— В каком зубарике?
— Машина такая. «Субару» называется. Иномарка.
— Понял.
— Все, теперь умри.
Он почувствовал, как коробку стали вытягивать из фургона. Затем картонная космическая станция поплыла в сторону, а еще через какое-то время встала вертикально. Раздался шум открывающихся дверей лифта. Лжехолодильник втащили в лифт. Темнота, в которой сидел Выкрутасов, потекла вверх.
— Бред какой-то! — шептал Выкрутасов. Но отступать уже было поздно. Этаже на третьем или четвертом коробку вытащили из лифта. Где-то в отдалении прозвенел дверной звонок. Потом Дмитрий Емельянович услышал следующий диалог между Людвигом и Гингемой:
— Добрый денек! А вот и ваш «Электролюксик» прибыл!
— Какой еще «Электролюксик»?
— Холодильничек ваш, просим принять.
— От кого?
— То есть как от кого? От нас. Фирма «Закат».
— Ничего не понимаю.
— Как это ничего не понимаете! Вы холодильник заказывали?
— Зачем? Их у меня и без того три.
«Ни хрена себе!» — чуть не вслух произнес Выкрутасов. Меж тем шельмовская беседа продолжалась.
— Позвольте, позвольте! Вы — Ангелина Петровна Волкова?
— Ошибка, дорогие мои! До свидания.
— Позвольте! Адрес ваш — улица Щепкина, дом 5А, квартира 16?
— Адрес мой, но я никакая не Ангелина.
«Ясно, что ты — Гингема!» — усмехнулся Дмитрий Емельянович.
— Так вы что, платить отказываетесь?
— Да за что же платить, если тут явная ошибка и я никакого «Электролюкса» не вызывала. Он мне не нужен. У меня два «Сименса» и «Бош» превосходный.
— Ну здра-а-асьте!
— Вот вам и здрасьте.
— Что же делать-то?
— Ничего. Везите его назад в свою фирму.
— Легко сказать! Она у нас в Люберцах.
— Меня это не волнует.
— Постойте! Извините нас за такое хамство… Вы понимаете, нам с напарником сейчас на другой конец Москвы ехать, у нас там заказ еще один срочный. Можно этот ошибочный холодильник у вас постоит? Часиков пять, не больше. А вечером мы за ним заедем.
«Хоть бы отказалась!» — трусливо подумал Выкрутасов и сам устыдился своего малодушия.
— Не получится, — отвечала Гингема. — Я через полчаса ухожу и вернусь только завтра утром.
— Тогда мы завтра утром за ним и заедем, — настаивал Людвиг.
— Нет уж!
— Ну пожалуйста! Он ведь вам не помешает, если вы все равно так и так до завтра дома будете отсутствовать. А мы завтра прибудем за ним во сколько скажете. Войдите в наше положение.
— Даже не знаю…
— Мы вам заплатим.
— Да не надо мне ваших денег. Ладно, чорт с вами, затаскивайте. Ох, горе луковое. Никак у нас сервис на западный уровень не вылезет, сколько ни пыжится.
— Да и у них, за границей, тоже, поди, накладки случаются.
— Представьте себе, не случаются.
Лжехолодильник снова лег на бок, поднялся в воздух, вплыл в квартиру Гингемы.
— Вот здесь поставьте. Из-за вас мне теперь придется впопыхах краситься.
— Извините нас, ради бога! Спасибо вам огромнейшее. Во сколько нам завтра приехать за этим дураком?
«Сам дурак!» — чуть не крикнул Людвигу из своего черного космоса Выкрутасов. Его снова вернули в вертикальное положение.
— Постарайтесь завтра приехать за ним между девятью и половиной десятого утра. Ладно?
— Обязательно! Спасибо! До свидания! Желаем вам хорошо накраситься и отлично провести выходной день!
— Проваливайте уж!
Однако при всей ненависти к обидчице Марины Дмитрий Емельянович не мог не признать, что у Гингемы очень приятный, мелодичный и грудной голос, чем-то похожий на голос актрисы Скобцевой. Когда дверь захлопнулась, в голове у Выкрутасова пронеслась шальная ураганная мысль. А что, если выскочить сейчас и обо всем рассказать Гингеме? Бабенка-то богатая, не оставит без внимания такую любезность со стороны человекообразного «Электролюксика».
Дмитрий Емельянович легонько ударил себя кулаком в челюсть, стыдясь этой наиподлейшей идеи.
— Позови меня с собой, я пройду сквозь злые ночи, — напевала Гингема своим красивым голосом где-то не очень далеко. Видать, у нее был кто-то, кто мог позвать ее так, что она пройдет-таки сквозь злые ночи. Поди, к нему и собирается. Накрашивается. Выкрутасову смерть как захотелось хотя бы одним глазком увидеть эту женщину. Какова она? Так же хороша, как ее голос? Наверняка.
