— Кажется, у нас завязывается романтическое знакомство, — кокетливо покачала головой женщина. — И где? На ступеньках, чего это тут? — Она стала разглядывать вывеску у входа. — Журнал писателей России. «Наш современник».

Выкрутасов тоже обратил внимание на бронзовую вывеску редакции знаменитого журнала. Минин и Пожарский выпукло взирали на дождь и ураган, а Минин еще и рукой на стихию указывал.

— Скоро я постучусь сюда с одной интересной вещицей, — сказал Выкрутасов, имея в виду, что он изложит на бумаге тайну Льва Яшина и принесет в «Наш современник» для обнародования. То есть не саму тайну, а о том, что она есть и он ею обладает.

— Ты что, писатель? — тоже переходя легко на «ты» спросила Ма.

— А что, не похож? Только на шизика?

— Писатели и шизики — одно и то же. Знала я одного писателя. Ладно, пошли сохнуть. У меня дома никого нет. Только не вздумай сразу лезть. Я этого не люблю, когда сразу.

— Я тоже не люблю сразу, — ликовал Дмитрий Емельянович, вместе с Ма покидая временное убежище и углубляясь в какие-то темные дворы. Откуда-то сверху сорвало большой кусок жести и бросило прямо перед беглецами с угрожающим грохотом. Ураган, казалось, не собирается утихать.

— Прямо бомбардировка какая-то! — воскликнула Ма. — Ну ничего, мы уже пришли.

Глава третья

СПАСЕНИЕ

Даже в играх с самыми сильными соперниками я никогда не считал ничейный результат успешным. Шандор Кочиш

Она жила в маленькой однокомнатной квартирке на третьем этаже.

— Я, конечно, полная дура, но чутье подсказывает мне, что ты не жулик, — сказала она, впуская в свой дом Дмитрия Емельяновича.

— Скажу сразу, Ма, я — спортивный обозреватель, — объявил Выкрутасов, чувствуя себя на вершине счастья после столь головокружительного низвержения в бездну. — Я не богат, но и не беден. Когда окончится вся эта свистопляска за окном, я сбегаю и куплю все, что надо для небольшой пирушки. Надо же нам отметить наше романтическое знакомство.

— Слушай, не надо называть меня Ма, — поморщилась хозяйка квартиры. — Я так мать свою называю. Ладно уж — Марина. — Она протянула ладонь для рукопожатия.

— Дмитрий, — еще раз представился Выкрутасов, пожимая эту холодную узкую руку. Он уже был влюблен.

— Во что бы тебе переодеться? — озадачилась Марина.

— Как это во что! Омниа меа мекум порто, — похлопал Дмитрий Емельянович по чемоданчику. Он поставил его на стул и распахнул. Ураган, как выяснилось, проник и туда — содержимое чемоданчика немного подмокло, хотя и не настолько сильно, чтоб нельзя было переодеться. Дмитрий Емельянович извлек шорты и футболку сборной Англии цвета индиго, доставшуюся ему еще с прошлого чемпионата Европы, когда, играя в этих красивых футболках, англичане продули в решающем матче. Сейчас цвет индиго призван был восполнить то поражение и принести успех обладателю яшинской тайны.

— Можешь воспользоваться ванной, — сказала Марина. — Сейчас принесу полотенце.

Встав под душ, Дмитрий Емельянович испытал райское наслаждение. Изгнанный из прежней теплой жизни, он начинал находить удовольствие в жизни новой, зарождающейся, озвученной ураганом.

— Я назову эту атаку «ураган», — пробормотал он, прибавляя горячей воды. — «Русский ураган», — добавил он, чуть подумав.

Тут в мыслях его пробежала нехорошая крыса. Он вспомнил про доллары. Две тысячи долларов лежали у него в чемодане в портмоне из воловьей кожи. Отступные, выданные Лжедимитрием за то, что Выкрутасов покинет дом на Петровском бульваре в канун дня рождения Гориллыча. Дмитрий Емельянович отказывался от них как мог, но подлый Гориллыч сам вложил их в кожаное портмоне и всунул в чемодан. Выкинуть из чемодана бумажник с долларами у Выкрутасова сил не хватило. В конце концов, они по праву принадлежали ему в качестве возмещения морального ущерба.

Он поспешил вылезти из душа, вытерся и обрядился в светло-серые шорты и майку цвета индиго. Босиком вышел из ванной и счастливо выдохнул:

— Хорошо!

