Литмир - Электронная Библиотека

Тогда Игорь извлек из сумки бутыль французского:

— «Наполеон»! Кутузов! Сразись с «Наполеоном»! Вспомни восемьсот двенадцатый год! Сразись, Кутузов!

И он сразился.

Выпил полстакана «Наполеона», который почему-то оказался хуже, чем «Арагви».

Бильярдный зал превратился в каюту корабля, попавшего в шторм, — все шаталось и шумело, девушки постанывали в умелых руках Толика и Игоря.

— А мне вот Лида нравится, она девушка моей мечты, моя карамболька! — сказал Гектор Иванович, и тотчас она оказалась рядом с ним в обнимку, щекотала носом его ухо. Он оглупел и зачем-то спросил у нее:

— А что значит пумпонбанк?

— Пумпон! Пумпон! Ха-ха-ха-ха!

— Нет, я серьезно, я не понял.

— Комкомбанк, а не пумпон! Это значит комиссионно-коммерческий. Понял, Гек?

— Понял… Солидно!..

— Эх ты, пумпон! Сам ты пумпон! Причем, типичнейший.

— Да врут они, — звонко возразила Лида. — Комитет комсомола — вот что такое ихний комком. Ты что, Гек, не видишь, что ли, их рожи? Это же бывшие комсомолисты, а комсомольские денежки теперь в дело пустили, деловары! Они теперь буржуйчики. Все богатства в мире накоплены нечестным путем.

— В таком случае — айн момент! — Кутузов зыбко встал на ноги и проколесил в свою каморку за портретом Брежнева. В голове его вертелось: комсомолисты, мозги мускулисты, побольше ситчика моим комсомолкам! А как это — коммунистический союз молодежи? Теперь, стало быть, капиталистический? Капсомол? Нор-р-рально!

Портрет Брежнева поднялся на ноги и понес за собой пьяненького маркёра, который едва поспевал за ним, уцепившись за раму руками.

— Господа капсомольцы! Вот вам от меня подар-р-рочек!

— Леонид Ильич, дорогой! — Гостям понравился подарок, его поставили на обозримое место. Брежневу тоже понравилось — ему подносили коньяк, хотя пил его вместо бывшего генсека маркер Кутузов, которому вдруг стало безразлично, в какой степени он пьян. Марина густо намазала губы помадой и оставила на щеке Леонида Ильича жирный малиновый отпечаток, и это было дико смешно.

Стали танцевать под Патрисию Каас, но Кутузов уже танцевать не мог, ибо едва стоял на ногах, а Лиду он все тянул к себе и пытался поцеловать прямо в губы, она смеялась и говорила, что надо что-то сделать на бильярдном столе. Потом все стали раздеваться, а Гектора Ивановича зачем-то увели в его каморку. В каморке Кутузов лежал на полу и не мог встать. Он лежал и смотрел, как по потолку двигается люстра в каком-то бесконечном полете на одном месте. Так он лежал неизвестно сколько времени, хотя часы и показывали ему это время, но Кутузов провалился в некое безвременное пространство, хотя и оставался в сознании. Из бильярдного зала доносились вскрикивания и звуки музыки, кто-то заглянул к Кутузову, засмеялся и закрыл дверь, и, кажется, это повторялось несколько раз. Гектор Иванович все смотрел и смотрел в потолок, стараясь увидеть сквозь него звездное небо. Потом его что-то подвигло встать. Он встал и как-то отвесно выскочил из своей каморки с бешеным криком:

— Массе, господа!

В глазах его все ходило ходуном, он увидел на обоих бильярдных столах обнаженные мужские и женские тела, успел заметить, что Лида лежит на животе под Толиком, вытянув вперед руки и держась одной рукой за одну угловую лузу, а другой — за другую. Гектору Ивановичу стало очень стыдно присутствовать, и он поспешил скорее убраться вон из бильярдного зала, несколько замешкался, открывая дверь — она почему-то была заперта на ключ — наконец, открыл и выскочил пулей наружу. Он сбежал на заплетающихся ногах вниз по лестнице и в следующем обрывке сознания уже бежал по морю вдоль пляжа. Потом пляж подпрыгнул и больно ударил Кутузова по лицу остывшей галькой. Гектор Иванович почувствовал, как по лбу его побежала кровь из рассеченной брови, и провалился в пляж, как в дым.