В душе у Дмитрия Емельяновича все перекрутилось и перепуталось. Столько потрясений меньше чем за одни сутки! Он вдруг почувствовал нестерпимое вожделение к этой женщине с тремя холодильниками и одним псевдохолодильником.
— Где разбитые мечты обретают снова силу высоты, — продолжал звучать ее дивный, волшебный голос.
Он представил себе, что она каким-то необъяснимым и чудесным способом очутилась тут, вместе с ним, в непроглядном мраке коробки. Не колышет, что здесь и для одного места мало.
Вот они сплелись телами, сплетенье рук, сплетенье ног… Она уже без одежды. Только стоя — очень плохо, надо бы, чтоб коробка на бок легла…
Тут случилось совсем непредвиденное. Выкрутасов, сам не заметив как, навалился на один бок коробки, коробка шатнулась и неумолимо грохнулась, перейдя в горизонтальное положение.
— Капец! — прошептал Дмитрий Емельянович. Все внутри у него омертвело. Дыхание пресеклось. Удивительно, как он не потерял сознания от ужаса и страха.
— Вот козлы! — раздался голос Гингемы. — Не могли как следует поставить! Ну что за народ! Ни работать, ни воровать не умеет. Еще скажут, это я уронила. Чорта я согласилась!.. Ну уж нет, поднимать не стану, пошли вы на фиг!
Неужели пронесло? Быть того не может! Еще некоторое время Выкрутасов опасался дышать, и лишь когда Гингема вновь запела, осмелился сделать вдох.
— Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце…
Скорее бы уж она смылась, сил больше нет, воздуху не хватает, сердце вот-вот лопнет, стучит, как злая ночь. Наконец, чувствуя, что сейчас умрет, Дмитрий Емельянович услышал спасительную фразу:
— Ну, «Электролюксик», до завтра, целую. Лежи и не балуйся тут.
Он даже испугался, не издевается ли она над ним, но следом за этими словами раздался звук открываемой и закрываемой двери. Но и после этого Выкрутасов не решался пошевелиться — а вдруг она разыгрывает его и только сделала вид, что ушла. Мгновения тянулись медленно, мучительно. Это был уже никакой не ураган, а тягостное и зловещее сползание остывающей лавы.
Внезапно внутренность коробки озарилась зеленым неоновым светом, взорвалась трелью. Дмитрий Емельянович вздрогнул всем телом и только потом сообразил, что это звонит и мигает лампочками мобильный телефон в его руке. Он нажал на нужную кнопку:
— Алле!
— Ты жив там, «Электролюкс» липовый?
— Жив.
— Мадам села в свой «порш» и укатила. Молнией действуй. Ждем тебя во дворе через три минуты. Напоминаю — красный «субару».
— Есть!
Засунув телефон в карман шорт, Выкрутасов попытался выдавить верх коробки. Ничего не получилось.
— Господи, помоги! — прокряхтел бывший политинформатор и на сей раз со всей силы ударил кулаком по картону. Ударил еще раз и только с третьего раза пробил. Стал рвать, раздирать плотную картонную массу, выбираясь наружу, как цыпленок из яйца. А в голове пронеслась дикая фраза: «Так рождается в муках новая и счастливая жизнь!»
— Фуххх! — выдохнул он, оказавшись опять в мире внешнем, где светило солнце и можно было дышать свежим воздухом. Он встал на ноги и произнес: — Хрен вам, а не три минуты. За сколько управлюсь, за столько управлюсь.
Он стал оглядываться по сторонам. Квартира, в которой он находился, обладала внушительным метражом и была обставлена на редкость изысканно и богато.
У Дмитрия Емельяновича аж дух захватило. Он переходил из комнаты в комнату, боясь даже считать, сколько этих комнат — пять, семь, одиннадцать? Всюду стояли роскошные кресла, диваны, антикварные столы и стулья, светильники и вазы, а на стенах развешаны разнообразные картины. Проснувшийся при появлении чужака рыжий кот был так огромен, что Выкрутасов поначалу принял его за рысь. Он очень враждебно смотрел на пришельца, и тому стало не по себе, он поспешил перейти в другую комнату и в следующий миг оторопел перед великолепной картиной, изображающей закат на море, прибой, бьющийся в скалистый берег, лодку в отдалении, тучи, не то уходящие прочь, не то надвигающиеся. Кот, следя за пришельцем, тоже вошел в эту комнату и внимательно наблюдал за его действиями.