Марина, переодетая в красный шелковый халат, стояла около чемодана и разглядывала выкрутасовский паспорт.

— Ну и фамильичка! — рассмеялась она, увидев ополоснувшегося гостя. — Никогда бы не поверила, что такие бывают.

— А что тут такого? — обиженно пожал плечами Дмитрий Емельянович. — Между прочим, ты-то хоть знаешь, что такое выкрутасы?

— Выкрутасы они и есть выкрутасы, — усмехнулась Марина.

— Ну что же это по-твоему?

— Ну как что! Когда выделываются, жульничают, всякое такое.

— Темнота! — покачал головой обладатель смешной фамилии. — В старину выкрутасами назывался особо сложный, изощренный и искусный узор, самая лучшая и дорогостоящая вышивка. Понятно? В словаре Даля посмотри, если не веришь.

— У меня нет.

— Подарю.

— Подари, ловлю на слове, я давно хотела приобрести. Так, поехали дальше, Дмитрий Емельянович, — сказала она, перелистывая страничку в выкрутасовском паспорте. — Двадцать третье мая пятьдесят восьмого. Вам, значит, сорок годков недавно исполнилось. Гэ Светлоярск. Родились мы, значит, не в Москве. Светлоярское кружево. Русский. Молоденьким очень смешной был. А тут постарше. — Она перевернула страничку и посмотрела на вторую фотографию. — Здесь уже более похож на теперешнего. А подпись-то, подпись! Вот уж где и впрямь сложный узор! Так, семейное положение. Зарегистрирован брак с гражданкой Комовой Раисой Алексеевной. Зарегистрировано расторжение брака с Выкрутасовой Раисой Алексеевной.

— То-то и оно, что женишься на девушке, носящей собственную фамилию, а разводишься с женщиной, носящей твою, — вздохнул Выкрутасов.

— Ценное наблюдение, — признала Марина. — Так, дети. Детей нет. Почему? Не получилось или не хотели?

— Ладно, положи документ на место. Как там стихия? — Дмитрий Емельянович, снова загрустив, подошел к окну на кухне. В тяжелых сумерках двора продолжал хлестаться ураган.

— Ты гляди, не кончается! Сколько всего наломало-то.

— Прописка в порядке, — завершила Марина досмотр документа. Она бросила паспорт обратно в чемодан и подошла к Выкрутасову. — Чего загрустил, узор? Не грусти, счас коньяку хлопнем.

Она достала из шкафчика бутылку армянского, в которой оставалось меньше трети. Разлила в большие круглые бокалы.

— Я пью за стихию, бросившую нас в объятия друг друга! — приободряясь, воскликнул Дмитрий Емельянович.

— Не знаю, как насчет объятий, но за стихию можно, — чокнулась своим бокалом о бокал Выкрутасова Марина и выпила свой коньяк махом.

— Во дает! — воскликнул Выкрутасов и повторил ее подвиг. Внутри стало горячо и снова там воцарилось ощущение блаженства и предвкушение блистательных перемен жизни. На столе образовалась закуска в виде копченой колбасы и сыра.

— Ну, рассказывай, обозреватель, какой вид спорта ты обозреваешь? Спортивное кружево? Вышивание наперегонки?

— Угадала.

— А если серьезно?

— Футбол.

— Никогда не понимала, что вы, мужики, в нем находите. Мой муж, бывало… Что такой испуг в глазах? Расторжение брака зарегистрировано, можешь не волноваться. Так вот, бывало, как чокнутый уставится в телевизор и ничего вокруг не замечает.

Дмитрий Емельянович вспомнил про матч Голландия — Южная Корея, но тотчас сообразил, что не стоит просить посмотреть его, можно все испортить.

— Лучше футбола нет ничего на свете, — все же возразил он. — Один английский тренер сказал: «Некоторые думают, что футбол равен вопросам о жизни и смерти, на самом деле все гораздо серьезнее». Остроумно, правда?

— Не знаю, — пожала плечами Марина. — Жалко, что коньяк кончился. Я, кажется, все-таки разболеваюсь. Ты не мог бы сбегать на Сухаревку за ещем? Я тебе зонтик дам.

— Что с тобой попишешь! Ты — как стихия. Давай свой зонтик.

Он отправился «за ещем». Дождь значительно ослаб, да и ветер уже не назовешь ураганным, хотя деревья все равно продолжали сильно возмущаться. Всюду на улице виднелись следы разрушений, будто и впрямь после бомбардировки.