую же зиму река замерзает. Неужели это так страшно? Один-то раз?

— Большое начинается с малого, доченька. Здесь уступишь, там уступишь — глядь, а уж ничего не осталось.

— За отсутствующих друзей, — фыркнув, произнесла бабка Шийлы. — Шийла, поди, думает о своих Маггинсах или Фаггинсах, как бишь их. Хороша компания — голь перекатная.

— Полно, мама, — вступила в разговор мать Шийлы. — Теперь так не говорят. Впрочем, Шийла, эти твои друзья и в самом деле не бог весть что.

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать, — воинственно ответила Шийла.

— Я думаю, ты все понимаешь, милая. Существует определенный уровень, что называется изящная жизнь, а это не так мало. Ужасно было бы все это бросить, если только ты не вполне уверена, что игра стоит свеч.

— За отсутствующих друзей! — возвестил отец Рэя. — За парней из интернациональных бригад, и долой политику невмешательства! — Рэй почувствовал, как у него воротник прилипает к шее. Он, конечно, против Франко, но зачем об этом сейчас. И как это все сентиментально!

— За отсутствующих друзей, — сказал брат Эрика, спекулянт. — И избави нас господи от таких друзей, как у Эрика!

Что ж, теперь отсутствовали их семьи, а друзей они сохранили наперекор классовым оттенкам. Проделав в памяти эти одинокие па своего детства, они ощутили прилив теплоты друг к другу. Пусть они далеко не совершенны, но их дружба покоится на едином отношении к жизни — терпимом, полном оптимизма и ни в коем случае не антиобщественном. Эрик включил радио, дабы развеять последние грустные мысли. «Веселья час, веселья час настал для нас с тобой», — заливался певец. В эту-то минуту Рэй впервые потерял самообладание. Внезапно выключив радио, он сказал:

— Прости, этого я не выдержу. — Чтобы как-то замять происшествие, остальные, почти не думая, обратились к знакомой теме.

Кэрола заговорила первой: она чувствовала себя обязанной оправдать Рэя:

— Мне кажется, жизнь среди этих болот Рэю совсем не на пользу.

— Здесь безумно уныло, — подхватила Шийла. — Поэтому, наверно, все и сидят по своим углам.

— Именно, — продолжила Кэрола. — Организовали бы хоть драмкружок, что ли. — И она взяла Рэя за руку, потому что они познакомились в армейской самодеятельности.

— Такое впечатление, что все ходят сонные, — сказала Шийла.

— Сонные! — включился Эрик. — Да у них трехнедельный труп сойдет за первого заводилу.

Все ждали, когда заговорит Рэй. Обычно его энергия и твердая вера в себя выводили их из подобного настроения. Но теперь его голос прозвучал глухо, как из могилы.

— Так голо на этой равнине, — сказал он.

Кэрола вновь ощутила потребность в решительных действиях на благо общества.

— Ну так что ж, — бодро проговорила она, — мы-то здесь долго не задержимся.

— Это уж точно, — отозвалась Шийла. — Эрик ждет только решения об арбитраже, чтобы подать заявление.

— Именно, — сказал Эрик. — Да и министерство, как ни крути, скоро переведут обратно в Лондон. Децентрализации — конец… — Он умолк, не договорив. В этом, возможно, не было никакой логики, но упоминание о Лондоне всякий раз наводило его на мысль об атомной бомбе. Он весь вечер хотел о ней заговорить, но сдерживался из-за данного Шийле обещания. Теперь они особенно напряженно ждали, что скажет Рэй, но тот просто смотрел в пространство.

— Мне пришла в голову страшная глупость, — проговорила Кэрола. Она должна была что-то сказать, чтобы отвлечь их от молчания Рэя. — Мы не могли бы снять со стены зеркало, Шийла?

Конечно, милая, но зачем?

— Ну… это было в одном журнале. Если украсить зеркало омелой в рождественскую ночь, то в нем вроде как отражается будущее.

— Надо попробовать! — воскликнула Шийла. Что угодно, только не бездействие, подумала она.

Даже Эрик выразил восторг.

— Что нам звезды говорят? Почему бы и нет? Я — за.

Но когда Шийла посмотрела в зеркало, она ничего не разглядела.

— У меня не выходит, милая, — сказала она. — Я всю жизнь была к этим вещам неспособна. Вижу только, как я похожа на королеву Елизавету. Ну и нос у меня.

Кэрола тоже не была уверена, но ей показалось, что зеркало слегка затуманилось и она увидела что-то страшно похожее на ребеночка.

— Сотни милых малюток Дидри, надо думать, — произнесла Шийла довольно резко.

— Аллилуйя! — заорал Эрик, едва склонившись над зеркалом. — Лана Тернер в четырнадцати экземплярах исполняет танец семи покрывал. А Макартуру, Дикину и Эрни Бевину дают пинка под зад. Это рай, тут уж не ошибешься. Открой ворота, господи, и я к тебе при-и-иду.

Все немало удивились, когда Рэй согласился сесть перед зеркалом, но он так долго сидел, не говоря ни слова, что они решили предоставить его самому себе.

— Ну, я пойду налью себе пивка, — сказал Эрик. Чем скорее кончится этот вечер, тем лучше.

Только когда они услышали, как Рэй всхлипывает, они наконец поняли, в каком он состоянии.

— Рэй! — воскликнула Кэрола. — Что случилось, дорогой мой?

Рэй обратил к ним невидящий взгляд: лишь в срезах, сбегавших по его щекам, казалось, теплилась жизнь.

— О боже мой, — произнес он. — О боже. Я видел пустоту.

Шийла была полна сочувствия.

— Бедняжка ты наш. Ну ничего. Иди сядь с нами. — Но Рэй продолжал плакать. — Тебе придется отвезти его домой, милая, — сказала Шийла.

Кэрола была вне себя от горя и стыда.

— Если ты не сочтешь это неприличным…

— Дорогая моя, — сказала Шийла голосом практичного человека, не терпящего паникерства, — беспокоиться не о чем. Он просто перетрудился. Но ты должна уложить его в постель и позвонить доктору Райсли. Я вызову такси.

Эрик не мог больше сдерживаться, он так долго подавлял свои апокалипсические мысли, что теперь, наконец, выпалил:

— Я знаю в чем дело. Рэй увидел будущее, в котором нас всех разнесло атомной бомбой. — Этот шутливый тон он никогда в жизни себе не простит. Но Рэй только покачал головой.

— Это все ваше дело. Я тут ни при чем. То, что я видел, касается меня одного. Я давно уже это чувствую — может быть, несколько лет, а теперь я увидев. Я увидел пустоту.

Смущение Кэролы достигло предела.

— Дурачок, — заговорила она, — никто ничего не видел. Шийла так и сказала, а Эрик просто пошутил. А я, сам знаешь, чего только не выдумаю.

Рэй в бешенстве набросился на нее:

— Замолчи! Какое мне дело, что ты там делаешь или говоришь? — И так же внезапно осекся. — Прости. Все это не важно, — тихо сказал он и уставился в камин.