Когда маркёр Кутузов очнулся, ночь уже заметно посветлела. Он сел, попытался смахнуть с лица что-то мешающее. Оказалось, это прилипшая к запекшейся крови галька. Отколупнув ее, он почувствовал боль, и кровь снова потекла по лицу. Гектор Иванович по-прежнему был сильно пьян и с трудом понимал, где находится и как тут оказался. Ему захотелось курить, он стал искать пачку — в карманах нет, а ведь была нераспечатанная пачка «БТ» в карманах брюк. А вот же она! Да скользкая какая! Он схватил пачку и стал пытаться открыть ее, но пачка шевелилась в руках, как живая, и никак не подавалась.

— Чортовы болгары! — выругался Гектор Иванович и стал уже зло тискать пачку, но целлофановая оболочка с нее никак не срывалась, и тут Гектор Иванович вдруг пригляделся и увидел, что в руке у него вовсе не пачка болгарских сигарет «БТ», а живая упирающаяся жаба, которой очень не нравится, что ее хотят распечатать и извлечь из нее сигарету. Кутузов отбросил ее в сторону, и жаба сделала несколько оскорбленных прыжков. Гектору Ивановичу показалось, что она оглянулась и посмотрела на него лукавым взглядом. «Да ведь это Гомуня!» — в ужасе подумал Кутузов, быстро встал и направился в сторону своего пансионата «Восторг».

Он еще проплутал какое-то время, цепляясь за обрывки сознания — в одном обрывке он шел по аллее роз, в другом — лежал около санатория «Дельфин», в третьем — разувался и шел босиком по звездному небу, в четвертом — снова стоял на пляже и громко ругался с морем, которое никак не хотело доставить ему удовольствие от купания и несколько раз сильной волной вышвыривало обратно на берег. Наконец, мокрый, босой, окровавленный, но постепенно трезвеющий Кутузов добрел до пансионата «Восторг» Министерства культуры Российской Федерации. Он стал рваться в главный корпус, но ему не открыли. Тогда он подошел к окнам бильярдного зала и увидел, что там горит свет и одно окно распахнуто настежь. В следующем обрывке сознания он уже переваливался брюхом в это открытое окно и грузно падал внутрь своего потерянного бильярдного рая.

Зал был пуст. Несмотря на сигаретный смрад и запах спиртного, все было прибрано. Во всяком случае, никакой мерзости он не увидел. Но память воскресила маркеру Кутузову всю виденную недавно страшную картину. Брежнев с жирным отпечатком женских губ на щеке смотрел с портрета на Кутузова очень печально, будто говоря: «Я видел здесь людей в костюме Адама и Евы». Гектор Иванович подошел к столам и сразу увидел, что с обоих содраны медные таблички фабрики Шульца. Вспомнилось про кий, хряпнувший в момент неудачного исполнения массе, подошел, взял его и обнаружил, что кончик кия отвратительно треснул. Кутузов почувствовал черную пустоту внутри себя, с тоскою оглядел бильярдный зал и промолвил одно только слово:

— Осквернено!

Глава девятая,

КОТОРАЯ СЛУЖИТ ЭПИЛОГОМ

Пожарные машины приехали в пансионат «Восторг» в седьмом часу утра. Пожарным удалось сбить пламя, рвавшееся из бильярдного зала в кинозал, но в клубе любителей шара и лузы сгорело все — кресла, диваны, роскошный шкаф и великолепные старинные шары фабрики Шульца. Сгорела и каморка маркёра Кутузова. Искали обугленный труп самого маркёра, но не нашли. Как он исчез? Видимо, через окно. И как не покалечился, прыгнув со второго этажа? В кустах под окном обнаружились четыре комплекта шаров, правда, не в полном количестве. Не хватало четырех белых, трех розовых, семи желтых и трех из слоновой кости.

Впоследствии несколько шаров обнаружилось у местных ребятишек после того, как одному из них его приятель разбил шаром лоб. Они были конфискованы и приобщены к следствию по делу Гектора Кутузова.

Поиски Гектора Ивановича долгое время не давали никаких результатов. Вахтерша главного корпуса призналась, что ночью, под утро, какой-то пьяный рвался в двери, она, естественно, не пустила, но, кажется, это был «Хектор». При таком повороте объяснялось отсутствие обугленного трупа. Неподалеку от санатория «Дельфин» нашлись ботинки Гектора Ивановича, но на этом какие-либо находки временно иссякли.

95
{"b":"596805","o":1}